Тайна Лоэнгрина

Шум автомобиля прервал их легкую пикировку. Машина остановилась у дома; приехал Шлоссер. Теодор тут же посеменил к входной двери, фрау Урсула отправилась встречать гостя. А Сильва разволновался: предстояла беседа с немецким следователем.

После традиционных приветствий, пожиманий рук и кофейной паузы (эспрессо из кофемашины оказался очень даже хорош!) перешли в кабинет. Сильва первый раз зашел сюда. Секретер, бюро с фотографиями в рамках, книжные шкафы. В центре стояли три кресла и небольшой столик. На стене висели две маленькие гравюры и большой портрет солидного, но не старого мужчины, на раме золотыми буквами написано: Карл Вильгельм фон дер Сакс. «Наверное, муж Греты. Барон. Может, граф? Фамилия у него аристократическая», – подумал Сильва.

Оба, Шлоссер и Сильва, обратили внимание на портрет, рассматривали его какое-то время. Вопросительно взглянули на хозяйку.

– Да, это портрет мужа. К сожалению, он рано оставил меня. Ему было всего сорок девять лет. Проклятый рак. Возможно, сейчас ему смогли бы продлить жизнь, но сорок лет назад еще не было таких технологий в медицине. Здесь, на портрете, ему сорок четыре, и еще ничто не предвещало скорой болезни. Я осталась вдовой в тридцать шесть лет. И у нас не было детей, – вздохнула она.

– Сожалеем, фрау Генриетта.

– Грета, и с тех пор вы не выходили замуж?.. – Сильва задал вопрос, не подумав. – О, наверное, я не в праве касаться вашей личной жизни… – смущенно добавил он. В присутствии постороннего человека он посчитал правильным обращаться к Грете на вы. – Их бите ум ферцаюм11.

– Не стоит извиняться. Столько времени прошло. Да, я осталась вдовой и больше не связывала себя узами брака. Я очень любила Карла. Сейчас понимаю, что была слишком требовательна к мужчинам, которые встречались в моей жизни после смерти мужа. Что теперь об этом говорить. Присаживайтесь, господа.

– Грета, вы не возражаете, если я впущу кота в кабинет? – Сильва указал на дверь, за которой поскуливал Теодор. Грета не возражала. – А вы, герр Шлоссер? Иначе кот не даст нам общаться, будет жалобно мяукать с той стороны.

– Я не возражаю, Сильвестр, – засмеялся следователь. – И можете называть меня по имени. Йозеф, – Шлоссер чуть наклонил голову, представляясь. Он усаживался в кресле и доставал блокнот, ручку и диктофон.

– А я Сильва, – ответил ему русский гость и направился к двери.

Имя вызвало некоторое замешательство у следователя, он взглянул в свои записи, потом на Грету, но та лишь улыбнулась и кивнула головой: все нормально, имя правильное.

– А это Теодор. – Сильва открыл дверь и впустил кота. Тот благодарно заурчал и потерся о ногу нового друга.

Шлоссер потянулся к блокноту и приготовился задавать вопросы, но Сильва его опередил:

– Герр Йозеф, прежде чем ответить на ваши вопросы, я хотел бы знать, почему вы вновь занялись этим делом? Что произошло? Ваш звонок был… у нас говорят, как гром среди ясного неба.

– Да-да, Сильвестр… э-э… Сильва. Я, конечно, расскажу. Хотел немного иначе построить нашу беседу. Но, пожалуй, вы правы.

Сильва украдкой рассматривал следователя. Высокий подтянутый немец, начинающий лысеть. Хорошо одет, выбрит, улыбчив. Взгляд открытый и располагающий. Сильва предположил, что ему лет сорок. Не так плохо для карьеры: молодой унтерзухунгсфюрер, оберстлейтнант «Крипо»12 Йозеф Шлоссер служил в Баварском министерстве внутренних дел – высшей инстанции Земельного ведомства полиции Баварии (в Германии все Земли имеют свои собственные полицейские службы, они организованы по-разному, что объяснимо: Земли разнятся характером и размером территории). Да, звание подполковника криминальной полиции вряд ли можно получить «по блату», следовательно, у Шлоссера есть определенные заслуги в службе, чутье сыщика. Сильва решил, что этому человеку можно доверять и, если уж он заинтересовался делом двадцатилетней давности, значит, у него есть на то резон.

– Вы правы, господин Эппенштейн, – почему-то Шлоссер обратился к Сильве официально. – Двадцать один год назад немецкая полиция пришла к выводу, что ваш отец стал жертвой разборок уличных банд. То есть его убийство было непреднамеренным. И действительно, все улики указывали на это. Смерть Вольфа Эппенштейна нельзя назвать несчастным случаем, но формально так и было: ваш отец оказался на месте драки случайно. Драка (в девяностые годы подобные хулиганские разборки были не столь часты, как сейчас, но все же они происходили), факторы случайности (остановка поезда, переход пассажиров на другую платформу – кто это мог предвидеть?), выбор жертвы (обычный человек, только-только приехавший в Германию из России) – никаких закономерностей! К тому же связей жертвы с криминальным миром обнаружено не было. Картина преступления была ясна, и полиция пришла к единственно возможному на тот момент заключению. Трагедия? Безусловно… Поиски преступников продолжались еще какое-то время, это я вам говорю совершенно ответственно, я изучал материалы дела. Однако никого не нашли, и дело закрыли. В то время уличных видеокамер было немного, а свидетелями выступили случайные люди, они не смогли описать «драчунов».

В январе этого года оперативная группа проводила скрытое патрулирование (искали киллера двух заказных убийств) и наткнулась на банду. Не буду усложнять рассказ деталями, да и не имею права многого объяснять: идет следствие. В общем, взяли мы несколько человек. И, сюрприз! Один из них, эдакий «убийца-интеллектуал» сорока трех лет из ультраправой организации, начал давать показания. Вы думаете, он испугался тюрьмы? Да нет… Причина, вернее, причины его «разговорчивости» оказались проще и сложнее одновременно. Первое – месть! Мстил «герой» одному из «хозяев»: то ли не заплатил заказчик, то ли решил избавиться от тех, кто много знал… А я думаю, что и то и другое. А еще – зависть! Никак у него не получалось выйти в «начальники» банды, как ни старался. Так и остался лишь исполнителем. Вот и решил сдать подельников!

И начал свой рассказ… м-м… назовем его Ганс… с давних эпизодов. Надо знать психологию подобных типов… Поклонник нацистской идеологии, ностальгирующий по временам Третьего рейха, причисляющий себя к героям… – Шлоссер качнул головой, кашлянул. Ему неприятно было говорить об этом.

– А разве нацистская идеология не запрещена в Германии? – спросил озадаченный Сильва.

– Запрещена. Открыто неонацисты, конечно, не выступают. Но националистические настроения у нас, к сожалению, не редкость. А с пятнадцатого года, когда начался миграционный кризис, подобные настроения нарастают и принимают радикальные формы. Да…

– Не так все радужно в Германии, Сильва, – добавила Грета.

– Я не знал, что все так серьезно. – Сильва был удивлен: уж в Германии-то возврат к нацизму казался ему абсолютно невозможным. – Но ведь кто-то эти настроения разжигает.

– Это долгий разговор…

– Простите, я перебил вас.

– Да, давайте вернемся к Гансу. Наши спецы сыграли на его «комплексе превосходства»: почему же такой ценный кадр не оценили друзья-приятели? И поплыл наш Ганс. Хвалился, что не только подельники его не ценили, но и мы, полицейские! Полицейские, оказывается, не понимали, каков «герой» нам противостоит. Не раскусили мы столь редкостный экземпляр. М-да… В чем-то он прав, конечно, слишком долго и безнаказанно обставляла эта банда свои делишки. Понимаете, Ганс гордился этим!

Шлоссер какое-то время помолчал, затем обратился к Сильве:

– Вы не спрашиваете, почему я рассказываю историю Ганса?

– Я понимаю почему. Вы подводите нас к обстоятельствам гибели моего отца. Очевидно же, что Ганс как-то замешан в этом, разве нет?

– Да. Среди нескольких давнишних преступлений, которые полиция классифицировала как нераскрытые, всплыло дело Вольфа Эппенштейна, вашего отца.

– Значит, это он убил его?

– Он утверждает, что это был его подельник, которого уже нет в живых. Но самое важное оказалось не это… – подполковник взглянул на Сильву. Во взгляде читалось: а что же самое главное?

11

11 Ich bitte um Verzeihung – Мне жаль, прошу прощения (нем.).

12

12 Untersuchungsführer – следователь ; oberstleutnant – подполковник ; Kripo – разговорный вариант немецкого « Kriminalpolizei ».