Страница 10 из 11
– Что значит «я – это ты»? Ты в моей голове?
– Не совсем. Я рядом. Но слышишь меня только ты.
– Значит, галлюцинация. Я понял… – Рябов почувствовал наконец, что ноги окрепли, и спустился с площадки стенда.
Лаборатория была закрыта на все швы. На двери спокойно светился красный лазерный глазок блокировки замков.
«Значит, всё-таки провалил я опыт», – скакнула досадная мысль и принялась искать глазами одежду.
– Ничего подобного, – сказал голос, но звучал он явно со стороны. Во всяком случае, правое ухо в этом не сомневалось, ибо звук шёл справа. – Твой нейропрограмматор – вершина искусства. Мои поздравления.
– Стоп, стоп, стоп! – рявкнул Рябов, натягивая штаны и отчаянно пытаясь восстановить всё в памяти последних десяти минут. Он активирует стенд, включает силовики, даёт задержку до начала полного цикла программы… За это время, уже будучи раздетым, заходит в скафандр… Его сканирует система на всякий случай, но алгоритмы частот не меняются, они повторяются в точности такими, какие были выбраны для Вороновского… Скафандр защёлкивается, и начинает звучать «Свободное падение»…
– Всё правильно, – подхватил мысли Рябова голос. – Так ты, собственно, и открыл канал для меня. И вот я рядом… Нет смысла думать, что меня нет.
Рябов потёр виски, надел рубашку и свитер. Сел в кресло. На пульте стоял стакан с какой-то жидкостью. Похоже на коньяк. Он что, пил здесь, что ли? До начала опыта?
– Ты выпил, а потом лёг спать до девяти вечера, – сказал голос. – Тебе снилась Фея, в красном газовом платье. Её тело светилось и влекло тебя. Вы танцевали вокруг костра… Какие ещё тебе нужны подтверждения?
– Подтверждения чего?! Что моё изобретение сделало меня шизофреником?! А прежде – сделало шизофреником ещё одного человека, совершенно здорового! Виктору теперь и симулировать не придётся! – К Виктору пришла его монада, как я к тебе…
– Монада?
– Да, монада. Неразрушимая сущность. Так, по крайней мере, нас назвали в древности земной истории. Мы существуем. Ты существуешь. Ты живёшь там и здесь. Ты в настоящем и будущем. Ты – твой высший разум. Мы просто разделились на время, для удобства общения. Могу пояснить…
Рябов всё-таки хлебнул из стакана. Коньяк… Грузинский, кажется.
– Ты называешь его «Привет от Генацвале», – объяснил голос. – Позавчера, собираясь в Карелию, ты загрузил в багажник Жана семь бутылок. Когда приехал в институт, решил прихватить с собой одну… Если хочешь, пей. Ты всё равно не сопьёшься… Ещё нужны подтверждения?
– Пожалуй, да. Предлагай…
– Здесь, в лаборатории, за твоей спиной стоял человек по имени Силантий. Во время опыта он крутил пуговицу на своём джемпере, пуговица была плохо пришита, отвалилась. Никто этого не увидел и не услышал. Пуговица закатилась под коммутационный блок… Ты сидел спиной в наушниках и играл на сенсорнике. Найди пуговицу. Вот металлическая линейка, её длины хватит, чтобы пошарить под блоком…
Рябов взял линейку и проделал все несложные поисковые действия.
После первого же «прошаривания» пуговица цвета каштана и размером с десятирублёвую монету выскочила на свет. Рябов подобрал её, покрутил в пальцах и спрятал в карман. Силантий оставил артефакт от своего пребывания в лаборатории. Может, это какая-нибудь специальная штуковина с микроэлектронной начинкой?
– Ты не поверишь, – сказал голос с нотками воодушевлённой иронии, – просто пуговица.
Рябов вернулся к столу, сделал ещё глоток коньяка и поперхнулся:
– Ты сказал, что я живу в будущем? Значит, я уже там?
– В будущем живут все. Это порядок вещей, – ответила монада.
– И никаких страшных судов?
– Страшилки нужны только неразвитым или растущим. Тем, кому нужно утверждаться через ошибки и жёсткие испытания. Впрочем, этот древний путь всегда был. Мы не можем так просто его отменить. Мы можем его превзойти. Но вера для этого не нужна.
– Мы – это кто в твоей градации? – спросил Рябов.
– Ноосфера. Монадическая цивилизация Земли, существующая на других физических частотах.
– Так какая же ваша вера? – Вера в цельность и многоплановость Творения и Мироздания. Их, вообще-то, невозможно разделить. Мироздание творится ежесекундно, а творение всегда имеет форму и энергию. Ты к этому скоро привыкнешь. – Но я-то здесь, в своём мире, – возразил Рябов неуверенно.
– Ты и останешься в нём. Ты на самом деле всегда думал о ноосфере. Ещё в юности, опережая своих сверстников. Только ты не знал, что с этим делать. Но потом ты создал первичный план Зодчества и стал создавать свой инструмент, свой ключ. Ноосфера передала тебе его. Примерно так, как родители покупают детям новые учебники… – Инструмент Зодчества… О чём ты?
– Инструмент роста и познания. – Голос у монады не менялся. Рябов окончательно расслышал свои личные голосовые нотки. – И Творения, того самого. Инструмент Зодчества получают многие.
– И что потом?
– По-разному. Ты можешь жестоко заблудиться, а можешь вырасти и самому совершенствовать свои инструменты, делать их тонкими, ёмкими, могущественными. Так ты построил скафандр-ключ. Теперь ты можешь приспособить его под грязные цели. Но они недолговечны. Они рассыпаются иногда на глазах одного поколения. Вы называете это «бренностью бытия»… Вы правы. Это бренность. Но монадам, как это ни покажется тебе странным, нужна и она. Склад поломанных игрушек существует. Вы называете его историей. Мы называем его библиотекой возможностей.
Мы часто заходим туда, чтобы не отрываться от базы прошлых знаний. Это парадокс, мой друг, потому что прошлых знаний не существует. Есть одно множественное знание, длящееся в бесконечном времени. Ты живёшь и пополняешь его всей жизнью. Вот почему мы – монады. И вот почему материал Вселенной – эфир. Он скрепляет нас неразрывной связью. Даже если тебе кажется, что ты одинок. Это не так. Инструменты эфира всегда при тебе, то есть они на складе истории. Причудливо, не так ли?
– Причудливо, – согласился Искандер. – И сложно.
– Да, сложно. Заходи, бери и пользуйся… Но ты при этом можешь утратить цельность знания, расслоиться на многие миры. Фантомы твоих сущностей будут уверять тебя, что они есть, что всё правильно, что всё так и надо. Ты начинаешь им верить, а они разрушают твою цельность. Ты живёшь и пытаешься всю жизнь вспомнить, кто же ты такой, где твоё настоящее Я, где твоё настоящее место, где чувства, где силы, где твоё зодческое единство, и тебе приходится затрачивать так много усилий для осуществления простых вещей. Теперь подумай над этим. Я скоро вернусь…
– Ты вот так просто можешь уходить? – Рябов чувствовал, что весь застыл, замагнитился на месте.
– Да, могу. Но я с тобой надолго. Есть ещё один человек, такой же, как ты. Вас двое теперь с открытой связью.
– Вороновский…
– Он самый. Он станет твоим другом, и он поможет тебе пережить драму.
– Какую драму?
– Твоего выбора.
– Я ещё ничего не выбирал. – Рябов бросил настороженный взгляд в пустое пространство лаборатории, словно бы желая материализовать этот провокационный источник голоса. Но монада теперь ему не ответила.
С трудом собрав разбежавшиеся мысли, Искандер скачал на айфон файлы записи сеанса Виктора и своего. Отключил стенд и позвонил охране на турникете и охране на воротах, сообщив, что собирается уезжать домой.
Ночной Питер выстреливал в глаза протяжными, словно кабели чудовищного техногенного устройства, огнями и казался городом другой планеты.
Монада вернулась часа через три, уже в квартире. Рябов не спал. Теперь не спал. Переболев сознанием возможность того, что он в результате опыта заработал себе шизофрению, Искандер стал искать ответ на вопрос, что такое монада, в доступных источниках. Интернет был под рукой. Информация по вопросу гуляла в широких пределах, начиная от древних пифагорейцев, утвердивших монаду в качестве элемента для построения четырех стихий, до Джордано Бруно с его «единицей бытия», от Лейбница, для которого монады были множественными и составляли все феномены бытия, включая сознание, в то время как обычные атомы считались «спящими монадами», от Эдмунда Гуссерля с его «эго, взятым в полной конкретности» до оккультизма Востока, в котором монада объединила собой три высших плана – Атма-Буддхи-Манас. Ещё добавлялся Даниил Андреев с его «Розой мира» и всплывало старое название символа Инь-Янь – «Великая Монада»…