Страж

— И во сколько оценили наши жизни?

В трубке повисла тишина.

— Ты о чем, Гер?

— Странный это рейд был, — медленно ответил тот, — с самого начала. С каких это пор на рейд ставят стража меньше третьего уровня? Да, и Сашка, водитель совсем еще зеленый был. Он даже не успел отреагировать.

— Это не претит уставу. Если по какой-то причине нет стражей подходящего уровня, руководство имеет право поставить на рейд оперативника более низкой квалификации. А у нас, я тебе уже говорил, сейчас от третьего и выше почти все на мысе Полюсова.

— Оперативник, — иронично усмехнулся Гронский, — возможно из лейтенанта Илийского еще и вправду получится оперативник, но с его уровнем в той бойне у него не было шансов. Было бы по-другому и Итон не погиб бы.

— Но при формировании рейда никто не знал, что там такое будет, — возразил Арсенин. И по интонациям, с которыми он произнес последние слова, Георгий понял, что собеседник начинает злиться.

— Просто, если по твоей логике меня тоже надо было на мыс Полюсова отправить, а не в этот рейд. Я бы принес больше пользы. Я неделю безвылазно смог бы там отработать. Может и больше. А получается меня используют всего лишь для транспортировки Рун.

— Грон, ты сегодня спал?

— Нет, — Георгий прикрыл глаза. Вряд ли он и сейчас бы смог. Хотя голова гудела так, что не было сил ни о чем думать. Даже разговаривать было тяжело. Да он уже и сам не понимал, зачем он все это говорит Олегу. И что такое его мысли? — И вчера тоже.

— Тогда, Гронский, иди проспись. Или напейся. Лучше к жене езжай, она тебе мозги враз на место поставит. Иначе и вправду влипнешь в крупные неприятности. Тебе дали задание — ты его выполнил. Жаль Итона, и Сашку, лейтенанта этого твоего, но мы все стражи и то, что случилось там — это и есть наша служба.

— Я уже по уши в неприятностях. Все идет наперекосяк. Не выкрутиться.

— Ты что реально думаешь бежать?

Заткнись, Гронский! Ты не имеешь право его впутывать.

Он слегка натужно засмеялся.

— Думаю, воспользоваться твоим советом и выспаться, потом поеду в больницу. Спасибо, старина.

— Грон…

— Кстати, билеты я уже купил.

И он нажал на кнопку отбоя.

***

— Приемная доктора Фернсби. Слушаю вас.

— Могу я поговорить с самим доктором Фернсби?

Конечно же визитку ученого Георгий безвозвратно потерял в Макке, но найти нужный ему номер не составило труда.

— Кто его спрашивает?

— Мы встречались с ним в Макке. На конференции. Передайте ему, что мы с ним разговаривали о синдроме Ларанга. Мне очень нужно поговорить с ним.

— Подождите минуту.

Заиграла музыка.

— Давен Фернсби, — раздался голос ученого, — слушаю вас.

— Здравствуйте, доктор. Мы с вами встречались в Макке, в холе гостиницы. Мы еще разговаривали об Источнике и Искрах, и немного о синдроме Ларанга.

— Я помню вас, — после небольшой паузы произнес Фернсби. — Вы еще сказали, что это неприятность случилась с кем-то из ваших близких.

Георгий тяжело усмехнулся. Неприятность.

— С сыном. Ему десять лет. Диагноз поставили в три года. Сейчас врачи дают ему не более недели.

— Мне очень жаль. Что вы хотите от меня?

Гронский зажмурился. Неужели он и вправду это делает? Неужели он готов поверить первому встречному? Готов отдать сына, как подопытного кролика? Изменить свою жизнь? Жизнь Ольги? Ведь он даже не спросил ее. Готова ли она?

Я просто хочу, чтобы он жил!!!

- Вы сказали, что от синдрома Ларанга можно излечиться.

— Я сказал, что это лишь мои теория. Которая пока не подтверждена практикой.

— Я помню, — глухо подтвердил Георгий, — вы еще сказали, что у вас нет практического материала.

Он замолчал, пытаясь справиться с собой.

— У меня есть умирающий сын и Руны.

Собеседник несколько раз неуверенно кашлянул.

— Я не смогу дать вам никаких гарантий.

— Мне нужен всего лишь шанс.

Теперь молчание затянулось на более долгое время.

— Есть два решения проблемы. Первое — постоянное переливание крови, насыщенной излучением Рун. Это не так рискованно. Но сами понимаете, больной будет практически привязан к больнице. И ему всегда нужна будет свежая партия крови. Второй способ — частичная замена костного мозга на рунный порошок. Шансы пятьдесят на пятьдесят. Его организм либо примет Руну, либо нет.

Владимир Александрович сказал, что он больше не встанет. Ему осталась неделя.

— Ему осталось жить семь дней, — Георгий сам не узнал своего голоса. — Времени почти не осталось.

Доктор тяжело вздохнул.

— Вы понимаете, что в случае положительного исхода, он должен будет какое-то время находиться под моим присмотром? Я должен буду наблюдать за ним.

— Да.

— И что ваша жизнь уже не будет прежней. Даже если все пройдет хорошо, я не смогу рассекретить свой проект. Руны — достояние человечества, а не отдельно человека. Нас запрут в Карьере, если кому-то станет известно о наших с вами делах. Ваш сын должен будет умереть для всех, чтобы иметь право жить.

— Я понимаю. И уже решаю этот вопрос.

— Сегодня вечером, я с группой врачей еду с медицинской миссией в Оркли. Завтра с утра там уже будет оборудовано все необходимое для врачебных манипуляций. Привозите сына. Я посмотрю его и возьму нужные мне анализы. После чего скажу, смогу ли я вам помочь или нет.

Георгий нажал на кнопку отбоя. Какое-то время стоял, смотря на гаснущий браслет на руке. Хотелось швырнуть его об стену и растоптать. И забыть о том, что только что произошло. Вычеркнуть. Изменить. Вернуться в прошлое, где еще не было идущей по пятам смерти.

Я должен поговорить с Олей. Я не имею права один принимать подобные решения.

Но сначала надо сделать еще один звонок. Решительным движением Георгий вновь оживил экран погасшего смарта, нашел нужный ему контакт — Шейл Периш — и нажал на кнопку вызова.

Артема привезли домой уже к обеду. Всю дорогу до дома сын спал, следуя совету лечащего врача, давать организму как можно больше времени для отдыха и восстановления. Потом они проводили время, как это всегда любили делать. Смотрели фильмы, спортивные матчи, готовились к завтрашней поездке. Потом Ольга укладывала Тему спать, а Георгий ждал ее в спальне, стоя у огромного окна, смотря на ночной город.

Жена тихо подошла, обняла, уткнулась носом в плечо.

— Я соскучился, сладкая моя, — прошептал Георгий, гладя ее по волнистым волосам. — Безумно. Сегодня ты будешь только моей. Возьму с тебя за все.

— Бери.

И он брал. За все дни одиночества и боли. За вынужденные разлуки. За их бесконечные попытки удержать дарованное счастье любой ценой. И за предстоящую разлуку.

Уже под утро, она уставшая и сонная свернулась клубочком у него под боком, положив голову на плечо. Георгий поцеловал ее в лоб, на несколько секунд задержавшись, вдыхая запах чуть влажной кожи.

— Пора прощаться, Олька.

Она распахнула глаза, из которых разом испарилась вся истома и сонливость. Приподнялась на локте.

— Ты о чем?

— Мы с тобой можем спасти нашего сына.

Дорога к аэропорту Дранкура шла по берегу моря, проходила через длиннющий тоннель в скале и серпантином забирала в горы на высоту более чем две тысячи метров, где и располагалась взлетная полоса и само здание воздушного вокзала.

Артем спал на заднем сидении. Чтобы поездка для него прошла легче, Ольга дала ему таблетку успокоительного. Сама она сидела на сидении рядом с водителем и, отвернувшись, неотрывно смотрела в окно. Было еще совсем раннее утро и дорога была почти пустая.

Георгий в этот раз не стал брать на себя управление автомобилем и, задав маршрут, поставил на автоматическое управление. Сейчас не хотелось ни отвлекаться, ни расслабляться. Сейчас хотелось быть вместе с семьей, чувствовать их каждой клеткой, каждым нервом.

Только вот Оля после того, как он все рассказал ей, отдалилась от него. Нет, она не противилась, не спорила и сделала все как он сказал. Но словно на автомате, словно против своей воли.