Страница 3 из 12
– Я здесь живу, вообще-то! Это моя комната!
Незнакомец тянется к полотенцу. Где он его раздобыл?! Рубашка брошена на спинку кресла, и я могу разглядеть все достоинства его фигуры. Это довольно необычно и волнительно. Оцениваю его пресс, блестящий от пота, сексуальные татуировки на теле. Особенно меня привлекает изображение крыльев на мощной груди. Этот мужчина далеко не прост. Ничего общего с парнями, которые у меня были. Судя по выражению лица – не мальчик. Но какая фигура… Снова смотрю на «кубики» – результат упорных тренировок, улавливаю взгляд самца, который знает себе цену. У него, наверное, целая куча женщин.
А что, если это новый любовник Марго?! Эта мысль прерывает полет моих девичьих фантазий.
– Что ты здесь делаешь?! Ошибся дверью?!
– Уверена, что эта комната твоя? – поднимает брови. Даже это он делает так, что по коже мурашки. Или всему виной голос? Низкий, бархатный, пробирающий до дрожи… Стоп.
– Кто ты такой, черт возьми?! – перестаю пялиться и старательно делаю беспристрастное лицо.
– Владимир. А ты, вероятно, Маргарита? – снова бросает какой-то чересчур заинтересованный взгляд на мою грудь и зачем-то делает шаг ко мне. Приходится отступить. – Думал, что ваша с Егором спальня в другом конце коридора. Прошу меня извинить. Попутал. Впредь буду более осторожным…
Осознание, что он принял меня за Марго, лишает дара речи. Значит, не любовник. Но судя по тому, что я вижу, вполне потенциальный кандидат. Вот только он ошибся.
– Одно уточнение. Я не жена. Я – его дочь! А вот кто ты… и как попал в дом?! Немедленно объясни, иначе я вызываю ментов.
Лицо Владимира меняется от ухмылки и интереса к ошеломлению. Кажется, я вижу… сочувствие? Похоже, он не ожидал. Разочарован? Смущен?!
– Лейла?! Какая ты… взрослая, – резко отводит взгляд и натягивает рубашку, скрывая от меня свое красивое тело.
– Ага. Что в этом удивительного?
– Мне сказали, что ты заграницей. С возвращением.
– Спасибо… – окончательно путаюсь. Кто сказал? Зачем? В комнате становится тесно. Теперь мне хочется прикрыться.
– Я друг твоего отца. Владимир Романович Келлер. Мы служили вместе. Я был знаком с твоей мамой… – зачем-то уточняет. – Прими мои соболезнования. Мне жаль.
Отворачиваюсь. Только этого не хватало…
– Не нуждаюсь в сочувствии. Меня ничего не связывало с отцом и его содержанкой, кроме наследства. Собственно, ради него я и прилетела домой. На остальное плевать.
Хмурится.
– Так чем обязана?
– Я буду с вами жить. Временно.
– В моей комнате?!
– Нет, конечно! Займу другую, – откашливается. Кажется, мужчина немного не в себе. – Буду признателен, если уточнишь, какая свободна.
– Понятия не имею. И вообще, с чего вдруг ты собираешься тут жить?! Дом не сдается и не продается!
– Твой отец назначил меня опекуном для Амалии, – протягивает мне бумаги, окончательно запутывая. – А органы опеки считают, что ребенку лучше в родных стенах, да и квартиру свою я сдал… еще вчера собирался в путешествие, не подозревая, что судьба преподнесет мне такой «сюрприз». Но ты бы очень меня выручила, если бы взяла некоторые обязательства по уходу за ребенком на себя. Тебе это явно ближе.
Амалия. Опекун. Я. Это «трио» не вяжется друг с другом.
– Какая из меня нянька? Что я могу дать двухлетнему ребенку, учитывая, что полтора года из ее жизни мы не виделись?! – срываю злость на нем. – Раз папаша назначил опекуном тебя, значит, так тому и быть. Успехов! Кстати, в доме ремонт и все жилые комнаты заняты стройкой. Но за небольшую «услугу» я могу пустить тебя в свою.
– Да? – в глазах снова мелькает интерес. – И за какую же?
Ответить не успеваю. Наш странный диалог прерывается чудовищным грохотом. Пока прихожу в себя, Владимир уже бежит на звук. Похоже, что-то произошло в гостиной.
– Разве в доме есть еще кто-то? – спрашиваю на бегу.
– Конечно! Твоя сестра! – рычит, пытаясь открыть дверь. Но замок не поддается.
– Амалия! – пугаюсь. В набитой строительными материалами комнате двухлетний ребенок мог сделать все что угодно… – Почему она одна?! И как смогла запереться?!
– Она спала в детской. Понятия не имею, как она пробралась в гостиную, – отрезает.
За стеной слышится новый грохот. А в следующий момент уникальная дорогущая дверь буквально слетает с петель. Владимир вышибает ее с ювелирной точностью, так, чтобы она не задела никого из нас. Вот это да… ошеломленная, я на секунду замираю. А Вова не теряет времени: влетает в комнату, чтобы спасти ребенка.
– Черт… Как ты туда залезла?!
Отмираю и бегу следом. Поднимаю глаза и вижу, как малышка сидит на монтажной лестнице и тянет ручки к банкам с краской. Одна из них уже валяется на полу, растекаясь черной кляксой.
– Амалия… не делай этого… прошу! Осторожнее!
Ребенок слышит мой голос и медленно поворачивает голову на звук. Только бы не упала, Боже… как она смогла туда забраться, это же высоко!
– Ля-ля?! – взвизгивает и теряет интерес к банкам. Узнала?! Неужели она меня помнит?!
Малышка пару секунд смотрит на меня, и, вероятно, решает вернуться на землю. А затем до ее сознания доходит мысль, что слезть оттуда гораздо сложнее, чем подняться. В огромных глазах мелькает страх. И сейчас я слишком хорошо чувствую ее эмоции, и сама начинаю паниковать.
– Не бойся… – забываю про Вову и кидаюсь на лестницу. Главное, снять девочку сверху и убедиться, что ее здоровью ничего не угрожает. – Сейчас сестренка тебя вытащит… только держись крепче!
Хватаюсь за неустойчивое основание, чтобы забраться наверх.
– Стой! Это опасно. Я сам, – Владимир хватает меня за талию и возвращает на твердый пол. Но я не чувствую опоры под ногами. Я ощущаю только жар его тела и то, как колотится сердце. От адреналина, конечно… близость ни при чем. Владимир серьезно смотрит мне в глаза. Может быть, владеет гипнозом? Пара мгновений и я безропотно подчиняюсь, следуя его приказу. Амалия вопит. Кажется, что она вот-вот рухнет. – Говори с ней, отвлеки внимание!
Если бы на кону не было здоровье моей маленькой сестренки, то я, возможно, поспорила бы с ним. Но сейчас нет времени выяснять, «кто больше достоин быть героем». Поэтому киваю и отхожу назад. Отвлечь внимание? Чем? Здесь нет ничего кроме строительных материалов.
– Малька, смотри! Будем рисовать! – не нахожу ничего умнее и со всего маху шлепаю ногой по кляксе на полу. Черные капли разлетаются по белоснежным, только что покрашенным стенам, оставляют «узоры» повсюду. Словно сумасшедший художник, решивший превратить комнату в экспериментальный зал, я продолжаю предаваться безумию. Моя кожа и светлые джинсы покрываются черными пятнами. Если бы отец видел это… его перфекционистская душа вряд ли оценила бы экспрессию. Но вот Амалия внезапно затихает. Ее крик сменяется смехом. Она с радостью швыряет вторую банку. На этот раз под ее рукой оказывается серебристая краска. Жестянка летит вниз, едва не нахлобучиваясь мне на голову и разбавляя черноту мерцающими «звездами».
– Супер… – бормочу, уворачиваясь от летящих брызг. Амалия смеется. А в следующий момент она уже сидит у Вовы на руках. Как он сумел быстро и бесшумно подобраться к девочке, для меня загадка. Но выглядят они довольно мило. Лишь бы они не упали…
– Помоги мне, пожалуйста.
– Как?
– Забери сестру. Встань на стол и протяни руки, я спущу ее и слезу сам. Это самый безопасный вариант. Леса закреплены неправильно и могут в любой момент рухнуть.
Киваю. Малышка начинает кукситься и тянет руки ко мне. Какая она большая стала… за полтора года.
Владимир осторожно спускает ребенка и передает мне. Ощущаю, что Амалия не только выросла, но и потяжелела. Держать ее на вытянутых руках почти нереально. Я и сама едва стою на ногах. Но к счастью, все проходит удачно. Маля что-то пытается сказать, активно жестикулируя руками. Но выходит только «Ля-ля». Так она называет меня, вернее, называла полтора года назад. Ничего не изменилось. Девочка до сих пор молчит. Издает только наборы звуков. Травма сыграла свою роль: ребенок плохо ходит и до сих пор не умеет говорить.