Страница 8 из 17
Максим кивнул.
– Получается, «что они не делают – не идут дела?»
Мерлин хохотнул.
– Ну, примерно так. Но не совсем. Я имею в виду, что если менять прошлое глобально, то глобально можно изменить и будущее. И МНВ здесь уже не пройдёт – воздействие должно быть не минимальным, а массированным. И не только в одной точке.
Максим Зверев внимательно посмотрел на своего собеседника. Вронский явно пытался натолкнуть его на какие-то выводы, но Макс никак не мог понять, что именно хочет от него Мерлин. Если он имеет в виду массированное воздействие, то, значит, менять реальность нужно не только в СССР?
– Вы хотите сказать, Сергей Алексеевич, что мы до сих пор пытались изменить только Советский Союз, а надо менять весь мир?
Вронский хлопнул Макса по плечу.
– Молодец, сержант! Именно! Я это понял не сразу, а постепенно, работая с вами с самого начала, с 1977 года. И чем больше мы с вами меняли, чем больше вы там наворотили, тем сильнее сопротивлялась реальность. Не буду сейчас тебе сообщать подробности – ты не должен нести это в своё, точнее, в наше прошлое. Иначе мы получим конфликт соприкосновения и еще большие погрешности в ходе расслоения главной исторической последовательности на разные модули реальности.
Максим непонимающе уставился на Вронского.
– Что вы имеете в виду? Ведь и так наше появление в прошлом и мои хождения туда-сюда уже спровоцировали конфликт разных реальностей. Куда уж больше?
Вронский хмыкнул, потом отошёл к окну, долго куда-то смотрел. Затем прошёл вглубь скромного кабинета, который, вероятно, принадлежал какому-то местному военному – ведь они наверняка находились на территории воинской части. Сев в кресло, Мерлин некоторое время молчал. Макс терпеливо ждал. Наконец Вронский прервал своё молчание.
– Понимаешь, сержант, не все вещи были подвластны мне и моим коллегам, Кустову и Сафонову. Которые, к сожалению, не дожили до нашей нынешней встречи. Мы можем иногда только предполагать. Так вот, твои хождения, как ты сказал, туда-сюда, надо максимально ограничить. Именно потому я и не сообщаю тебе подробности того, что произошло у нас здесь. Я понял, что нельзя постоянно корректировать прошлое, обращаясь к будущему. Все равно это разные варианты, разные миры. И минимальные воздействия в разных реальностях могут сработать по-разному. Но главное – если возникнет конфликт соприкосновения – то есть, разные версии станут идентичны, то они могут совпасть. И тогда многие погрешности, наложившись друг на друга, создадут такую неразбериху, что… в общем, как я тебе уже говорил – если два проводка в жгуте внезапно, лишившись изоляции, соприкоснутся – будет короткое замыкание. А ты как раз и проникаешь с одного проводка на другой. Ты – как искра проскакиваешь. Как импульс.
Макс улыбнулся.
– Скорее я, как жук, ползаю по этим проводам.
Вронский погрозил ему пальцем.
– Ты, Максим, тот ещё жук. Жук в муравейнике. Но оставим Стругацких в покое. Кстати, я читал тут нашу фантастику и сравнивал с той, которая была в твоем будущем. Ваше появление в СССР лишило хлеба многих авторов, которые в вашей истории писали про «попаданцев». Во-первых, не надо было спасать СССР. Наоборот, многие фантасты стали писать о возрождении Великой России.
Максим изобразил аплодисменты.
– Свято место пусто не бывает. Надо же иметь какие-то цели. У нас мечтали о возрождении Советского Союза, а здесь мечтают о Единой России. Должна же у фантастов быть несбыточная мечта?
Вронский встал со своего кресла и снова подошёл к Звереву.
– Знаешь Максим Викторович, мечты должны сбываться. Но только смотря какой ценой. В вашей истории Россия прошла слишком тяжёлый и даже кровавый путь. И мы сейчас какие-то вехи вашей истории повторяем. Просто с опозданием лет на десять-пятнадцать. Это ещё раз подчёркивает тот факт, что локально изменить историю целого государства не получится. И если я тебе сейчас полностью раскрою все карты, то, боюсь, ты больше не сможешь – даже с моей помощью – проникать в будущее. А это пока что наш козырь. Нет, не в том дело, что ты как бы можешь убеждаться в том, правильно ли всё идёт, нет. Вы, то есть, мы всё делаем правильно. Проблема в другом – чем больше ты будешь пытаться контролировать будущее, тем сильнее будет сопротивление в твоей реальности.
Максим покачал головой.
– Что-то я не совсем понимаю. Вы имеете в виду, что нам труднее будет что-то изменить у себя?
Вронский хлопнул ладонью по столу, рядом с которым он стоял.
– Именно! Вот ты побывал в Таджикистане образца 1984 года – а что было после у нас, помнишь? Как ты оказался здесь?
Максим потёр лоб, вспоминая.
– А… ну да, произошло покушение на генсека ЦК КПСС…
– Вот! И ты снова оказался в коме. Понимаешь? Каждое твоё новое хождение в прошлое будущее отражается и на тебе, и на той реальности, в которую ты попал. Ты в конце концов, можешь вообще потеряться, то есть, потерять своё физическое тело и непонятно вообще, где ты окажешься. Возможно, снова в своей отправной точке, в 1976 году, только без подселения себя взрослого. А, может, в своём – подчёркиваю – в своём 2016 году, на Донбассе. В тот самый момент, когда тебя ранило или контузило. Впрочем, это тоже предположения – возможно, тебя просто не будет. Вообще.
Максим грустно улыбнулся.
– Весёленькая перспектива. Что же мне делать тогда?
Вронский похлопал Зверева по плечу.
– Спокойно, Маша, я – Дубровский. Пока что ничего страшного не случилось. Я объясняю тебе главный принцип и дальше ты переговоришь со мной и моими коллегами в своей реальности, а также с руководителями проекта «Омега». После чего руководство СССР подкорректирует свои планы по изменению своей реальности. Надеюсь, что новая ветка будет более рациональна. Но для этого – повторяю – в первую очередь надо задействовать нашего главного, так сказать, противника.
Вронский внезапно замолчал. Потом, как будто что-то вспомнил, продолжил.
– Вернемся к твоим хождениям. Главное, что я успел понять со своими коллегами Кустовым и Сафоновым – нельзя привносить в прошлое те элементы из будущего, которые ему не свойственны. Менять прошлое нужно так, как оно и могло измениться. Например, «заговор комсомольцев» против Брежнева был в реальной истории? Был. Шелепин и Семичастный, а также их соратники высказывали мысли о смене власти в СССР и реформах в стране? Высказывали. То есть, твоё появление просто явилось отправной точкой и катализатором всех этих событий. А вот твои хождения в будущее спровоцировали нетипичное развитие событий. И, кстати, кстати, появление остальных «попаданцев» – тоже.
Максим удивлённо посмотрел на Вронского.
– Что вы имеете в виду? Мы ведь стали, как вы только что сказали, просто катализатором и ускорили события, которые и так были подготовлены.
Мерлин досадливо хмыкнул.
– Да, но на вас обратили внимание не только в Союзе, вы всё-таки «засветились» и перед спецслужбами США. Недаром вот сейчас, в нашем времени они вышли на тебя. Значит, вернувшись в своё прошлое, ты должен наладить с ними контакт. То есть, они должны выйти на тебя раньше.
Зверев был в полном недоумении.
– Ничего не понимаю. То вы говорите, что не надо делать какие-то серьёзные изменения и тащить из будущего то, что не соответствует прошлому, то советуете совершить то, чего бы точно не совершали советские руководители в настоящем прошлом СССР. Где логика?
– О боже ты мой!! Ну до чего же ты, сержант тупой!
Вронский снова забегал по комнате, как маленький комок энергии, на ходу лупя себя ладонями по голове и ругаясь. Потом снова подбежал к Максу.
– Вот смотри. Контакты на уровне спецслужб СССР и США были всегда. Просто мало кто об этом знал. Но раз американцы тебя вот сейчас нашли – значит, следили за тобой. И начали именно тогда, когда вы крепко «засветились». А это было во время покушения на Кулакова. На Генерального секретаря ЦК КПСС. Ну и вообще, думаю, спецслужбы многих ведущих капиталистических стран заинтересовались переменами, которые начались в СССР. А дальше уже дело техники. Странно, что они раньше не стали подводить ни к тебе, ни к твоим товарищам-попаданцам своих людей. Поэтому, думаю, если ты начнёшь двигаться им навстречу, то произойдёт то же самое, но раньше – вы встретитесь и, возможно, это будет иметь последствия. Но – в хорошем смысле этого слова.