Страница 12 из 13
Я в изложенные призраком правила не вмешивался. Не время и не место устраивать тут смену устоев и борьбу за гуманность. Любое отклонение от устоявшихся традиций в условиях войны и жесткого общества – это не гуманность, а путь к смерти. На Земле уставы кровью написаны, а тут – обычаи войны, и не только кровью, но и поносом.
Не хочешь грабить местное население на чужой территории? Хорошо, поддерживаем. А кушать ты что будешь?
Две сотни солдат за шестидневную неделю поглощают полтонны продуктов, если не больше. И это только каши и мясо. Того запаса, который на повозках с собой везем, хватит на месяц. Из него одна неделя уже прошла, еще полторы пройдет, пока доберемся до поля боя. С фуражом – такая же история. Во время быстрого перехода коней кормить одной травкой не получится, нужен овес. Дюжина кило в день на одну лошадиную морду. В неделю – две тонны на весь отряд.
Тут сразу надо уточнить – тяговые лошади, выведенные ведьмами, выносливее и сильнее земных, но не в разы. Повозка весит килограммов триста, на ней груза до тонны. На хорошей дороге на телегах солдаты по очереди сидят, половина отдыхает, половина – пешком топает. Пятеро тел в кольчугах – почти полтонны. Броня и оружие на весь десяток – еще полтонны. Всё. На все припасы – четыре грузовые телеги. Две тонны круп и мяса, две тонны овса. Плюс к этому в личных повозках у Родерика и у меня кое-что лежит. Вот и вся средневековая логистика. Дрова, вода, овощи – всё это на месте искать надо, но и прочие продукты лучше на месте искать, резерв расходовать не стоит.
Местное население к этому необходимому грабежу с пониманием относится. Понимают, что или они нас кормят, или мы их режем. Я вот не уверен, что в случае чего успею голодных злых солдат остановить. А другие командиры и останавливать не станут.
Только ведь перед нами уже войско прошло, а сейчас конец весны – запасов почти нет. Нельзя ограбить того, у кого пусто в кладовых.
* * *
На бывшей вражеской территории мы быстрым маршем прошли мимо нескольких деревень, чтобы не тратить время на грабеж и прочие излишества.
А вот ближе к закату мы огорчили одну деревню тем, что решили стать там на ночевку.
К нам вышел староста, бухнулся на колени, стал плакать и убеждать меня, что всё уже съедено до нас.
Рядом с моим плечом висел Гаут.
– Слышь, борода, хватит по земле елозить, – ему надоело наблюдать страдания старосты. – Выдели мужиков, пусть накосят травы – на ночь каждой лошади по тачке с верхом. Это раз. Дальше – у вас тут речка есть. Пусть дети или мужики рыбы наловят к рассвету, два мешка, не меньше, а бабы уху сварят. Да лука зеленого и черемши не жалейте.
– Мартель, – позвал я мертвого некроманта. – Возьми пятерку солдат, осмотрите вон ту рощу, там наверняка есть фазаны или зайцы. А может, и косулю найдешь. Все, что съедобно – убивай, а солдаты пусть кровь с тушек спускают и подтаскивают к котлам.
– А еще баб молодых пришли десятка два, – Гаут продолжил давать инструкции старосте. – Поесть приготовить и для прочих надобностей. Чем лучше бабы будут, тем целее девки останутся.
– Не осталось у нас уже целых, – грустно махнул рукой староста. – Перед вами, считай, тысяч десять солдат прошло, а может и все двадцать. Всех девок и молодых баб до мозолей затрепали.
Я погрустил о тяжелой доле крестьян.
Тут мне на ухо Пинька говорит: «Врет, гад бородатый, прячут они девок где-то».
И правда, через полчаса солдаты, которые с призраком в рощу ходили, охотиться на зайцев, пригнали стадо молодых девиц. Я вышел из шатра, услышав женские причитания.
– Господин, они в роще землянок нарыли и там девок прятали, – Мартель отчитался. – Я свечение их жизненной энергии сверху сквозь листву заметил, они не успели под землю попрятаться. А в дальней роще в овраге – пара коров, стадо коз и свиней несколько.
Вот тут староста по-настоящему в ноги повалился со слезами:
– Не забирайте скотину! Там только матки с приплодом остались.
Я посмотрел на испуганных девиц. Больше половины – подростки еще. И решил внести в этот мир немного гуманности. Скомандовал солдатам:
– Скотину оставьте. Тех девушек, которые до брачного возраста не доросли – отпустите и не трогайте. С остальными без грубости обращаться.
Часть девушек отпустили. Староста чуть успокоился. Мне любопытно стало:
– А как ты до сих пор скрывал девок и стадо от солдат? Они же тебя с ведьмой, наверное, не раз допрашивали?
– У меня был обманный схрон приготовлен, с замужними молодухами. Когда допрашивали – я его указывал, а настоящий оставался нетронутым.
Утром солдаты уходили из этой деревни сытыми, довольными, и уводили с собой трех новых девушек, которые захотели присоединиться к нашему отряду. Сложно сказать, страсть к приключениям или деньгам ими овладела, или парни наши так понравились, или просто их женихи оказались не готовы смириться с потерей невинности, а без жениха – какое у них в деревне будущее?
* * *
До Ниемеля мы добирались неделю.
Периодически на глаза попадались следы движения войска. Где-то – вытоптанные поляны на обочине с кострищами. Где-то – брошенные сломанные телеги и колеса, рваные сапоги и прочий хлам. В некоторых деревнях – трупы повешенных на деревьях висели. Может, сопротивлялись, может – продукты прятали, а может – недостаточно низко кланялись.
В очередной деревне Пинокета мне на ухо вполголоса сказала:
– Староста что-то скрывает. Что-то серьезное.
Я махнул рукой сотнику:
– Взять его. Допросить с ведьмой.
Солдаты заломили руки у обмякшего мужика.
В соседних избах завыли бабы.
– Двое убегают! – Гаут пользовался своими возможностями мгновенного перемещения и сверху поглядывал на окрестности.
– Мартель, убей беглецов, – призрак некроманта исчез ненадолго, потом отчитался, что убил.
Допросили.
История в деревне случилась нехорошая. Когда растянувшееся войско шло, деревню грабили, девок несколько дней насиловали, все продукты выгребли. Отряды ушли вперед. А потом два солдата и слуга-возница притащили в деревню сломанную телегу, груженную провиантом, на ремонт. Обозленные и голодные мужики решили, что раз войско ушло вперед, возвращаться за этой телегой никто не станет. Подождали, пока вояки разбрелись по бабам, и перерезали всех троих поодиночке. Коня спрятали, припасы распределили между собой.
–Судить всех надо, командир, – Гаут нахмурил призрачные брови. – Всю деревню. Если не наказать, они разбойничать станут на дороге, в этом деле только начать сложно, а дальше – кровь сама польется.
Солдаты прошлись по домам, всех жителей выгнали на центральную площадь.
Призраки проверили, не прячется ли кто. Нашли нескольких девок и двоих парней.
Дальше начался публичный допрос. Сначала старосты, потом убитых Мартелем беглецов, души которых я призвал. По мере того, как подсудимые называли новые имена, их соучастников находили в толпе и вытаскивали на площадь.
В самом убийстве участвовало пятеро. Двое из них уже были мертвы, остальных мы повесили за шею. Впрочем, два мертвых тела мы тоже пристроили на дерево, для комплекта. Рядом с ними повис в петле староста, как организатор.
Женщин, у которых в домах убивали, вешать не стали, выпороли только. Женщина за себя не вполне отвечает, за нее муж ответственность несет.
Тех, кто взял продукты с телеги, тоже выпороли. По-человечески их можно понять, но они соучастники убийства.
Людей по очереди раскладывали на длинной лавке, штаны и юбки снимали, задирали рубахи на голову и пороли.
Среди выпоротых, кроме семей и родственников убийц, оказались несколько вдов. Староста решил помочь им, как самым беззащитным, и вот как получилось. Их было жалко, я шепнул экзекутору, чтобы не сильно бил. И остатки продуктов мы у них не отбирали, так что они остались в плюсе: спина поболит, но не смертельно, зато от голода их дети не умрут.
Вообще, по местным меркам наказание, назначенное мной, было мягким. Кто-то другой мог бы всю деревню сжечь или перепороть. Родерик, скажем, предлагал всех, кто продукты взял, повесить или руки отрубить.