Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 58



— Там, — девчонка с русой косой махнула ладошкой. — От угла переулка — третий дом.

— Спасибо, — Витман бросил ей медяк. Повернулся ко мне. — Идём.

Мы направились к дому Мурашихи.

— Меня Настасьей зовут, — неожиданно прозвучало вслед. — Я тут живу, неподалеку…

Я обернулся и увидел, как зардевшаяся девчонка кокетливо опустила и подняла длинные ресницы.

Пообещал:

— Учту.

— Силантий! — прикрикнул Витман.

И мне пришлось ускориться, догоняя «папашу».

Глава 2

Оперативная работа

— В следующий раз, Константин Александрович, я попрошу, чтобы вас загримировали под монаха-аскета, — проворчал Витман. — Иначе, как показывает практика, уберечь вас от женского внимания попросту невозможно. Чёрт знает, чем вы их притягиваете.

— Не поможет, — фыркнул я.

— Это почему же?

— Потому что такая маскировка только добавит интереса. Недоступное — манит, известный факт.

— Н-да, пожалуй, — подумав, признал Витман. — Что ж — значит, в следующий раз вам придётся стать женщиной.

— Надеюсь, что следующий раз никогда не наступит, — искренне сказал я.

Мы приближались к дому Мурашихи. Витман, помахивая тросточкой, вышагивал по разбитому тротуару. Он, в отличие от меня, в свою роль вжился идеально. На вид — надутый мещанин, спешащий побыстрее добраться до хибары Мурашихи. Так, чтобы, упаси Господь, не попасться на глаза никому из знакомых и не отвечать на неудобные вопросы. А взгляд Витмана жил своей жизнью — цепко, внимательно ощупывал переулок. Я вдруг понял, что в случае появления опасности начальник отреагирует на неё едва ли не раньше меня.

— Скучаете по оперативной работе? — вырвалось у меня.

Витман посмотрел с удивлением. А потом вдруг улыбнулся.

— Знаете — а ведь да. Скучаю… Наверное, потому и не сидится в кабинете.

— А Мурашиху откуда знаете?

Витман шагал к дому уверенно, ему уже явно доводилось тут бывать.

— Да так, — уклончиво отозвался он. — Моя профессия подразумевает самые разнообразные знакомства.

Когда Витман постучал в дверь хибары условным стуком, я уже не удивился.

— Явилси — не запылилси, — недовольно приветствовала моё начальство распахнувшая дверь Мурашиха. — Ну, проходи. Чего встал?

На печке булькало в горшке какое-то варево. Витман принюхался. Шевельнул пальцами, ставя глушилку. И строго спросил у Мурашихи:

— Что, старая — опять контрабандой промышляешь?

Свидетелей того, как мы заходили в халупу Мурашихи, на первый взгляд, не было. Но я уже хорошо знал, что Витман всегда и во всём придерживается принципа «бережёного бог бережёт».

Мурашиха оскорбленно махнула на него фартуком:

— Христос с тобою! Откудова в моей избушке такие премудрости? Зелье, как зелье, все травки — наши, родные, государевым реестром разрешенные… — Уставилась на меня, хихикнула. — Ишь ты! И зятя будущего с собой притащил. Да ещё, гляди, в какое чучело вырядил! Неужто дочку уберечь надумал — от такого завидного жениха?

Я понял, что моя маскировка для Мурашихи не значит ровным счётом ничего. Людей она рассматривает не глазами. И никакие лорнеты тайной канцелярии ей задаром не нужны.

— Ты бы, касатик, чем над юнцом изгаляться, лучше бы своей судьбой озаботился, — попеняла Витману Мурашиха. — Зазноба-то твоя — на вид хоть и сурова, на порог тебе указала — а ведь любит по-прежнему! Слёзы льёт, ночами не спит, все думы — об тебе одном. Такая умница, такая красавица — чего ещё желать-то? Где ты другую такую найдешь? А тебе одно на уме — служба государева! Всё землю роешь, да мечешься — аки ястреб хищный, аки волк степной… Приласкать-то некогда — ни суженую свою, ни дочку. Разве ж это дело? Чай, не мальчик уже, пора о душе подумать! А то эдак и помрёшь бобылем…

— Отставить сводничество, — рыкнул Витман.



Мурашиха затихла.

— Собирайся, старая, — приказал Витман. — С нами поедешь.

— Это куды ещё? — Мурашиха попятилась назад.

Нахмурилась и запахнула на необъятной груди концы шали — так, будто опустила забрало.

— Да не бойся, не обидим, — пообещал Витман. — Помощь твоя нужна.

— Ах, по-омощь, — протянула Мурашиха. — Никак, мальчонку хворого ищете, ваше благородие? — Она с прищуром уставилась на меня, покачала головой. — Так это, я вам скажу — не по адресу прибыли! Растерял ты хватку, касатик. Ох, растерял… Что под носом у тебя — не замечаешь.

— Вот ты мне и поможешь разглядеть, — вдаваться в подробности Витман не стал. Прикрикнул: — Собирайся!

— Не пойду, — Мурашиха решительно уперла руки в бока. — У меня зелье варится — только закипело, да к обеду клиента жду денежного! Опять же, воскресенье сегодня — куды мне ещё собираться?

— Убыток мы тебе компенсируем, — пообещал Витман. Достал из кошелька и показал Мурашихе красивую бумажную купюру. И тут же добавил к прянику кнут: — А будешь упрямиться — силой потащу, так и знай.

— Не сладишь, — фыркнула Мурашиха. — Меня молодухой-то — редкий богатырь с места сдвинуть мог. Куда уж тебе…

— Ах, не слажу? — прищурился Витман.

Шагнул к Мурашихе и обхватил её за широченные бока. Оторвал от пола и потащил к двери.

— Помогите, люди добрые, — пронзительно заверещала Мурашиха. — Грабют-убивают! Насиловают!!!

— Ори-ори, — пропыхтел Витман.

Дверь хибары он толкнул ногой, та распахнулась. Вокруг нас немедленно разлилось знакомое свечение — маскировка.

Сложно сказать, что видели за маскировкой возможные свидетели этой сцены и что они слышали. Мне же, наблюдающему картину в реальности, приходилось прилагать максимум усилий к тому, чтобы не заржать в голос.

Витман побагровел от натуги. Весила бабка Мурашиха, которой сидеть-то приходилось на двух стульях, навскидку центнера полтора.

Мне доводилось наблюдать начальника в деле, и я догадывался, что на физическую подготовку Витман не жалуется. Да к тому же, наверняка подключил магию. Но менее комично сцена от этого не выглядела. Пыхтящий от натуги Витман походил на жениха, волокущего к алтарю строптивую невесту.

— Люди добрые, помогите! — дрыгая толстыми ногами, обутыми в короткие, до щиколотки, валенки, надрывалась Мурашиха. — Насиловают!!!

— Ты слишком громко хвастаешься, — не сдержался я. — Смотри — уберём глушилку, конкурентки набегут. Фиг разгонишь.

— Тьфу, охальник! — возмутилась Мурашиха.

Дрыгнула ногой особенно резво, валенок со ступни соскочил и улетел в лужу.

— О-ой, горе мне, старой, — запричитала Мурашиха. — Что ж вы творите, ироды⁈ Последние-распоследние валеночки были! Зимой помру с холодо-ов!

Витман посмотрел на меня.

Я, с трудом удержавшись от усмешки, активировал цепь. Та обвилась вокруг валенка и выдернула его из лужи. Я попытался всучить насквозь промокшую, мгновенно начавшую вонять сырой шерстью драгоценность Мурашихе, но та сделала вид, что этого не заметила. Продолжила пронзительно причитать.

Так мы и шагали — впереди красный, злой Витман со стапятидесятикилограммовой Мурашихой на руках, позади я с мокрым валенком. Поймав хитрый взгляд Мурашихи, я заметил, как в нём сверкнуло торжество. И, не удержавшись, всё-таки расхохотался.

Молодец бабка, что и говорить! Это ж надо — сам начальник тайной канцелярии на руках носит, а его ближайший помощник валенки подаёт! Сомневаюсь, что хоть одна аристократка в Петербурге удостаивалась такой чести.

— В чём дело, Константин Александрович? — пропыхтел Витман.

Я вспомнил, что у него нет чувства юмора, и благоразумно промолчал. А Мурашиха, повернувшись ко мне, торжествующе подмигнула.

Глумилась бабка над Витманом всю дорогу до здания на Литейном. Но вот, когда оказалась в круглом кабинете и узнала, что от неё требуется, от веселья не осталось и следа.

Когда Мурашиха услышала имя Мишеля — вовсе помрачнела. Попеняла мне:

— Неужто дружков у тебя мало, злыдень? Пошто в этого мальчонку вцепился?