Страница 2 из 8
Я выпорхнула из кабинета, как птичка из клетки. Впервые мне предстояло увидеть, где работает элита корпорации. Руководство въезжало на подземную парковку бизнес-центра на таких сияющих новомодных авто, что дух захватывало. Меня всегда интересовало, кто управляет всей этой громадиной. В лифт я вбежала следом за статным высоким красавцем. Точнее сказать – влетела. Носком туфли зацепилась за ковёр и ткнулась мужчине головой в живот. Натянутый до ушей колпачок слетел, заколка расстегнулась, развалившись пополам, и тяжёлые пряди светлых волос предательски рассыпались по плечам. За нарушение дресс-кода в компании полагался серьёзный штраф.
Я стояла ни жива ни мертва, теребя край ремня медицинской сумки. Передо мной застыл… Нет, не бизнесмен. Принц из моих снов. Из плоти и крови. Взгляд его медовых глаз в момент затмил мой разум, а улыбка – вскипятила кровь.
– Ты откуда такая, Златовласка? – От голоса принца по телу рванули стада мурашек.
– Оттуда, – указала я пальцем за спину, хотя лифт уже плавно возносил нас к небу.
– Из Зазеркалья? – принц добавил мурашкам ускорение.
Я оглянулась на зеркальные створки дверей лифта. Отражение напомнило мне о штрафах. Я отвернулась от принца и принялась запихивать волосы под колпачок.
– Зачем прятать такую красоту? – прошептал он, влезая в моё личное пространство.
Я почувствовала его дыхание на своей шее и просипела:
– Меня оштрафуют!
Кнопки на панели вспыхивали рыжими огоньками, приближаясь к роковой литере А.
– За что? – удивился принц.
– За это, – я прошлась рукой по распущенным волосам.
Принц протянул руку к панели управления, и лифт застыл. Ловкими движениями Его высочество скрутило мне волосы в жгут, прижало его к моей голове и, цокнув языком, обронило:
– Хороша девка!
Я быстро натянула колпачок и с благодарностью взглянула на принца:
– Вы только не рассказывайте никому… Про это.
– Клянусь, – улыбнулся он и нажал кнопку «Пуск».
Лифт плавно тронулся. То ли от аромата одеколона, то ли от взыгравших гормонов, из лифта я вышла на полусогнутых.
– Ещё увидимся, Златовласка, – подмигнул принц и направился к двери с надписью: «Генеральный директор Воронов Я.Ю.»
– Доброе утро, Ярослав Юрьевич, – склонила перед ним голову секретарша, выскочившая из-за стойки.
– Доброе утро, Майя. Как обычно, двойной эспрессо, – принц скрылся за дверью, а я всё стояла и хватала ртом воздух.
– Вы новая медсестра? – строго спросила Майя.
Пришлось просто кивнуть, так как язык присох к нёбу.
– Вам туда! – Майя ткнула пальцем вглубь коридора.
С того дня Солнце больше не казалось мне самым ярким светилом.
***
– Кира, – баба Шура пританцовывает возле стола. – Куранты сейчас ударят. Как эту шипучку-то открывать?
Наш гость поворачивается на спину, последний раз всхрапывает и открывает глаза:
– Трындец! – снова повторяет он, увидев меня.
– Златовласка мне нравилось больше, – не скрываю упрёка в голосе.
Поднимаюсь с колен, беру у бабы Шуры бутылку и раскручиваю металлический хвостик на зелёном горлышке.
– Давай я, – незнакомец садится, чуть не свернув плечом ёлку, и смотрит на бабу Шуру. – А ты кто?
– Мама твоя, – не теряется моя огневушка-поскакушка.
– Ничего не помню, – бормочет он.
– А ты? – кивает мне.
– Зови меня просто – Трындец.
– Жена, значит, – довольно кивает он. – Давай бутылку.
Садимся с бабушкой возле него, и с первым боем курантов из бутылки с шумом вылетает ароматная пена.
– Желания, желания загадываем, – суетится баба Шура.
У незнакомца такой же медовый взгляд, как у Яра. Смотрим друг на друга, не отводя глаз. На задворках разума рождается желание.
– Союз нерушимый республик свободных… – голосит баба Шура гимн на советский манер.
– Ничего не помню, – шепчет незнакомец, – кроме твоих волос.
Глава 3
Ярослав
Сухопарая старушенция, явно сжимавшая древко комсомольского знамени ещё при Сталине, семенит к столу. Интересно, Сталина помню, а себя и свою мать нет.
– Давай за стол, сынок! Пора праздник налаживать, а ты тут развалился под ёлкой, – ворчит она по-стариковски.
Девушка мне хотя бы кажется знакомой. У неё красивые голубые глаза и личико светлое, как у ангела. Неужели я алкаш по жизни и мучаю кроху подобными залётами?
– Пардон, – икаю. – Часто я так… Валяюсь под ёлкой? – С интересом разглядываю жену.
– На моей памяти впервые, – улыбается она.
– А почему я голый? – заглядываю под плед. – И болит всё, точно меня били.
– Тебе надо выспаться! – девушка касается моего лица, и я вздрагиваю от боли. – К утру отёк немного спадёт. Сейчас таблетку принесу.
Да у меня жена и правда ангел! Я ещё не сказал, что у меня голова раскалывается, а она уже за таблеткой побежала. Провожаю взглядом шуструю кроху и силюсь вспомнить её имя. Потираю плечо – иголки царапаются. Взгляд мой падает на ёлочную игрушку. Вдох застревает в груди. Мы все не красавцы в отражении новогодних украшений, но я просто чудовище.
– Мать моя женщина! – хриплю, касаясь лица и вновь вздрагивая от боли.
– Чего так высокопарно? – старушенция отвлекается от ботоксных лиц на экране. – Можно просто мама Шура.
Сколько же мне лет, если я её сын? Некрасиво спрашивать у женщины возраст, но я с бодуна похоже нашёл ещё более непростительный вариант:
– Мама… Шура… А ты меня во сколько понесла?
– Ты что, правда ничего не помнишь? – качает она головой.
– Этот момент точно нет, – оправдываюсь и вновь залипаю на своё отражение в ёлочной игрушке. Буро-малиновое месиво с огромным носом и заплывшими глазками. – А что с моим лицом?
Входит девушка, садится возле меня на пушистый ковёр и протягивает стакан и таблетку.
– Выпей, пожалуйста.
Таблетка с трудом проваливается в иссохшее горло. Опустошаю стакан и утираю рукой рот.
– Трындец!
– Да?
– Э… Я просто так сказал. Тебя как зовут-то?
– Кира…
Раздаётся плач младенца, и Кира срывается с места. У нас ещё и дети есть. Обессиленно падаю на подушку. Потолок плывёт перед глазами, пение Баскова смешивается с плачем моего ребёнка. Очередное неприятное открытие. Баскова помню, а малыша своего – нет.
– Кира, – кричит маманя. – Неси сюда Булочку. Это ведь её первый Новый год.
Стыдно-то как. Нажрался, что семьи своей не помню. Входит Кира, качая малыша в розовой пижаме. Флисовые заячьи уши свисают с руки Киры.
– Сколько нашей дочери? – спрашиваю слабым голосом.
Кира замирает, с удивлением глядя на меня.
– Ну не помню я ничего! – в очередной раз приходится оправдываться.
– Три месяца, – вздыхает Кира. – Хочешь на неё взглянуть?
– Давай, может вспомню что, – приподнимаюсь на локте.
Кира вновь садится рядом. Девуля на её руках отчаянно насасывает соску. Голубые глаза-пуговицы смотрят на меня с хитрым прищуром. Не боится меня. Скорее, смотрит с любопытством.
– Она голодная, что ли?
– Да, сейчас буду кормить. Нравится Булочка? – Кира смотрит на меня с такой нежностью, что я бы их сейчас обеих расцеловал.
– Нравится! Давай корми дочу!
Кира смущается и просит меня:
– Только ты отвернись.
– Здрасьте приехали!
Кира садится в кресло и пытается развернуться, чтобы я не увидел, как она кормит. Что за детский сад? Обвожу глазами комнату в поисках семейных фотографий, но на полке, рядом с телевизором, стоит только портрет Булочки. Правда моя внешность многое объясняет. Такую рожу только в отделении полиции вывешивать. На доске «Внимание, розыск». Мне кажется я впервые в этой комнате. Иначе давно затеял бы здесь ремонт. По одной стене дешёвые обои начали отклеиваться на стыках, люстра горит наполовину, занавески чистенькие, но фасон наверняка ещё с Шуриной молодости. На подоконнике цветы в горшках и клетка с рыжим хомяком. Скачет у решётки как заведённый. То ли просится на руки, то ли пляшет под Баскова. Бедненько, но весело.