Страница 2 из 13
– Угу. И как в детстве, ты единственная, кому до этого есть хоть какое-то дело. Вот, – протягиваю переноску с Васькой ей. – Забирай этого Гопника, глаза б мои его не видели.
– Прекрати обижать нашего малыша, – сестра достаёт кота из переноски.
На малыша он не сильно похож: наглый, злобный, прожорливый котяра весом в двенадцать килограммов. Мамин любимчик считал своим ежедневным долгом изгаживать мою одежду и обувь, а ночью, когда я спала, забыв закрыть дверь, выскакивать мне на грудь и затачивать об меня свои когти.
– Ну какой же он Гопник? Он Василёк. Да, сладенький? – миндальничает Лера, гладя льнущего к ней кота.
– Ну-ну. Не на тебя он шипит и пытается оцарапать всю свою сознательную жизнь. Этот Нагломорд ненавидит меня так же, как и я его, – гримасничаю я. – Хоть что-то в этом мире всегда остаётся неизменным.
Я прохожу в квартиру. Присвистываю, настолько тут красиво и современно. Прихожая в светлых тонах, из неё отлично просматривается часть кухни с гостиной, и панорамная дверь от пола в потолок за которой находится открытый балкон с двумя креслами и виднеется море. Между кухней и прихожей находятся двери в ванную комнату и уборную. По другую сторону коридора располагаются две двери в комнаты.
– И, сколько зарабатывает нынче руководитель проектной группы в строительной компании, что может позволить себе такую элитную квартирку? – подкалываю сестру я. – Думала, ты сняла студию.
– Кирюш, давай ты сходишь в душ, и я тебе всё-всё расскажу, – просит Лера.
– Я не буду доставать тебя вопросами, если ты перестанешь называть меня этим тупым детским прозвищем.
– Ладно-ладно. Я принесу тебе полотенце. И напою Василия Васильевича.
Сестра уже разворачивается в направлении кота и босыми ногами мягко проходится до одной из дверей, но я окликаю её:
– Лер, спасибо.
– Пустяки, не волнуйся.
Глава 2.
Кира.
Лера, как всегда в своём репертуаре. Вечно куда-то торопится, спешит успеть за отведённое на задуманное время. Видимо, рабочая привычка. Я уже и отвыкла от поведения сестры. Когда я выхожу из душа, она сообщает, что у нас ровно пятнадцать минут на разбор моих вещей. Проводит в дальнюю комнату и говорит, что это моё временное пристанище.
Комнатка небольшая, и явно ей редко пользуются. Раскладной диван, комод и стол с ноутбуком – видимо, сестрица использует её как домашний кабинет.
– Слушай, может, я переночую одну ночку, а завтра, когда родители улетят в свой отпуск, я вернусь домой вместе с Васькой? Никто же не узнает. А я не хочу тебя стеснять.
– Ольховская Кира Фёдоровна, даже не думай. Мама ясно дала понять, что ты должна жить под моим контролем.
– Лер, мне почти девятнадцать. Что за глупости? Я вполне способна о себе позаботиться. И знаешь, я почти накопила сумму, чтобы покрыть полугодовую аренду и снять отдельное жильё где-то на горе.
– Ты работаешь? – удивлённо осведомляется сестра, присаживаясь на диван. – Родители знают?
– Я рисую, Лера. И вполне неплохо рисую на заказ.
– Опять твои глупые рисунки? Кир, это же не работа и не профессия. По крайней мере, пока у тебя нет художественного образования.
– Ой, говоришь, как мама! – моментально злюсь я, гримасничая. – Я не буду с тобой это обсуждать, пока ты не воспримешь меня всерьёз.
Я правда зла. Сколько раз уже слышала, что занимаюсь «ерундой». Что надо поступить и отучиться как «все нормальные люди», получить профессию. Вот только всё равно годами упорно шла к цели.
Я начала рисовать ещё в раннем детстве. Брала блокнот и рисовала карандашами всё, что видела. Деревья, траву, первые весенние цветы, восходы, закаты, животных. Привил мне любовь к рисованию дядя Петя, младший брат папы, ещё когда мы жили в Самаре. Мать и отец и его называли «бездельником» и «бездарем», как и меня, но для меня дядя был героем. Вместе с ним мы изучали звёздное небо летом, он приносил мне книги по искусству рисунка. Он учил меня усидчивости и вдумчивости. Научил смешивать краски, получая уникальные цвета. И к пятому классу я уже отлично рисовала кистью, а мои рисунки становились всё лучше.
Самым любимым рисунком на холсте стал портрет дяди. Он сидел у реки с холстом, держа в руках кисточку. Его лицо освещала добрая улыбка, а вокруг стояло лето. Над этим рисунком своего друга и наставника я трудилась много месяцев, чтобы запечатлеть его как можно правдивее. Таким, каким я его запомнила. Потому что он погиб. Мне было одиннадцать, а ему всего двадцать восемь.
Когда мы переехали в Москву, я начала откладывать карманные деньги и купила себе самый простенький и недорогой графический планшет. Тогда я рисовала всякие арты, училась по бесплатным урокам. А пару лет назад начали поступать первые платные заказы из социальных сетей. Так я скопила на более дорогое обучение. Потом ещё и ещё. И вот, недавно я купила последнюю модель дорогого планшета, и уже гордо могла назвать себя цифровым художником.
Больше всего теперь мне нравится рисовать портреты и иллюстрации в стиле атмосферного реализма. Но сейчас у меня есть два крупных заказа в других стилях. Один для магазина одежды: я должна нарисовать им принты для будущих футболок с разными кружечками и пирожными. Второй: проиллюстрировать детскую сказку для одного маленького книжного издательства. И я как раз собираюсь поработать над этим заказом, пока нахожусь в спокойной атмосфере в доме сестры. Велик шанс, что если мои рисунки им понравятся, то издательство даст мне больше заказов.
– Кир, но тебе уже не пятнадцать, чтобы целыми днями рисовать. Как ты собираешься строить свою жизнь без нормальной работы?
– Я ещё могу понять почему родители так говорят. Видите ли, для них не престижно рассказывать знакомым, что дочь ведущего инженера-энергетика и бывшей профессора исторической кафедры всего лишь какой-то независимый художник. Но ты! – раздосадовано восклицаю я, сдувая с лица мешающую прядку волос. – Я думала, ты меня поддержишь, Лера. Поверишь в меня.
– Прости, но я согласна с мамой и папой. Если так хочется рисовать, поступи на архитектора, например. Сможешь работать со мной в будущем. Снимешь достойное жильё.
– Я учту твоё ценное мнение, Лер. Но, о себе позабочусь сама.
Я хочу договорить, сказать о том, что рисование тоже достойная работа. Что мир изменился и многие теперь работают на себя, занимаясь любимым делом. Что сестра почему-то не осуждает, называя бездельницей, женщину которая занимается на дому лепкой и росписью винтажной посуды, которую так любит заказывать у неё Валерия. Но, сестра отвлекается на звук своего телефона. Хмурится читая смс-ку. И поняв голову, оглядывает меня с головы до ног.
– Ты не могла бы одеться во что-то… Хм… Более приличное?
– И что не так? Я всегда хожу дома в этом.
Я гляжу в зеркало на обратной стороне двери. Чуть растянутая белая футболка на голую грудь, трусики-шортики и тапочки. Я вообще не люблю носить бюстгальтеры, что дома, что на улице. Как только надеваю их, чувствую, как будто меня что-то сковывает. Через отражение смотрю на старшую сестру.
Мы всегда были такие разные: она высокая, выше меня на голову, с шоколадными и идеально прямыми волосами по плечи, большими голубыми глазами как у мамы, тонкими, но красивыми губами, стройной фигуркой с аккуратной грудью и осиной талией. И всегда безукоризненно одета. Даже дома, как и сейчас. На ней велюровый, аккуратный комбинезон с длинными штанами и верхом без рукавов, с красивым вырезом на спине.
И тут же оглядываю себя: маленькая ростом, со спутанными после душа длинными вьющимися тёмно-шоколадными волосами, кареглазая в папу, в этой старенькой любимой футболке, которая еле прикрывает попку, с разбитыми коленями в зелёнке. И правда, похожа на подростка, хоть уже и переросла этот период.
– Понимаешь… – смущаясь как будто школьница, опускает взгляд сестра. – Я живу здесь не одна. Поэтому и квартира больше, чем ты думала. Мы снимаем её вместе, с Тимуром.