Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 12



У Саши было счастливое детство. Славная, беззаботная пора, она часто вспоминала эти годы. Там было всё: шёлковые платья, розовый велосипед, шоколадные конфеты в шкафу на кухне. Большая тарелка на столе всегда была наполнена фруктами, зимой апельсинами и яблоками, летом черешней, осенью хурмой. И мама, улыбающаяся и красивая, всегда рядом, её ласковые руки, унизанные серебряными кольцами, быстро готовят завтрак, помогают собрать портфель в школу, поправляют воротник пальто. Каждое утро папа на залитой солнцем кухне смотрит новости по телевизору, весело комментирует их, подшучивает над женой и дочкой. Под ногами крутится, радуясь жизни и этой утренней суматохе, Бадди, беспородный, но от этого не менее милый пёс. «Ну, что, хвостик, как жизнь молодая?» – спрашивает папа и гладит его лобастую голову, а тот щурится от удовольствия.

Ещё минут десять такого утреннего счастья, заряжавшего хорошим настроением на целый день, но вот уже отец обнимает своих девчонок крепко-крепко и первым уходит на работу.

Хорошее, золотое было время, Александра только потом это поняла, когда отца не стало. Ей было пятнадцать, когда в один из чёрных осенних дней он не вернулся из командировки… По профессии наладчик оборудования, Николай нередко отправлялся в такие поездки. Два-три дня, реже пять – и он снова оказывался дома, устало замирал на пороге, нагруженный подарками для жены и дочки. И были объятия и поцелуи, и долгое и весёлое чаепитие на кухне затягивалось за полночь. Так было всегда, только не в тот раз… Ночной пожар в старом деревянном общежитии, где поселили командированного, не позволил этого сделать. Страшный пожар поставил точку в их счастливой семейной жизни. Тогда вместе с отцом несколько человек погибли, задохнулись от дыма, сгорели в адовом огне…

Судьба сделала своё злое дело. Огромное, размером с Вселенную, горе навалилось, не давало дышать, рвало нутро. Казалось, такое невозможно пережить, у Саши не получится, нет… Ведь её сердце разбилось на сотни мелких осколков… В ту ночь она проплакала навзрыд до самого утра, то затихая в бессильной ярости, то шепча что-то гневное тому, наверху, что посмел допустить такое, и яростно мяла подушку, словно та была виновата в несправедливом устройстве мира.

С этого проклятого дня жизнь изменилась, словно злой колдун наслал на них беду. Мамины виски поседели за одну ночь. Она не плакала, молчала, сидя на стуле в пугавшем оцепенении, поглощённая своим горем, забыв о дочери. Саша сама готовила еду, безрезультатно пыталась накормить маму, вернуть её к жизни. Это было страшно, но ещё страшней оказался день похорон. Словно вознамерившись добавить трагизма горькой сцене прощания с отцом, в тот день шёл дождь, накрыв серой пеленой, словно пеплом, собравшихся на кладбище людей. Комья рыжей земли по краям могилы, закрытый красный гроб с чёрной траурной отделкой, мамин чёрный платок, сбившийся с головы, её пустые, каменные, застывшие глаза… Эта картинка теперь навеки в Сашкиной памяти…

А дождь всё лил и лил, стучал равнодушными стеклянными каплями о крышку опускаемого вниз гроба. Лишь прощальный вскрик матери, рванувшейся к могиле, которая навсегда забирала её любимого, на минуту нарушил этот невыносимый стук…

От неожиданного удара судьбы мама так и не оправилась. Ни через год, ни через два. Жила, безучастная ко всему на свете. Начались неприятности на работе, закончившиеся увольнением, и Ольге Сергеевне пришлось устроиться в клининговую фирму, мыть окна, полы, туалеты. Появились новые подруги, такие же несчастные, как она, которые иногда приходили к ней, приносили выпивку, сидели до ночи на кухне, пьяными голосами кляня жизнь, которая не дала им ни шанса на счастье.

Через месяц после страшного события у матери случился первый запой, которые потом повторялись хоть и нечасто, но с завидной регулярностью. Елена, младшая мамина сестра, пыталась её лечить, отправляла в больницу. Помогало, но ненадолго, от тоски и бессилия повод для срыва находился быстро.

Когда появился Тимофей, мама воспрянула духом. Ей стало хотеться жить. Сделала новую причёску, купила красивое платье, с дальней полки в шкафу достала туфли на высоком каблуке. И Сашкину красную помаду забрала себе. Тимофей ухаживал за ней, дарил цветы и конфеты, казалось, его симпатия была явной. Александра радовалась за маму, верила, что всё теперь наладится и в дом вернётся счастье и благополучие.

Не наладилось… Стало ещё хуже, через полгода Тимофей стал пить вместе с мамиными приятельницами, среди которых одна, голосистая, напившись, начинала петь. Ей подтягивали другие нестройными голосами. Это было невыносимо. Пару раз, когда концерты затягивались за полночь, соседи вызывали полицию.



Александра, как могла, сопротивлялась такой жизни, то ругалась с матерью, то умоляла её прекратить пить. Добавляла: «Ради памяти папы», и эти слова оказывали магическое действие. Ненадолго в доме воцарялся покой.

Между тем весна шла за весной, будоража кровь ожиданием любви, но ни один мужской взгляд не зацепил Сашкиного сердца. А пора бы. Но что делать, в пределах её квартала почему-то не жили принцы, которых хотелось впустить в свою жизнь, которым хотелось улыбаться, готовить кофе и сырники по утрам, поправлять воротнички наглаженных рубашек, провожая на работу или учёбу.

Завязались было пара романов, один за одним, но сразу стало ясно – не то. Ясноглазый, влюблённый в неё Петя и широкоплечий Глеб, который так мило ухаживал за Сашкой, увы, не её мужчины. Чужие. И лёгкая влюблённость куда-то ушла. Отшивала сразу, в самый разгар букетно-конфетного периода. Отпускала. Пусть ищут себе других девчонок, которые будут любить их настоящей любовью. А её любовь с червоточинкой, фальшивая, она так не хотела, она своё настоящее будет ждать. Ждать радости, счастья, благополучных дней, чтоб много-много, не по одному… Будет ждать и верить, оно того стоит…

* * *

Утром, как всегда, Сашу разбудил Бадди. Подкрался и запрыгнул на кровать, рухнул рядом, виляя хвостом. Положив голову ей на плечо, смотрел в лицо шоколадными глазами, тыкался носом, ждал ласки и внимания. Хорошо… Сашка трепала шёлковые уши любимой собаки, нежась в тёплой постели, наслаждалась покоем раннего утра. Как прекрасна бывает жизнь! Она перевела взгляд на постер, висевший над комодом, подарок отца. Там, держась за руки, шли навстречу золотому рассвету юные влюблённые, их счастливые лица светились любовью. Мирно тикал будильник на тумбочке рядом, отсчитывал секунды блаженства. Ещё минутку и ещё этой чудесной тишины, а надо бы вставать и начинать новый день. Но Саша ждала звука захлопывавшейся двери, как сигнала, что путь свободен. Вот теперь точно пора подниматься и собираться на занятия.

Утро для Александры – любимая часть дня. В благополучные, трезвые дни мама рано уходила на работу, вместе с ней в свой ЖЭК отправлялся Тимофей, и квартира оставалась в полном Сашином распоряжении. Она быстро принимала душ, пила кофе, выглядывая в окно, не маячит ли на подходе к дому Лилька. А может, уже смотрит недовольно на Сашкины окна, ожидая её у подъезда, хмурит своё красивое лицо.

С Лилей они сто лет вместе, со школьной скамьи. И в технический колледж управления и коммерции Александра поступила только потому, что его выбрала Лиля. К окончанию одиннадцатого класса её боевая подруга подошла с чётким планом дальнейших действий. Сначала колледж, потом институт, где она получит современную, востребованную специальность и пойдёт дальше к большим победам, шаг за шагом поднимаясь вверх по карьерной лестнице.

Сашка не такая, не определилась она с выбором. Ну не знает она, кем хочет быть в этой жизни, хоть ты тресни! Если смотреть на вещи реалистично, Александра хотела бы работать администратором в какой-нибудь фирме, хотя туманно представляла, что там будет делать. Ничего, сориентируется, научится, не боги горшки обжигают! Но если совсем честно, Саша хотела бы работать с животными… Собаки, кошечки, птички разные, любит она всякую живность.

К зданию колледжа, к главному корпусу на Большом Сампсониевском проспекте, подруги подошли вовремя. Высокое, современное, слегка изогнутое дугой здание – хвала талантливому архитектору – было видно за квартал. Светилось золотом слово «Колледж» на лаконичной вывеске, раскинувшейся над входом, который был облицован красивым искусственным камнем. В вестибюле, гудевшем, словно рой потревоженных пчёл, они влились в толпу нетерпеливых студентов, стремившихся быстрее сдать в гардероб свои куртки и пальто и, получив заветный номерок, выбраться из очереди без потерь.