Страница 3 из 58
— Там, — девчонка с русой косой махнула ладошкой. — От угла переулка — третий дом.
— Спасибо, — Витман бросил ей медяк. Повернулся ко мне. — Идём.
Мы направились к дому Мурашихи.
— Меня Настасьей зовут, — неожиданно прозвучало вслед. — Я тут живу, неподалеку…
Я обернулся и увидел, как зардевшаяся девчонка кокетливо опустила и подняла длинные ресницы.
Пообещал:
— Учту.
— Силантий! — прикрикнул Витман.
И мне пришлось ускориться, догоняя «папашу».
Глава 2
Оперативная работа
— В следующий раз, Константин Александрович, я попрошу, чтобы вас загримировали под монаха-аскета, — проворчал Витман. — Иначе, как показывает практика, уберечь вас от женского внимания попросту невозможно. Чёрт знает, чем вы их притягиваете.
— Не поможет, — фыркнул я.
— Это почему же?
— Потому что такая маскировка только добавит интереса. Недоступное — манит, известный факт.
— Н-да, пожалуй, — подумав, признал Витман. — Что ж — значит, в следующий раз вам придётся стать женщиной.
— Надеюсь, что следующий раз никогда не наступит, — искренне сказал я.
Мы приближались к дому Мурашихи. Витман, помахивая тросточкой, вышагивал по разбитому тротуару. Он, в отличие от меня, в свою роль вжился идеально. На вид — надутый мещанин, спешащий побыстрее добраться до хибары Мурашихи. Так, чтобы, упаси Господь, не попасться на глаза никому из знакомых и не отвечать на неудобные вопросы. А взгляд Витмана жил своей жизнью — цепко, внимательно ощупывал переулок. Я вдруг понял, что в случае появления опасности начальник отреагирует на неё едва ли не раньше меня.
— Скучаете по оперативной работе? — вырвалось у меня.
Витман посмотрел с удивлением. А потом вдруг улыбнулся.
— Знаете — а ведь да. Скучаю… Наверное, потому и не сидится в кабинете.
— А Мурашиху откуда знаете?
Витман шагал к дому уверенно, ему уже явно доводилось тут бывать.
— Да так, — уклончиво отозвался он. — Моя профессия подразумевает самые разнообразные знакомства.
Когда Витман постучал в дверь хибары условным стуком, я уже не удивился.
— Явилси — не запылилси, — недовольно приветствовала моё начальство распахнувшая дверь Мурашиха. — Ну, проходи. Чего встал?
На печке булькало в горшке какое-то варево. Витман принюхался. Шевельнул пальцами, ставя глушилку. И строго спросил у Мурашихи:
— Что, старая — опять контрабандой промышляешь?
Свидетелей того, как мы заходили в халупу Мурашихи, на первый взгляд, не было. Но я уже хорошо знал, что Витман всегда и во всём придерживается принципа «бережёного бог бережёт».
Мурашиха оскорбленно махнула на него фартуком:
— Христос с тобою! Откудова в моей избушке такие премудрости? Зелье, как зелье, все травки — наши, родные, государевым реестром разрешенные… — Уставилась на меня, хихикнула. — Ишь ты! И зятя будущего с собой притащил. Да ещё, гляди, в какое чучело вырядил! Неужто дочку уберечь надумал — от такого завидного жениха?
Я понял, что моя маскировка для Мурашихи не значит ровным счётом ничего. Людей она рассматривает не глазами. И никакие лорнеты тайной канцелярии ей задаром не нужны.
— Ты бы, касатик, чем над юнцом изгаляться, лучше бы своей судьбой озаботился, — попеняла Витману Мурашиха. — Зазноба-то твоя — на вид хоть и сурова, на порог тебе указала — а ведь любит по-прежнему! Слёзы льёт, ночами не спит, все думы — об тебе одном. Такая умница, такая красавица — чего ещё желать-то? Где ты другую такую найдешь? А тебе одно на уме — служба государева! Всё землю роешь, да мечешься — аки ястреб хищный, аки волк степной… Приласкать-то некогда — ни суженую свою, ни дочку. Разве ж это дело? Чай, не мальчик уже, пора о душе подумать! А то эдак и помрёшь бобылем…
— Отставить сводничество, — рыкнул Витман.
Мурашиха затихла.
— Собирайся, старая, — приказал Витман. — С нами поедешь.
— Это куды ещё? — Мурашиха попятилась назад.
Нахмурилась и запахнула на необъятной груди концы шали — так, будто опустила забрало.
— Да не бойся, не обидим, — пообещал Витман. — Помощь твоя нужна.
— Ах, по-омощь, — протянула Мурашиха. — Никак, мальчонку хворого ищете, ваше благородие? — Она с прищуром уставилась на меня, покачала головой. — Так это, я вам скажу — не по адресу прибыли! Растерял ты хватку, касатик. Ох, растерял… Что под носом у тебя — не замечаешь.
— Вот ты мне и поможешь разглядеть, — вдаваться в подробности Витман не стал. Прикрикнул: — Собирайся!
— Не пойду, — Мурашиха решительно уперла руки в бока. — У меня зелье варится — только закипело, да к обеду клиента жду денежного! Опять же, воскресенье сегодня — куды мне ещё собираться?
— Убыток мы тебе компенсируем, — пообещал Витман. Достал из кошелька и показал Мурашихе красивую бумажную купюру. И тут же добавил к прянику кнут: — А будешь упрямиться — силой потащу, так и знай.
— Не сладишь, — фыркнула Мурашиха. — Меня молодухой-то — редкий богатырь с места сдвинуть мог. Куда уж тебе…
— Ах, не слажу? — прищурился Витман.
Шагнул к Мурашихе и обхватил её за широченные бока. Оторвал от пола и потащил к двери.
— Помогите, люди добрые, — пронзительно заверещала Мурашиха. — Грабют-убивают! Насиловают!!!
— Ори-ори, — пропыхтел Витман.
Дверь хибары он толкнул ногой, та распахнулась. Вокруг нас немедленно разлилось знакомое свечение — маскировка.
Сложно сказать, что видели за маскировкой возможные свидетели этой сцены и что они слышали. Мне же, наблюдающему картину в реальности, приходилось прилагать максимум усилий к тому, чтобы не заржать в голос.
Витман побагровел от натуги. Весила бабка Мурашиха, которой сидеть-то приходилось на двух стульях, навскидку центнера полтора.
Мне доводилось наблюдать начальника в деле, и я догадывался, что на физическую подготовку Витман не жалуется. Да к тому же, наверняка подключил магию. Но менее комично сцена от этого не выглядела. Пыхтящий от натуги Витман походил на жениха, волокущего к алтарю строптивую невесту.
— Люди добрые, помогите! — дрыгая толстыми ногами, обутыми в короткие, до щиколотки, валенки, надрывалась Мурашиха. — Насиловают!!!
— Ты слишком громко хвастаешься, — не сдержался я. — Смотри — уберём глушилку, конкурентки набегут. Фиг разгонишь.
— Тьфу, охальник! — возмутилась Мурашиха.
Дрыгнула ногой особенно резво, валенок со ступни соскочил и улетел в лужу.
— О-ой, горе мне, старой, — запричитала Мурашиха. — Что ж вы творите, ироды⁈ Последние-распоследние валеночки были! Зимой помру с холодо-ов!
Витман посмотрел на меня.
Я, с трудом удержавшись от усмешки, активировал цепь. Та обвилась вокруг валенка и выдернула его из лужи. Я попытался всучить насквозь промокшую, мгновенно начавшую вонять сырой шерстью драгоценность Мурашихе, но та сделала вид, что этого не заметила. Продолжила пронзительно причитать.
Так мы и шагали — впереди красный, злой Витман со стапятидесятикилограммовой Мурашихой на руках, позади я с мокрым валенком. Поймав хитрый взгляд Мурашихи, я заметил, как в нём сверкнуло торжество. И, не удержавшись, всё-таки расхохотался.
Молодец бабка, что и говорить! Это ж надо — сам начальник тайной канцелярии на руках носит, а его ближайший помощник валенки подаёт! Сомневаюсь, что хоть одна аристократка в Петербурге удостаивалась такой чести.
— В чём дело, Константин Александрович? — пропыхтел Витман.
Я вспомнил, что у него нет чувства юмора, и благоразумно промолчал. А Мурашиха, повернувшись ко мне, торжествующе подмигнула.
Глумилась бабка над Витманом всю дорогу до здания на Литейном. Но вот, когда оказалась в круглом кабинете и узнала, что от неё требуется, от веселья не осталось и следа.
Когда Мурашиха услышала имя Мишеля — вовсе помрачнела. Попеняла мне:
— Неужто дружков у тебя мало, злыдень? Пошто в этого мальчонку вцепился?