Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 20

Глава 5 Встречная восьмерка

«Якорь» был безобразно велик, занимая целый квартал. На первом этаже располагался кабак. На втором — кабак поприличнее, куда всех подряд не пускали — за этим строго бдил усиленный наряд городской стражи. На третьем — гостиница на четыре десятка отдельных комнат и четырех кубриков — в каждый человек двадцать напихивалось, и даже не в пять слоев.

А на четвертом, между всем этим разнообразно слоеным пирогом и выгоревшим небом, располагался господин Фуррет. Выше него никого не было. Ну кроме пары наблюдателей на вышке и птиц. Но это не серьезно — каждый признавал.

С одной стороны, каждый день приходилось то подниматься и спускаться по нескольку раз. А господин Фуррет давно перешагнул границы бесшабашной юности и зрелости, и который год приглядывался к старости, пробуя ее, будто ростовщик подозрительную монету. Старость отдавала затхлым привкусом во рту, щелканьем в коленях и болью в суставах.

С другой стороны, если кто решит прийти к господину Фуррету незваным, то этому храбрецу придется пробиваться сквозь три этажа, набитых людьми, словно бочка селедкой. Званый же, в этой толчее терялся листом в весеннем лесу, и никто бы его не запомнил и не заметил — много таких!

С третьей — на высоте не так воняло с улицы. И мухи с комарами залетали куда реже…

Хотя, на дворе такой дождь, что какие там мухи! Побоятся выбраться из тех нор, где пережидают непогоду. Не рискнут мочить хрупкие слюдяные крылышки…

Фуррет отвернулся от окна:

— На чем мы остановились?

— Наш разговор прервался на возвышенной ноте. Мы знаем друг друга не первый год. И все такое.

В дальнем углу кабинета, в кресле, прислоненном к одной из труб водостока, по которой сейчас с шумом бежала дождевая вода, сидел старик. Седой. Нет, даже белый! Старость настолько старательно выедала любые краски из его волос, что они стали белоснежными, точно у альбиноса. Только у альбиносов белизна яркая, заметная, а прическа старика отдавала тусклостью.

Но глаза искупали бесцветность седовласого. Серые, с черными пятнами — будто гиенья шкура на них пошла, удивительным образом, угодив под веки.

Старик был огромен. Даже сидя в глубоком низком кресле, он смотрел на Фуррета сверху-вниз. У кресла стоял старинный рыцарский меч в ножнах, прислоненный к стене. Оружие казалось таким древним, что могло принадлежать еще прадеду старика. А то и деду прадеда. Такие «полуторники» вышли из моды полтораста лет назад.

Отполированная частыми прикосновениями проволока на рукояти блестела даже в полумраке кабинета. Старик касался меча левой рукой. Нежно, будто любимую женщину, разлука с которой даже на миг больно ранит сердце.

— Да, — продолжил беловолосый рыцарь, — мы знакомы уже не первый, и даже не второй год. И каждый раз, когда я поднимаюсь по бесконечно длинной лестнице, борюсь с желанием послать тебя как можно дальше. Что, такой влиятельный тип как ты, не может соорудить достойный кабинет для встреч со старыми друзьями на первом этаже? Там и наливают быстрее, и жизни больше. А то сидишь тут как паук!

— Мне больше нравится сравнение с драконом, — улыбнулся Фуррет.

— Да хоть с морским огурцом, — безразлично хмыкнул старик. — Ты умный человек, Фра, но твоя главная беда в том, что ты слишком любишь все красивое. Поступки, слова…

— Кому что, Бьярн, кому что. Кто-то больше жизни любит деньги, кто-то власть, ну а мне нравится все красивое. Имею я право?

— А еще ты любишь делать вид, будто ты мудрец, проживший десяток жизней.

— Мало ли! Воля Панктократора непредсказуема, и он вполне мог перекидывать мое сознание из человека в человека. Надо же как-то набираться опыта и знаний!

— Тоже верно, — кивнул Бьярн, — тоже верно. В знаниях сила! Не зная как зажечь факел, можно до конца жизни проплутать в лабиринтах, так и не увидев света солнца… Так зачем ты меня звал, Фра? К чему эта спешка, запыхавшиеся гонцы, загнанные лошади, недовольные женщины? Никогда не любил бросать дело на середине. И да, за кем ты послал Дюссака в такой дождь?



Фуррет присел в соседнее кресло, обхватил подлокотники, выполненные в виде могучих медвежьих лап.

— Сегодня ты удивительно многословен.

Бьярн вместо ответа пробежал пальцами по гарде своего меча, изображая жонглера на канате. «Жонглер» запнулся на четвертом шаге, упал, зацепившись пальцем-рукой, сорвался, размахивая конечностями. Фуррет с интересом наблюдал за представлением.

— Так что случилось, Фра?

— Этой ночью убили купца с Островов. Парень обмывал удачную сделку, пошел в порт, и по дороге ему медленно перепилили шею тупым ножом. И отобрали все деньги.

— Последнее для островного страшнее всего, — задумчиво ответил Бьярн, покачал головой. Белая грива делала его похожим на старого льва.

— Я бы сказал, что равнозначно.

— И кто же этот пустоголовый храбрец? Имя известно?

Фуррет откинулся на спинку кресла, внимательно посмотрел в окно. Подвигал челюстью, будто пережевывая какую-то горечь.

— Кто именно резал островного пока не выяснили. Впрочем, я и не требовал уточнить. Кто-то из шайки ублюдков Рэйни.

— Рэйни… — повторил старик. — Знаешь, у него даже имя противное — на языке привкус как с похмелья. Такого, когда вино запиваешь, чем покрепче, а потом блюешь полночи. И это отвратительное имя в связи со всякими отвратительными поступками, я слышал. И не раз. А вот лица не помню совершенно.

— Это, старик Бьярн, называется старостью! — хохотнул Фуррет.

— Так я и не стараюсь выглядеть молодым. Не закрашиваю седину, не завожу юных любовниц, годящихся во внучки, не распускаю слухи о том, что могу раз десять за ночь, — начал ехидно загибать пальцы Бьярн.

— Такая должность, — сокрушенно произнес Фуррет, — чтобы ей соответствовать, я должен казаться сосредоточением жизненных сил и прочей ярости. Этаким фонтаном силы и вулканом страстей. Чтобы ни одна, даже самая храбрая мышка не смела и носа сунуть в мои закрома!

— «Вулкан страстей», — фыркнул Бьярн. — Идея ясна, но признай, что иногда это выглядит… — старик задумался, подбирая нужное слово, — да, выглядит забавно.

— Вернемся, действительно, к делу, — поморщился Фуррет.

— Вернемся, — не стал спорить Бьярн. — Каждый сходит с ума по-своему. Если тебе нравится такой вариант… Ну кто я тебе, чтобы осуждать. Это Рэйни, как понимаю, стоит поперек горла. И ты хочешь, чтобы его не стало. И как можно быстрее. Притом, ты не можешь действовать ни как стражник, ни как… никакими другими официальными способами.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.