Страница 2 из 7
– Виталя, ты посмотри на себя! Ты летишь на дно и меня с собой тащишь. Как мне все это надоело! Посмотри, как люди живут, и как мы.
– Срать я хотел на этих людей. У них эра упаковки. Обгрызенное яблоко вместо мозгов. Нашла тоже мне, на кого смотреть! Они ж все копии копий. Без мнения и видения. Рты их чужие мысли произносят. Роботы в человеческом обличье.
– Зачем я вообще вышла за тебя замуж? У меня даже парень был, когда я тебя встретила в той кофейне.
– Ну и вали к своему парню. Купите по айфону, тачку в кредит, нарожаете с ним детей и будете воспитывать их. Превратишься в типичную яжмать, как все, и всё – жизнь удалась.
Женька заплакала.
Вот это я, конечно, зря ей про детей напомнил. Дело в том, что история нашей первой любви закончилась тем, что моя ненаглядная залетела в девятом классе. Рановато, не спорю, да еще если учесть, что у нее батя – бравый военный, верящий в ее целомудрие, а тут такой позор. Тогда-то они и переехали в другую часть, а Женьку заставили сделать аборт. Что-то пошло там не так. Я не очень разбираюсь в этих женских штучках. По итогу она больше не может иметь детей. Врачи так и говорили, что стоит верить в чудо, но оно никак не случалось. А я тут на больное, видать, надавил. Когда человек в гневе – и не такое выпалить может, уж простите! Люди причиняют боль тем, кого любят.
Я попытался подойти, чтобы обнять и успокоить ее, но дикобраз выпустил свои длинные иголки на метр.
– Как меня это все достало, Виталя! Не жизнь, а драма какая-то! Муж-алкоголик, детей нет. Планов нет. Работа – дом, дом – работа! Одна рутина и бытовуха, где радости и счастье? Где? А я тебе скажу. Нет их с тобой! И не будет!
– Я не алкоголик! – попытался вставить я, но диалога не вышло.
– Я хочу жить нормально, а не вот это все! Ты гребанный крючок в стену прибить не можешь! Я прошу-прошу, а ему насрать! – Женька вопила как припадочная. – Виталя, ты испоганил всю мою жизнь! Я развожусь с тобой! Это не шутка! Я серьезно!
– Жень, ну че ты вот начинаешь?
– Я уже закончила. Ты меня достал, Штольман!
Впервые за тридцать три года предо мной стояло чистое зло. Чистейшее. Ничем не прикрытое. Глаза ее были налиты кровью. В тот момент черти в аду отреклись от дьявола и встали в ополчение к моей благоверной. Думаю, она могла убить меня в тот момент. Я решил тихо удалиться, но тихо не вышло. В меня летела кухонная утварь, затем что-то в коридоре.
– Я разведусь с тобой, сволочь! – орала она мне вслед, когда я спускался по лестнице. Хорошо, что мне плевать на своих соседей, а то, возможно, было бы чуточку стыдно за этот спектакль одного актера. – Всю жизнь мне испоганил!
– Истеричка! Санитарам расскажешь, которые тебя в дурку упакуют! – крикнул я ей, но она, скорее всего, не услышала, зато услышало мое эго, которое успокоилось, ибо в этой словесной дуэли последнее слово осталось за мной.
Мне срочно нужно было выпить. Кажется, я дошел до красной черты. Не своей. Ее. За нее нельзя было даже наступать, а я заехал на танке, за что и поплатился. Надо было что-то делать! Ну не конкретно сейчас, а потом. Сейчас мне нужно было снять стресс. Эмоции и 500 рублей в кармане давили на душу.
В ближайшей «Пятерочке» я мог найти винно-водочный отдел с закрытыми глазами, несмотря на то, что он находился на втором этаже. Сложность выбора заключалась в ограниченности бюджета, ибо я не знал, что будет во втором акте Женькиного спектакля. Чекушка «Столичной» выглядела вполне презентабельно, да еще и за 179. В компанию к горяченькой просилась маленькая газировка за 21 рубль.
Тетушка на кассе дежурно пробила мои товары. Вот уж у кого с нервами порядок, так это у нее. Сколько тут дебилов за целый день пытаются вынести ей мозг на тему отличия цены на полке и в чеке или просрочки какой-то. Как же эти придурки не понимают, что все их негодование – не в адрес, но этим людишкам плевать, им лишь бы поныть и покачать права. А кому направить свой праведный гнев? Правильно! Да кто попадется! «Годзиллу против Конга» смотрели? Вот примерно так происходят эти битвы при кассе в «Пятерочке». Титаны бьются, а мир вокруг рушится. Сейчас рушился и мой мир, а Годзилла была единственным препятствием, что отделяла меня от водки. Нарываться на нее я не хотел, еще вот этого мне не хватало.
– Пакет брать будете? – равнодушно выдавала до дыр заезженные фразы из кодекса правоверного сотрудника «Пятерочки».
– Нет.
– Товары по акции не желаете?
– Нет.
– Карта «Пятерочки».
Точно! У меня ж есть карта, и на ней накопились какие-то баллы. Я ж своего рода тоже инвестор.
– А списать можно все, что там есть?
– Если есть! – кассирша пиликнула картой по терминалу. – 2010 баллов.
– А в рублях это сколько?
– 201 рубль, – закатив глаза сообщила мне продавщица.
– А можно все баллами оплатить?
– Можно!
– Тогда спишите все!
Вот так «Пятерочка» выручает. Спасибо, моя Годзиллушка! Я бы вознес тебя на руках, если бы смог поднять. Довольный, я покинул магазин. В целом был бы счастлив, если не учитывать общий антураж сегодняшнего утра. Вселенная не так уж ко мне и неблагосклонна. Пить на лавочке у своего подъезда я не рискнул. Возможно на горизонте появление психованной женщины в образе Женьки. Она и прибить в гневе способна. А я так-то не написал еще свой лучший роман. Это не тот случай, когда писателя начинают боготворить после смерти. Мой Печорин еще не родился из-под стука пальцев по клавиатуре, время неподходящее для насильственной смерти от рук возлюбленной. Драма у нас, конечно, сегодня прям по Шекспиру разыгралась.
Сел я на лавочке через подъезд. Кусты цветущей сирени прятали меня от несправедливого и сурового мира. Теплая водка пошла мерзко, но газировочка поправила нотки этилового спирта в моем организме. А я ж даже не успел позавтракать. Бренное тело прибило на голодный желудок чекушку, чекушка прибила бренное тело.
Взор мой остановился на сирени. Помнится, в детстве мы искали трех- или пятилистные цветочки. Если съесть такой, то желание сбудется. Конечно, я ждал чуда, потому искал. А что бы я загадал? Очевидно ж – чтоб Женька перестала мне пилить мозг. Навсегда. Хотя я не уверен, что существует такая сильная магия, способная заставить женщину забыть о ее естестве.
Гром закрывавшейся двери на толстой пружине прервал мои поиски. Я выглянул из-за кустов. Это была Женька с двумя чемоданами. Неужто и правда собралась развестись со мной? Она и раньше в негодовании уезжала жалиться к маме, но с таким багажом еще ни разу. На чемодане сверху была уложена шуба, подаренная ей отцом.
«Ого, со всем приданым сваливает!» – подумал я.
Конечно, стоило бы подойти и успокоить ее, возможно, что-то да и изменилось, но я был уже пьян, а сей факт был отягчающим в моем преступлении против любимой женщины. К дому подъехало такси.
– На вокзал! – сказала Женька выбежавшему из машины кучеру, старающемуся запихать ее вещи в багажник.
– Довезу в лучшем виде, красавица!
– С шубой аккуратнее, она из соболя.
– Как скажешь, красавица, довезу в лучшем виде, красавица!
– Вези уже!
Да вернется через пару дней, ну максимум недельку.
Из своего укрытия я вылез лишь тогда, когда такси скрылось из виду. Желудок волнительно заурчал, и я двинул в сторону дома. Стоило подкрепиться, а то вдруг мне еще сегодня пить. Я ж теперь холостяк. Временно, но холостяк.
В квартире прошел ураган Катрина, вернее Женина. Шкафы были раскрыты. Какие-то мои вещи валялись на полу. Вешалки. Сумки. Пакеты. Женькиных вещей почти не было. Странно. Я двинул на кухню, чтоб подкрепиться. В этом хаосе буйства Евгении выделялся тетрадный листок, вызывающе лежавший на столе. Это было послание от моей ненаглядной. Прощальное послание.
«Виталя! Я так больше не могу! Надо учиться отпускать и начинать жизнь сначала. Я не могу жить с эмоционально незрелым человеком. Нельзя быть ребенком в тридцать три года. Нам надо развестись. Заявление я подам сама, сам ты этого сделать не захочешь, да и не сможешь, потому что ты беспомощный. Оставшиеся вещи заберет мой папа, собери их. Не звони! Прощай!»