Принцип неизбежности

– Ты привезла меня сюда, автоматически подставив его, – указывает на Германа, который с интересом наблюдает за нашей перепалкой. – Те, кто пытались меня убить, повторят попытку, но, придя сюда, уберут и его семью. И я бы с радостью избавился от балласта, – кивает в мою сторону, – но только ты можешь сесть за руль.

– А что, друзей у тебя нет? Ни одного человека, который придёт на помощь?

– Нет. – Его взгляд наполняется тоской, которую он мастерски прячет, изобразив безразличие. – Придётся тебе.

– Я вколол обезболивающее. Его хватит на час с небольшим. Ему нужны сон и отдых. Жизненно важные органы не задеты, но он потерял много крови. На счастье, у меня была нужная. Здесь, – Герман протягивает силиконовый пакет, – сменные повязки, инфузионная система, раствор и уколы. Хватит на три дня. Ровно столько ему нужно, чтобы прийти в норму.

– Я с ним три дня нянчиться не собираюсь. У меня, вообще-то, свои планы были.

– Разочарую, дефектная, теперь твой план – я.

Дефектная? Мне не послышалось? Интересно, и когда он успел оценить меня и сделать выводы? За три минуты, пока я стою в дверях?

– Как только ты уснёшь, – медленно приближаюсь, наступая на мужчин, – я брошу машину на обочине и свалю. И посмотрим, куда ты доползёшь с этим, – надавливаю на повязку, отчего мужчина издаёт глухой стон.

– Полегче…

– Тогда будь повежливее с той, что спасла твою задницу, – рявкаю, в ответ получая улыбку Германа, который, как и Алиса, вероятно, сейчас видит во мне отца. Не знаю, откуда во мне столько наглости по отношению к опасному знакомому, но остановиться не могу. – Я жду, – складываю руки на груди, ожидая чего-то похожего на просьбу.

– Я тебя прошу, – цедит сквозь зубы незнакомец, и мне кажется, что он впервые в жизни опустился до просьбы.

– Вот так-то лучше! Только проблема – я не умею ставить капельницы.

– Я оставил катетер. Всё, что нужно сделать: собрать систему, настроить регулятор и вставить сюда, – поворачивает Герман руку мужчины, чтобы я увидела заклеенный механизм. – Всё остальное расписал: дозы и периодичность. Вам даже в аптеку не нужно заезжать.

– Я и не собиралась, – фыркаю, читая в тёмной бездне явное желание меня придушить.

Сам виноват. Вместо благодарности навязал мне себя, да ещё и обозвал. В такие моменты я встаю на дыбы, ощетиниваясь и огрызаясь. Именно это, по мнению отца, закапывает здравый смысл в глубокую яму, не позволяя мыслить рационально. Его выдержке можно только позавидовать, и, возможно, спустя двадцать лет и сотню выборов, я буду контролировать свои эмоции, а не они меня.

Незнакомец с трудом садится и, поддерживаемый Германом, делает короткие шаги, пробираясь к выходу. Он выше меня на голову и больше в три раза, поэтому по моим прикидкам в одиночку справиться с перемещением этого тела не получится.

Выйдя на улицу, замечаю, что жёлтый диск выползает над горизонтом, и времени, чтобы обезопасить Германа и Алису, всё меньше. Я верю мужчине: не стоит недооценивать тех, кто стремился забрать его жизнь. Судя по содержимому багажника, мой спутник способен за себя постоять, но если он отключится, я останусь один на один с тем багажом, который прихватила по вине Дины.

– Спасибо, – благодарю Германа, который, усадив мужчину на сиденье и захлопнув дверцу, позволил перекинуться парой слов. – И вам, и Алисе.

– У меня не было выбора.

– Я знаю, что была принята лишь по причине того, что вы знакомы с отцом.

– А сколько лет самой младшей дочке Парето? – Неожиданный вопрос немного озадачивает.

– Четыре.

– Доживу… – Герман закрывает глаза и раздосадованно мычит. – И если через пятнадцать лет она появится на пороге моего дома с раненым мужиком в довесок, я поверю в карму, проведение и чёртову неизбежность спасти всех зятьёв Островского.

– Вот только, в отличие от Таси, я привезла к вам совершенно незнакомого человека. И с лёгкостью с ним расстанусь.

Герман ухмыляется, словно желая оспорить мои слова и донести нечто важное, но сдерживается, посматривая на машину. Разворачиваюсь, чтобы занять водительское место, но задерживаюсь, чтобы спросить:

– Как его зовут? Вы же его знаете. Я поняла, когда вы посмотрели на его лицо несколько часов назад.

– Спроси его сама, – пресекает мою попытку узнать хоть что-то о человеке, с которым я окажусь один на один через минуту. – Я могу поплатиться за свою болтливость.

– И на этом спасибо.

– Аня, – окликает Герман, когда я делаю первый шаг, – его называют Глок.

Глава 7

– Нужно сменить машину, – произносит мужчина, закрыв глаза и тяжело дыша. – Можем привлечь ненужное внимание.

– Ты б ещё «Феррари» жёлтого цвета купил, чтобы быть самым незаметным… – бурчу, понимая, что мы яркое пятно, ползущее по трассе в сторону города. – Оба варианта не самые удобные для перевозки трупов. Что случилось с привычными чёрными джипами, на которых обычно передвигаются такие, как ты?

– И много ты видела таких, как я?

– Не много, но достаточно, чтобы понимать важность слиться с толпой.

Папа всегда выбирает машины, которые привычны на дороге, да и Гриша не изменяет своей на протяжении нескольких лет. Никто из них ни разу не смотрел в сторону того, на чём мы сейчас едем. Но, вероятно, мой знакомый любит комфорт и дорогие вещи. Иной причины не вижу.

– И когда успела? Ты хоть совершеннолетняя?

– Представь себе, да. Мне девятнадцать. А что, Доктор не поделился подробностями моей биографии? – И сейчас меня волнует вопрос: что знает обо мне мужчина? Хотя в моём случае можно сказать одно слово – Островская. Дальнейших объяснений не требуется.

– Доктор жив и здоров только потому, что не задаёт вопросов и не требует ответов. И неважно, кто перед ним. Свою работу он знает, правил придерживается неукоснительно. Уверен, обо мне он тоже не распространялся.

– Ну почему же, я знаю твоё прозвище – Глок. И думаю, получил ты его из-за этого, – достаю пистолет, протягивая руку за своё сиденье, и машу перед мужчиной.

– Предпочитаю этот вид оружия.

– А почему тридцать четвёртый? Семнадцатый легче на двадцать пять граммов и ствол короче, да и в ладони лежит удобнее.

Меня смеривают вопросительным взглядом, а по коже бегут мурашки, оповещающие об опасности. Я знаю это чувство, когда всё человеческое существо зациклено на угрозе и готово отбиваться. Но в такие моменты ты словно парализован, ожидая реакции, к которой, скорее всего, будешь не готов. Сейчас я на месте тех, кто застывает перед отцом, склоняя головы и не решаясь воспроизвести хоть какой-нибудь звук. И возможно, именно по этой причине я впадаю в транс лишь на минуту, а затем скидываю с плеч неприятное марево, чтобы не позволить Глоку упиваться моим страхом.

– Ты кто, блядь, такая?

– Аннушка, – расплываюсь в улыбке, одаривая мужчину самым милым взглядом, на который только способна. – Ты представишься?

– Ты уже знаешь – Глок, – прикрывает глаза, схватившись за рану. Белая повязка окрашивается в красный, что напрягает. Неужели после пары десятков шагов швы разошлись? Только этого не хватало. – По имени меня давно уже никто не называл. Я его почти забыл.

– А что, у тебя даже нет любимой женщины, которая шепчет нежности на ушко?

– Предпочитаю лимитированные отношения за оговорённую сумму.

– Проституток, что ли?

– Их самых. Мало разговаривают, не спорят, выполняют любой запрос.

– Ясно. Примитивный способ существования на этой планете. Главная задача – в кого-нибудь засунуть член, – ухмыляюсь, понимая, что ещё пара фраз – и попутчик меня пристрелит, потому что негодование, летящее в меня и ощущаемое в области виска, чувствуется физически.

Аня, закрой свой рот!

Мысленно приказываю себе прикусить язык и не провоцировать Глока, который хоть и ранен, но всё равно сильнее меня. Бросаю взгляд на его ладонь и прикидываю, что она легко сойдётся на моей шее. Чуть надави, и у Парето останется трое детей.