Страница 8 из 9
– Я устала разгадывать твои загадки, – сдалась я. – Узнай, пожалуйста, что с Тахиром.
Он поднялся:
– Сегодня остаешься тут одна. Что-то понадобится – в кухне стационарный. Вызов на «единицу».
И он ушел.
5
Прошло еще три дня бесконечного смирения и воспитания силы воли. Я уже не говорил с Катей. Только злился на нее. Она еле заметно дрожала каждый раз в моем присутствии, пытливо поглядывала в лицо, пока я равнодушно пялился ей в глаза.
И вот сегодня впервые за долгое время заговорила.
– Я пущу к тебе сегодня одного твоего знакомого. В одиннадцать приедет.
– Думаешь, уже можно? – Вышло безжизненно.
Зря она заговорила. Потому что на место той самой жизни пришла глухая ярость.
– Меня беспокоит твоя покладистость, – перекинула она стетоскоп через шею и привычным движением поправила длинные волосы.
– Ты просила не вспоминать, – нахмурился я раздраженно.
– В том и дело. Я просила. И ты вдруг слушаешь.
– Тебе не угодишь, – недовольно отозвался я. – Ты права, у меня сегодня в планах взять тебя в заложники и пригрозить остричь под мальчика, если не выложишь мне все.
– Это на тебя больше похоже. – Искры исчезли из ее голоса, и Катя потухла.
– Я не хотел тебя обижать. – Поймал ее взгляд, и тот дрогнул.
– Ты не обижаешь. Я просто твой врач.
– А за что ты меня любишь? – забылся я, почувствовав слабину.
Катя растерянно моргнула и отвела взгляд.
– Ну, в тебя сложно не влюбиться, – начала уклончиво и добавила: – Мне. Ты надежный, Тахир. Верный. Любящий… Ты когда любишь, то… – она замялась, – очень хочется быть той самой…
– И кого я люблю? – сузил я глаза на лице Кати.
– Ты любишь другую.
– И где она? Не любит меня?
– Черт, Тахир! – рыкнула Катя. – Ну вот как я в который раз позволяю обвести себя вокруг пальца?!
– Она меня бросила? Ушла? – давил я, чувствуя, что изнутри поднимается волна такой злости, с которой я сам не могу справиться.
– С ней все в порядке! Но тебе надо поправиться!
– Ты ее не пускаешь ко мне?!
Приборы взвыли, загорелась красная лампа, а Катя метнулась к тумбочке. Зверь внезапно рванулся из глубины сознания и затих уже на поверхности. Откуда-то мы оба с ним знали, что выходить из себя больше нельзя, иначе это будет огромным шагом назад от свободы и возвращения памяти. Мне на некоторое время заложило уши, но неожиданно все прояснилось, и я встретил Катю с уколами и бригадой медиков совершенно спокойно.
– У Кати просто халат расстегнулся, – пожал я плечами на недоумение врачей. – Вот давление и подскочило.
Ведьма залилась краской, бросившись поправлять безукоризненный внешний вид. А я проводил безразличным взглядом ее бригаду и устало откинулся на подушки.
– Не делай глупостей только, пожалуйста.
– Почему ты не говоришь? – сузил я на ней глаза, в который раз требуя ответов.
Она подошла ближе:
– Я уже объясняла: это очень опасно для тебя. Ты был на волоске. Если ты не восстановишься, то не сможешь никому помочь, понимаешь? Вспышка – и ты снова сорвешься. И снова койка, транквилизаторы и искусственная кома.
– Я сорвался?
– Нормально так сорвался. Ты хотел покончить с собой, когда я тебя нашла.
– Покончить с собой?
В голове вдруг крутанулись калейдоскопом картинки: стол, холодный ствол в руке… и обрывки разговора по мобильному.
– Слушай… – На плечо легла ладонь. – Дай себе еще хоть несколько дней. Черт! – И она сжала ладонь в кулак. – Я намеревалась тебя тут на месяц минимум закрыть, чтобы ты точно выполз из ямы!
Да-да, только в яме я чувствовал себя сейчас.
Значит, не Катя. Что там было в разговоре по мобильному? Мужской голос…
– Тахир, – позвала ведьма, и тихо щелкнул замок входной двери.
Я поднял взгляд и обнаружил, что в комнате стоит какой-то мужик. Просканировав его взглядом, пришел к выводу, что шмотки у него как раз должна сесть на меня. Он вдруг тихо попросил:
– Оставьте нас одних.
И я понял, что шмотки с него снимать будет ну очень плохой идеей. Потому что проще попросить его притащить мне мои.
Я не заметил, как Катя ушла. Пялился на Руслана и чувствовал себя в единственной светлой комнате, которую смог найти за все время блуждания в темноте.
– Помнишь меня?
Я помнил. Руслан был другом моего сына.
– Да.
А очертания все продолжали проступать.
– Где Эльдар?
В горле пересохло. Я заметался невидящим взглядом по прежде «молчаливой» белой стене, и все «смотрел»… У меня есть приемный сын. Он вернулся с войны недавно. И Карина, дочь моей…
Я был женат. У меня была… Полина.
Зубы сжались до скрежета и оцарапали губы клыками. Полина мертва.
Мертва…
Но давно.
– Тахир, Эльдар в порядке. – Руслан подошел ближе и подтянул к себе стул. – Поправляется после пулевого.
В моего сына стреляли. Он был на волосок от смерти… Я вспомнил девочку. Ксеня. Ее забрали у Карины, а я… Я вернул. И из-за этого мы с сыном не разговариваем. С губ сорвался смешок. Как же глупо…
– Ты ему не говори только, – перевел я взгляд на Руслана. – Карина не объявилась?
– Нет, – нахмурился он несогласно. – Почему не говорить про тебя?
– У него своих проблем хватает.
Он покачал головой, стиснув зубы.
– Что с тобой? – процедил.
– Говорят, я стрелял себе в голову.
Он удивленно округлил глаза:
– Что за бред?
– Вот и мне кажется… Поэтому не говори.
– Нигде в отчете нет упоминания о стрельбе вообще, – удивил он меня. – В твою квартиру меня не пустили и ходом следствия тоже не поделились. Но я не знал, что в тебя стреляли. Хотел подтянуть Эльдара как родственника, чтобы дали допуск, но выяснилось, что ты здесь.
– Как интересно… А как думаешь, тут есть прослушка?
– Я проверил первым делом. Нету.
Профессионал.
Мы помолчали немного, думая каждый о своем.
– Рус, – я медленно наполнил грудь воздухом, пытаясь вспомнить нечто другое, но не выходило. – Дальше ты не полезешь.
– С чего это? – вздернул он бровь насмешливо.
– С того. Я тебе никто. А у тебя вся жизнь впереди. Понял?
– Звучит, конечно, интересно, но есть такое понятие, как честь и совесть. Я уже давно знаю, кто ты на самом деле. И нет, я тебя не брошу. А еще – тебе стоило позвонить мне не только по поводу Эльдара.
Я пристально глянул в его глаза, сдерживая себя, чтобы не усмехнуться. Никому я звонить не буду – не хватало только Руса за собой утащить в неизвестном направлении. Но звучало это трогательно.
– Ладно. Тогда что ты еще обо мне знаешь? – сузил я глаза. – Я не помню какого-то куска последнего времени, и он не дает мне покоя.
– Твоя врач сказала, что тебе нельзя вспоминать, иначе ты пострадаешь сильнее. Честно говоря, она была убедительна.
– Она ведьма, Руслан.
– Она предупреждала, что ты приведешь этот аргумент. Но я видел видеозаписи. И запах слышал. Она на самом деле о тебе переживает, и я не могу увеличивать риск твоего срыва, Тахир.
– Тогда что ты тут делаешь? – злился я.
– Заполняю другой кусок твоих пробелов, который ты теперь помнишь. И по ходу дела собираю показания.
– Меня уже достало, что все тут что-то за меня решают, – зарычал я. – Если кто-то где-то, кому я очень нужен, пострадает, хуже я себе уже не сделаю.
– Ты мало заботился о себе последнее время.
– Что она показывала тебе на камерах? – въелся я в него взглядом.
– Как тебя привели после срыва, как лечили… Показали карту, которая пестрит таким разнообразием фармы, что как-то сразу все вопросы отпадают. Катерину эту «пробил» – не подкопаться. – Он вздохнул. – Но я не знаю, что довело тебя до такого состояния.
– Кто, – поправил его. – Женщина.
– Было такое предположение, – уклончиво заметил он.
– Если да, то она была мне очень дорога. А «очень дорога» для зверя может значить только одно. Катя утверждает, что с ней все в порядке. Но где она – никто не говорит.