Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 12

– Я назвал тебя Лизой? – смущенно спросил Андрей Иванович и покрутил головой, как будто бы пытаясь собраться с мыслями. Я кивнула, а потом прошла на кухню. Налила в стаканчик сироп от жара, принесла в комнату к свекру, молча протянула ему стакан. Андрей Иванович жадно выпил сладкую спасительную жидкость и хотел что-то мне сказать, как вдруг в прихожей послышался шум. Вернулся Кирилл, так не вовремя, но в то же время очень даже удачно. Приди он домой минут пять назад, застал бы муж меня в объятиях своего отца, или того хуже – отсасывавшей член все тому же отцу.

Я скрылась в спальне, забилась под одеяло и дала волю слезам. Кем я была в этом доме? Роботом, выполнявшим домашние обязанности и созданным, чтобы ублажать прихоти двух представителей мужского пола?

Я не уважала себя, не любила себя, я выглядела игрушкой, с которой иногда играются для того, чтобы создать видимость нужности и не вынести на помойку вместе с другими потерявшими свою значимость вещами.

В свои двадцать девять лет я выглядела на все сорок, а ощущала на все пятьдесят. Наверное, так должна была чувствовать себя тетка в менопаузе, которая воспитала детей, начавших самостоятельную жизнь, брошенная мужем, на которого было потрачено много лет труда и сил, а еще поседевшую и растолстевшую до невозможности. Наверное, именно это и ждет меня к моим пятидесяти годам, до которых времени у меня оставалось не так и много.

Кирилл лег рядом со мной в постель, не проявляя ни одной попытки к сближению. Мои отказы от близости, видимо, доконали его настолько, что он сам решил отказаться от попыток к началу секса. С одной стороны, это меня обрадовало, потому что не нужно было притворяться в постели и заниматься бессмысленным сексом, но, с другой стороны, я была обескуражена и даже раздосадована. Мой муж не хотел меня трахнуть! Любая бы на моем месте была возмущена и начала бы подозревать неладное.

Утром я сбежала на работу, а на ночь осталась у Ритки. Она жила недалеко от работы, а еще предложила мне расслабиться и перестать делать кислую мину.

– Тебе просто жизненно важно выспаться и выпить вкусного вина! – радостно говорила она мне в обеденный перерыв, теребя за руку. – Давай ты останешься у меня. Мой любовник сейчас в отъезде, мне скучно, а тебе тоже нужно встряхнуться.

Сначала я хотела отказаться от предложения Риты, но мысли о вкусном вине, отсутствии мужиков в радиусе нескольких сотен метров и возможность поспать подольше заставили меня передумать. Я согласилась, а потом написала сообщение Кириллу. Он ответил мне дежурным «ок», после чего я принялась с нетерпением ждать вечера, чтобы провести его хоть как-то более разнообразно, нежели обычно.

Из головы не выходили воспоминания о том, что случилось у нас дома накануне. Я отчетливо помнила член Андрея Ивановича, пульсирующий в моей руке, в ноздрях у меня словно застыл запах его тела, а пальцы то и дело напоминали мне о гладкой коже свекра, покрытой капельками пота.

При этих воспоминаниях я то и дело сдвигала ноги, потому что низ живота зазывно ныл, напоминая мне о том, как может быть приятно, если в меня войдет качественный член, способный доставить удовольствие. Я то и дело ловила на себе удивленный взгляд Ритки, который она бросала на меня через стеклянную перегородку офисного пространства.

– Ты влюбилась что ли? – задала моя подруга вполне закономерный вопрос, когда мы уже выпили по первому бокалу вина. Я с наслаждением цедила его, покусывала неимоверно дорогой сыр, который Ритка уверенно положила в тележку несмотря на мой осуждающий взгляд. Только вкусив его и распробовав, я поняла, что сыр и вправду может стоит таких огромных денег, ибо вкус его был сродни гастрономическому оргазму.

– Почему ты так решила? – я старалась говорить равнодушно, но Ритку было не так-то просто провести. Хоть ей и было немногим больше двадцати, мужиков у нее было гораздо больше, а психологом моя подруга была просто высококлассным. Я никогда не спрашивала ее о том, что помогло ей так хорошо разобраться в человеческой психологии, но у Риты было отличное чутье на хороших и плохих людей, и очень часто девушка могла с легкостью предугадать поступок того или иного человека.

Рита усмехнулась и, потянувшись к бутылке, взяла ее и профессиональным жестом плеснула в мой бокал еще красного вина. Я смотрела на ее движения с восхищением: Ритка ассоциировалась у меня с уверенностью в себе, самолюбием и адекватностью, что с трудом могло сочетаться в молодой девчонке, но с успехом практиковала Рита.

Даже наш директор, который был старше нас обеих на двадцать с лишним лет, часто спрашивал совета у своего секретаря, а Ритка могла выразить свое мнение так, что и у директора, и у всех остальных складывалось впечатление о том, что слова молодой девчонки были чем-то вроде само собой разумеющегося факта.

– Я вижу твое лицо, – сказала Ритка, а потом растянулась на диване, – Так выглядят только бабы, которые влюблены. И ты влюблена, причем явно не в своего мужа.





Я удивленно приподняла брови:

– С чего ты так решила? Почему я не могу влюбиться в него? И вообще, я по умолчанию люблю мужа.

– Я считала тебя умнее, – фыркнула Ритка, а мне почему-то стало стыдно. Действительно, мои слова были далеки от истины в первой инстанции, но Ритка буквально спустила меня с небес на землю.

– Поясни, – потребовала я, поглощая еще один кусочек дико дорогого и адски вкусного сыра с плесенью.

– Ты со своим мужем живешь семь лет, – с умным видом сказала Ритка то, о чем мне самой было и без нее известно, – И за эти годы ты превратилась в развалину, можно даже сказать, старуху.

Я хотела обидеться на подругу, но потом передумала. Мне было интересно услышать от Риты то, о чем я сама не раз думала. Да и какой смысл был в том, чтобы обидеться на то, что было видно со стороны? Я уставилась на свою подругу, такую молодую и красивую, а еще отлично разбиравшуюся в людях и жизни.

– Продолжай, – сказала я, а Ритка заметно смягчилась и даже улыбнулась мне.

– Неужели ты сама не видишь, что не счастлива с мужем? Ты как будто живешь не своей жизнью, как будто жуешь жвачку, которая уже давно потеряла вкус, а еще вот-вот раскрошится во рту и ее останется только выплюнуть. Ты столько лет потратила на то, чтобы жить скучной и серой жизнью, а теперь, когда в твоей жизни появился человек, способный все изменить, ты снова готова оставаться рядом с Кириллом. Ведь я права? Есть такой человек?

Я молчала. Ритка успела заметить, что я переменилась. Даже я сама еще не до конца осознала то, что приезд моего свекра словно поставил все с ног на голову. В ту неделю, что я ждала визита Андрея Ивановича, а еще в те несколько дней, что он был рядом со мной, я будто бы стала другим человеком.

Да, я теперь смотрела на все иначе, а еще я была возбуждена. Я знала о том, что рядом находился мужчина, способный сделать меня по-настоящему счастливой. Он мог раскрыть меня как женщину, был способен заставить меня увидеть себя другой, более счастливой и наполненной. И Ритка видела это также отчетливо, как я видела то, что активно сопротивляюсь своему счастью.

– Я не знаю, – честно ответила я подруге, а потом закрыла глаза. Что я могла сказать? Что готова раздвинуть ноги перед отцом своего мужа, причинив ему боль, а себе доставив наслаждение? Что я – дрянь, влюбленная во взрослого мужчину, трогавшая его член и готовая засунуть его в рот, между ног, в другие всевозможные дырки ради того, чтобы самоутвердиться? Нет, не могла я такого сказать Ритке, хотя вряд ли моя история могла показаться моей прожженной жизнью приятельнице чем-то из ряда вон выходящим.

– Если в твоей жизни есть мужчина, который может сделать тебя счастливой, тогда не жди чудес, – сказала Ритка с умным видом, – Потому что завтра может быть слишком поздно.

«Уже и так слишком поздно», – с горечью подумала я про себя, а вслух снова ничего не сказала. Только повела плечами, что не означало ровным счетом ничего.

Я не была уверена в том, что любила Андрея Ивановича, это было просто мое наваждение, мой рок, то, что я должна была пережить, чтобы перейти на новый уровень. Или то, что должно было помочь мне оставить Кирилла и начать уже свою собственную жизнь, в которой не будет серого секса, алкоголя и попыток сохранить то, что уже никому из нас не было нужно.