Страница 203 из 237
В-третьих, самой сложной и особенно трудоемкой задачей была выработка метода бесед и применения его на практике. Тут мне пришлось полностью перестраиваться с имевшегося у меня опыта бесед в капиталистическом обществе на совершенно иной настрой. Если там я заводил связи и вел беседу с представителями «вражеского» стана, то здесь, в стране наших идеологических единомышленников, разговор мог идти не о вскрытии враждебных замыслов капиталистического мира против нашего государства, а о совместной заинтересованности в укреплении наших социалистических государств, их государственной безопасности и о выявлении всех тех явлений в жизни страны, которые мешают этому. Все это, конечно же, в беседах трансформировалось в заинтересованность в укреплении личных позиций собеседника.
Что касается взаимной заинтересованности собеседников, то важно и довольно сложно было определять индивидуальную заинтересованность каждого партнера таких бесед. Требовалось изучить его личность, положение, интересы еще до первой встречи через других лиц, знающих его, а также через все официальные и неофициальные источники. В этом мне хорошо помогали сотрудники МВД, которые, как правило, делились со мной и другими работниками представительства своими оценками перспективных собеседников, порою сообщая интересные подробности их жизни и деятельности.
Как я имел возможность убедиться, важную роль в создании атмосферы доверительности и взаимной симпатии играло знание частной жизни, трудностей и проблем собеседника. Вовремя и к месту высказанное сочувствие или одобрение оказывались плодотворными.
Вообще, в получении нужных мне результатов положительную роль играло знание психологических особенностей человеческого общения, которыми я активно занимался во время трехлетнего руководства Краснознаменным Институтом подготовки разведчиков.
Однако главное, что обеспечивало заинтересованность большинства моих партнеров в беседах со мной, состояло в том, что они быстро убеждались в моей осведомленности как в делах Польши, так и позициях советских государственных и партийных органов и их руководителей.
Эту осведомленность мне было легко соблюдать в силу знания текущих обстоятельств как политического, экономического и военного характера, связанных с Польшей, так и реакции на них советского руководства, начиная с посольства СССР в Варшаве и через него министра А. Громыко и кончая Комитетом государственной безопасности во главе с членом Политбюро ЦК КПСС Ю. Андроповым.
Постоянная связь с руководством внешней разведки, но и непосредственно с председателем КГБ по специальному телефону и при личных докладах ему во время поездок в Москву; тесный контакт с послом и информированность через него об оценках и указаниях другого влиятельного члена Политбюро А. Громыко; такая же информированность через представителя Главного командования Объединенными силами стран-членов Варшавского Договора генерала армии А. Щеглова о позициях и директивах третьего члена Политбюро Д. Устинова позволяли мне быть постоянно в курсе позиций нашего высшего партийного, политического и военного руководства, знать их текущие установки для внешнеполитических учреждений как в Польше, так и в других социалистических и капиталистических странах. Не говоря уже о КГБ и лично Ю. Андропове, концентрировавших в своих текущих указаниях позиции всех других советских органов.
Помогало мне выступать перед собеседниками с позиций источника интересующей их информации и то, что мой опыт разведывательной работы, знание американской политики и методов ее проведения, в том числе таким разведывательным органом, как ЦРУ, проявлявшим наибольшую активность в Польше, позволяли мне давать аргументированную оценку антипольским акциям Запада, показывать закулисную их сторону. Мало того, я пользовался оценками, которые регулярно получал из Центра в ориентировках.
Очень важным условием для создания атмосферы доверия в беседах явилось то, что мои собеседники, в принципе встречаясь со мною как советником посольства, то есть таким же дипломатом, как другие, смогли убедиться, что в отличие от обычных дипломатов я гарантировал анонимность собеседника в своих докладах в Центр. Посол либо другой сотрудник посольства после каждой состоявшейся беседы с местным руководителем докладывает в Центр, обязательно указывая, с кем беседовал, что его собеседник важное сказал и т. д. Поскольку, как правило, МИД не делает секретов из авторства таких сообщений, они получают широкую огласку как в МИД, так и в аппарате ЦК КПСС, куда шли все основные сообщения посольств, а также в других ведомствах. В дальнейшем подчас в беседах с представителями польского руководства советские сотрудники в Москве или во время визитов в Польшу ссылались на того или иного польского «автора». Это создавало для последнего порою очень неприятные ситуации, особенно если их высказывания шли вразрез с официальной линией польского руководства.
О последствиях их искренности было широко известно полякам, поэтому они, как правило, в беседах с советскими дипломатами избегали полной откровенности.
Учитывая эти опасения, я стремился уже на первых встречах ясно дать понять своим собеседникам, что их инкогнито будет обеспечено, что они говорят или сообщают что-то деликатное только для моего сведения и что я надеюсь на такое же обращение с моими откровениями. Мой опыт показал, что это условие явилось решающим стимулом для взаимной откровенности наших бесед.
На пути совершенствования выработанного мною метода получения информации лежали трудности заведения нужных знакомств и постоянных контактов в намеченных объектах, расширения их с учетом постоянных кадровых изменений и перемещений.
Мне помог опыт прошлой разведывательной работы. При этом мне удалось не ошибиться в определении с самого начала пребывания в Польше тех польских деятелей, которые имели хорошие перспективы роста и продвижения в партийно-политической иерархии. Об этом, думаю, убедительно свидетельствует тот факт, что ряд моих знакомых, с которыми уже в 1973 году я постарался установить взаимно доброжелательный устойчивый контакт, используя свое положение как представителя КГБ, попали в высшие эшелоны власти. Так, мой близкий знакомый Станислав Каня через восемь лет нашего знакомства, в 1980 году, стал Первым секретарем ЦК ПОРП; министр обороны В. Ярузельский в 1981 году достиг поста премьера, затем в октябре того же года стал Первым секретарем ЦК, а позже, уже в 1989 году, стал даже первым послевоенным Президентом Польши. С ним мне довелось также много раз встречаться и подолгу беседовать, вплоть до 1984 года, когда я отбыл домой.