Бывшие. Я всё ещё люблю

– Ну дочь этой… Как её там? Колесниковой!

– А где она проснулась? В коридоре? Эти клоуны тоже здесь ночевали?

– Нет, – Машенька смотрит на меня как на парию. – Как раз тот самый случай, когда и цирк уехал, и клоуны свалили. У них поезд, гастроли.

Вскакиваю со стула:

– Что значит свалили? А мы что должны с ребёнком делать?

– Не мы, а вы, – Машенька криво улыбается и достаёт из кармана картонный складень с надписью «Свидетельство о рождении» и пихает мне в руки. – Это вам просили передать.

– Почему мне?

– Никогда бы не подумала, что в юные годы вас кликали «Димедролом».

– Демидролом, – машинально поправляю Машеньку. – Я, действительно, знал Еву раньше. Жили в соседних домах.

– Выглядит старше вас, – Машенька придирчиво разглядывает пациентку.

– Это я её старше… Постой, а почему эта зеленовласая кикимора так просто скинула ребёнка и уехала?

– Не только ребёнка, – вздыхает Машенька. – Утром подвезли вещи Колесниковой и клетку с тигрёнком. Стоят в приёмном. Насрал уже.

– Дурной сон какой-то. – Закатываю глаза. – Тоже мне велели передать?

– Ну не мне же! – Машенька, ещё вчера имевшая на меня виды, смотрит как на чумного. – У меня смена заканчивается. У вас, кстати, тоже. Советую решить вопрос, пока Серафима Андреевна не нарисовалась. Понедельник, как-никак. Вы же знаете её отношение к лихим кобелирующим личностям

Серафима Андреевна – заведующая отделением, ненавидит мужчин по личным причинам. Поэтому я лишь приятное исключение в отделении, по просьбе моей матушки – они подруги детства.

– Я не кобелирующая личность! – Щёки будто кислотой обожгли.

– Если вы объясните ей, почему бродячий цирк подбросил вам ребёнка, буду аплодировать стоя. Этой барышне, – Машенька кивает на Еву, – вы вряд ли в ближайшие часы понадобитесь. Займитесь ребёнком, зверёнком и вообще… Не подставьте нас с этим табором.

В коллективе дисциплина ого-го. Понимаю Машеньку. В маленьком приморском городке репутация дороже золота.

– Как её зовут?

– Катя вроде.

– Хорошо! – Выхожу из палаты и пытаюсь уместить в голове Еву, тигрёнка и девочку, чьё свидетельство о рождении жжёт мне бедро почище раскалённого железа.

– Привет! – Словно ясно солнышко сидит на диване в ординаторской. Девчушка, закутанная в одеяло, сжимает в руках мою чашку с фото лемура. – Мама норм?

– Норм! – обвожу взглядом коллег, переодевающихся после смены.

– Поехали домой, – ощущаю себя полным идиотом. – Там и поговорим.

– Баламут любит козлячье молоко! – Малышка сползает с дивана и руками приглаживает длинные вихры. – У вас тут рынок недалеко есть. Ты на тачиле?

– У меня есть машина, – аккуратно поправляю я, снимая халат.

– Дивно! Слушай, так лопать охота, – соскакивает Катя с дивана. – Давай ещё в мак заедем, по чизу тяпнем?

– Давай, – соглашаюсь и незаметно щипаю себя за ухо. – И молока где-нибудь надоим.

Светка, медсестра с которой у нас было всё и без обязательств, пишет телефон на бумаге:

– Здесь есть и молоко, и всё, что любят тигрята.

– Спасибо, милая! – подхватываю Катю на руки и выхожу с ней из кабинета.

– Мы к маме? – она испуганно оглядывается, слушая мои гулкие шаги в пустынном коридоре.

– Мы к папе! – несложно было прикинуть дату рождения и дату сношения. Первого для Евы и самого лучшего для меня.

Это произошло в подвале на моей куртке. Ева спасала очередных котят там, а я – её. Не знаю, как и почему это случилось именно тогда. Я пришёл домой к Еве, а её мать сказала, что она в подвале. Очередная подопечная Евы подкинула котят.

Спустился вниз, замок открыт. Ева сидела поверх своего пуховика и по всему подвалу разносился запах куриного бульона. Пять котят довольно мурчали возле длинных и стройных ног. Она была так прекрасна и невинна, что я не сдержался. Раньше я даже не решался лишний раз заговорить с Евой о плотской любви, а тут во мне проснулись демоны. Я, первый отличник и спортивная надежда института, набросился на двоечницу Колесникову, и дальше случилось страшное и очень приятное…

Глава 3

Ева

Во рту сушняк, в голове вертолёты, тело невесомое. Где я вообще? В космос не собиралась, на поезд не похоже. Не слышно «чу-чух чу-чух» и мирного гула коллег. Приоткрываю один глаз. Такие стены могут быть только в больнице. Твою ж дивизию! Воспоминания накрывают, словно овации зал. Браво, Ева! Цезарь, твоя любовь и гордость, убит, а ты… Что за хрень у меня в носу? Подношу руку к лицу – дыхательные трубки? Другую руку не согнуть. Уф, там катетер. Ты в полной заднице, Ева. Оркестр, играет туш! В твоих внутренностях рылся Демидрол. Супер! А где Котэ? Шарю взглядом по палате. Надеюсь, Карлуша с Сонькой нас не кинули.

Металлический грохот сплетается с цокотом каблучков. Дверь палаты распахивается. Медсестра вкатывает стойку под капельницу, и румяное лицо озаряет улыбка:

– Пришли в себя?

– Моя дочь… Где моя дочь Катя? – Нет сил даже на локте приподняться.

– Ушла ещё утром с Демид Василичем, – медсестра смотрит на меня с нескрываемым восторгом. – Скажите, а ведь это здорово… Управляться с тиграми?

– Как видите, не всегда.

– Я была с сыном на вашем выступлении. Вы такая красивая, изящная и в то же время такая сильная. Расшитый золотом камзол, лосины… Вы замечательная артистка. Влюбилась в вас, – тараторит без умолку медсестра и налаживает капельницу. – Прихожу сегодня на смену, а тут такие новости! У Демид Василича объявился ребёнок, в приёмном покое – тигрёнок, а в реанимации – вы без сознания. Я думала, Серафиму Андреевну удар хватит.

– Серафима Андреевна жена Демида? – пальцы сами сжимаются в кулаки.

– Что вы! Это заведующая наша. – Из-под колпачка медсестры выбивается рыжая чёлка. Девушке не больше двадцати, а уже с ребёнком. Впрочем, если сын ходит в цирк, то, скорее всего, медсестра просто молодо выглядит. На безымянном пальце нет кольца, но в наше время это ничего не значит. – Демид Василич у нас завидный холостяк. Хоть на шоу его отправляй. И дом у него роскошный на побережье, и джип навороченный.

Болтун – находка для шпиона. Значит Ираида осталась где-то в прошлом, забытой в заднице клизмой, новой женой не обзавёлся. А свадьба-то какая громкая была.

– Почему Катя ушла с Демидом. Где Карлуша с Соней?

– А это кто? Обезьяна с попугаем? – медсестра хлопает синими ресницами.

Начинаю понимать, почему она без обручального кольца.

– Это артисты труппы. Мои коллеги.

– Я их не застала. Но девчонки болтают, будто были тут двое. Баба такая с зелёными волосами и мужчина… Они Демиду все ваши вещи и документы оставили. Да вы не переживайте. Он нормальный мужик. Ласковый, ой… – медсестра прикусывает язык. – Я хотела сказать, к детям и животным с любовью относится. У нас тут как-то кошка родила…

Теряю нить разговора. Значит Карлуша с Сонькой так мою судьбу решили устроить. Спалили всю контору. Да я сама вчера спьяну да со страху, чуть не сболтнула про Катьку. Особняк, внедорожник… Бабы небось от госпиталя до его помпезного дома в очередь раком выстраиваются. Ласковый, блин!

***

Я с трудом тянула одиннадцатый класс. Мне уже исполнилось восемнадцать. Учёба постыла. животных я любила больше, чем людей, но мечта поступить в ветеринарный институт казалась абсурдной. Поэтому в моей комнате постоянно жили на передержке мохнатые и пернатые. Мать не возражала. У неё после головокружительного романа с механиком торгового судна случилась беременность, потом вторая от парня с другого корабля. В общем, ей было не до меня.

Демид жил в новом кооперативном кирпичном доме напротив нашей хрущёвки. Как-то у его мамы, которую он почему-то звал по имени, сбежала болонка. Собака сама вышла на меня, когда я по обыкновению вечером вынесла еду бездомным котам. Про мой фонд помощи знали многие, ведь я одарила чудесными хвостиками добрую половину квартала. И на корм зверям мне всегда хватало. Болонка втиснулась между котами и с жадностью набросилась на еду.