По доброй воле

– Хайд.

Бой продолжился, но с другими условиями. Когда в голове командира менялась мелодия, менялся тот, на кого мы должны были нападать.

Но дело было не в воображаемой музыке – командир прекрасно понимал, когда в бою наступал переломный момент, и не позволял нам закончить раньше положенного. Халтурить и растягивать «удовольствие», впрочем, он тоже не позволял – стоило ему заметить, что кто-то из нас дерется не в полную силу, он тут же натравливал двоих других ближников на него.

Аарон ринулся на товарища, закружившись вокруг своей оси, и я рвано выдохнул, тратя драгоценный воздух.

Дьявол! Его техника потрясала воображение! Он делал столько на первый взгляд лишних движений, что противник так или иначе отвлекался, и Аарон подбирался к нему очень близко. И каждое его движение в результате оказывалось не лишним.

Он бил со всех сторон сразу и был вездесущим! Дрался так, словно заранее отрепетировал каждое движение с противником!

Двигаясь по кругу и умудряясь не зарядить шестом друг по другу, мы с Аароном выматывали Мартина. Уставший человек совершает ошибки и пропускает удары. И нам НУЖНО БЫЛО, чтобы Мартин устал.

Я сделал выпад и ПОЧТИ достал его, но только почти. Он отразил мой удар, а потом повернулся и сделал выпад в сторону второго противника, заставляя отступить.

Аарон бросил на меня взгляд, длившийся ровно одно мгновение, и мы усилили напор. Атака стала беспрерывной. Но, несмотря на это, Мартин уверенно отражал наши удары. Он казался неповоротливым, но только казался. Он был очень ловким и двигался невероятно быстро, заставляя нас постоянно менять позицию.

Бенджи брал скоростью. Хайд – ловкостью.

«А я?».

«А ты – бревно по сравнению с ними!».

Я перестал считать синяки после пятой тренировки. Это было две недели назад, и сейчас мне казалось, что все мое тело – сплошная ноющая гематома. Не успевали сходить старые, как на их месте расплывались новые. И я больше не мог не пить таблетки. И жалел, что так упорно отказывался от них…

– Хаммер.

Я удивленно вскинул брови – это у нас тут впервые! – но развернулся и ринулся на командира, точно зная, что парни следуют за мной.

«Помни правила, Стоун. Слово командира – закон».

Аарон проскочил у меня под рукой и, вертясь, как волчок, обошел командира. Тот проследил за ним краем глаза, не теряя из вида нас с Мартином.

Я прищурился, мысленно рисуя схему атаки. Мы окружали мужчину с трех сторон. Аарон – справа от меня, Мартин – слева. Я шел в лоб противнику.

«Трое на одного. Попахивает уж совсем нечестным боем!».

Казалось бы, что может пойти не так?

Как оказалось, все.

Джексон ушел влево, пригибаясь и выбрасывая руку вперед, и я невольно сглотнул – в следующее мгновение Аарон лежал на спине, оглушенный сильным ударом об пол. Не задерживаясь ни на секунду, командир рванул ко мне. Я отступил вправо, пропуская его вперед, и повел бяньгань в атаку. Мартин сделал то же самое, двигая оружие прямо навстречу противнику, и тот, что было совсем неудивительно, ждал этого.

Командир присел и, почти касаясь коленом пола, развернулся вокруг своей оси. Он схватил шест Мартина и вырвал его из рук бойца, а потом абсолютно немыслимым движением подсек его ударом в колено, перехватил за правую лодыжку и вывернул. Наш танк кувыркнулся в воздухе и приземлился на шею. Раздался громкий хруст, но Мартин остался в живых – он выматерился так, что зеркала протяжно застонали в унисон с оглушенным Аароном.

Командир оказался в пол-оборота ко мне. Он хищно улыбнулся, выпрямился, развернулся через правый бок и повел бяньгань в атаку, вкладывая в удар не только силы, но и инерцию.

Еще две недели назад я в ужасе отскочил бы, не боясь того, что командир скинет меня с крыши высотки в центре Чикаго. Но сегодня боевой шест Джексона встретил мое сопротивление.

Удар был таким сильным, что пальцы заныли от вибрации. Боль прострелила суставы, и я зарычал. В груди вскипела злость.

«Держи крепче, сосунок!».

Мой противник перекрутил шест, не уступая в ловкости Аарону, и атаковал. И снова я отразил удар и напал сам.

Не знаю, что вело меня вперед, но я бился с командиром так, словно боевые шесты были заточенными мечами. Слишком длинными, а потому неудобными! Я оттеснял его назад, прекрасно понимая – если бы он хотел, я уже лег бы со сломанной шеей. Значит, он пытается что-то показать, мне или парням.

Джексон любил учить. И делал это хорошо.

Я смотрел в глаза командиру и испытывал странные, абсолютно непередаваемые ощущения. Наши тела потеряли границы. Движения, четкие, выверенные, напоминали отрепетированный танец.

Я атаковал, точно зная, что Джексон встретит мой удар. Встречал его бяньгань, наверняка зная, где он окажется в следующее мгновение.

Командир не наседал, но и не давал расслабиться. Он был напряжен, но я прекрасно понимал – захоти он, и бой закончится в следующую секунду. Но он не позволял этому случиться. Мы потерялись в противостоянии. Остальной мир исчез. Оружия сталкивались, пуская вибрацию в кисти и ток по мышцам, и расходились, чтобы сойтись снова. Мне казалось, что наш танец никогда не закончится, но внезапно за спиной раздался голос Мартина:

– Вниз!

Глаза командира опасно полыхнули.

Я тут же присел. Боевой шест Джексона со свистом пролетел над моей головой, и я охренело моргнул.

Дьявол! Да он мне башку сшиб бы, если бы попал! Привет, кома! И это минимум, на который я могу рассчитывать после такого удара!

На долю мгновения Джексон пропал из виду, когда его загородил перескочивший через меня Мартин. Он раскрутил бяньгань над головой и ринулся на командира. Секундная передышка запустила по телу блаженную дрожь, но расслабиться я себе не позволил – ринулся за товарищем.

Вот только подобраться к сражающимся мне не удалось – Мартин так орудовал шестом, что мог спокойно зашибить меня.

Он бросался на командира, как взбесившийся пес. Джексон отбивался от него уверенно, но былое спокойствие покинуло его. Глаза командира горели нехорошим огнем. Губы вытянулись в тонкую линию и побледнели от напряжения.

Мартин рычал и двигался с такой скоростью, что очертания бяньгана смазывались. Я даже глаза протер – показалось, что они слезятся.

Я застыл, не зная, что делать, и Джексон заметил это. И тут же скомандовал:

– Атакуй!

Я отметил движение справа – Аарон очухался и несся к нам. Мы приблизились к Мартину одновременно и так же одновременно попытались вступить в бой, но нам приходилось уворачиваться от шеста товарища, который, кажется, поставил перед собой цель – зашибить командира в одиночку.

Кажется, он слетел с катушек.

Лицо Джексона окаменело. Челюсть резко выделилась. Когда нам с Аароном удавалось подступиться к нему, наши атаки он отражал играючи, но Мартин…

Его лицо покраснело. Вены вздулись. Глаза сузились и налились кровью. С губ не сходил жестокий, звериный оскал. Выдающиеся резцы напоминали клыки хищника, который готов был вцепиться в глотку противника.

Я нарушил четвертое правило, ослабил внимание, и боевой шест командира с силой вошел в мой бок. Я согнулся пополам под громкий хруст костей и рухнул на пол, задыхаясь от боли. Рот распахнулся в немом крике. Я попытался вдохнуть, и спазм скрутил бок.

Недалеко от меня кулем рухнул Аарон. Уж не знаю, каким приемом его одолел Джексон, но он не шевелился.

Я с трудом разогнулся и, упираясь локтем в пол, сквозь багровую пелену наблюдал за схваткой противников. И холодел нутром все сильнее.

Мартин превратился в машину для убийств, и командир противостоял ему, сражаясь, может, и не в полную силу, но с явной осторожностью – чтобы не покалечить собственного бойца. Он держал ситуацию под контролем, пока Хайд…

Внезапное осознание обухом ударило по голове.

«Хайд! Мистер Хайд3! Гребаный мистер Хайд!».

Я посмотрел на Мартина по-новому. И ужаснулся.

3

Отсылка к роману Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»