Высокие устремления

— Все хорошо и красиво, — протянул Хуссар, — только вот не только ты с Крякой на континенте гулял. Я ведь тоже там не один год прожил. Не признают нас тамошние бономы за своих, как бы мы не пыжились, как бы селедкой им по губам не водили! Грамотки может разные и выпишут с печатями, но ведь наебут в своих закорючках, пидарасы! И ровней никак не признают!

— Да и хуй на них, — очень серьезно сказал в ответ кнеж. — Я нормальных законоведов выпишу с большой земли, они все до литиры проверят, если понадобится, по десятку раз заставят переписывать. Чай, пергамент и чернила в мире еще не кончились, для доброго дела хватит. А что не признают…

Буривер сделал драматическую паузу.

— И снова хуй на них! Пусть не признают! Я сам себе боном стану. Северный. Своей земле и своему морю хозяин, сильный и богатый. А что кто-то там обо мне всякую хрень думает, так и пусть думает дальше! Думы не хуй, ни в рот, ни в жопу не залетят. Главное, чтобы за рыбку мою платили вовремя. Золотом! А на то золотишко я кольчужек прикуплю, мечей закажу. Арбалетчиков найму! Сотню. А может и две.

— Смотри, кнеже, — задумчиво протянул Кряка, — ты и меня убедил, и бояре согласны. Только вот подумал ли ты, что будет, когда война там кончится? Когда там снова власть твердой станет? Припомнят нам все!

— А и пусть, — исподлобья проговорил Буривер, — пусть хоть с процентами считают! И на самых лучших пергаментах! Если мои слова мимо ваших ушей не пролетели, то когда большая земля к нам придет, мы их встретим. Общей силой. И кровью умоются те, кто усомнится в нашем миролюбии! И счета те, мы им в глотку воткнем! Потому что, про топоры ведь тоже не забудем! Мы, да унаки, да те, кому на большой земле императоры поперек горла встали! Северный Союз Благородных мужей? О, или Ледяной Союз? Звучит, господа хорошие, а?

Звучало и в самом деле весьма и весьма завлекательно. С четко высказанной претензией на то, что все писульки о фальшивом высокородстве, левой пяткой через правое плечо выправленные криворукими и неграмотными писцами, удастся потихоньку узаконить, переписать набело. И стать не самозаявленными дворянами, типа «чумных», на которых в запроливных землях разве что не ссут (а вот плюют запросто), а настоящими, все как положено. Чтобы не «куда прешь, быдло северное!», но «добрый день, как поживаете, любезный?»

— Вы вот еще над чем подумайте, господа прехорошие!

Народ молча внимал. Воистину, сегодня был день хороших сказок и удивительных историй, одна чудесатее другой. Но главное — истории кнежа звенели перспективами денежек, от чего становились еще интереснее.

— От войны всякие умные людишки бегут, — сообщил Буривер. — Бегут они туда, где есть чего пожрать и по башке не колотят сразу топором. И где жен с дочками не ебет любой наемник мимопроходящий. На которого управы никакой, война же! А кто возмутится, того самого мечом это… выебут.

Собрание в очередной раз переглянулось дружно, с кивками да одобрением на рожах. Вот хорошо, когда кнеж суровую правду жизни ведает! Повезло приличным людям Мюр-Лондрона с предводителем!

— Законники разные, — перечислял меж тем Букривер. — Селяне. Купцы недограбленные. Ученый люд. Те, кто ремесла знают. В общем много кого. Но вот в чем соль… Император всей Ойкумене хозяин, и нынче хозяев двое, то бишь загорится на все стороны света, и по всей большой земле тихого уголка не останется, причем надолго. И лишь одна сторона окажется наособицу большой войны. А что это за сторона?..

Сам кнеж спросил, сам же и ответил.

— Один Север в стороне окажется, потому что приходить у нас что-то забирать, когда под жопой уж вовсю пылает — себе дороже. И людишки, которые прежде разбегались от пожарищ и банд кто куда, двинут все одной дорогой, как ссанье в промоине, ни струйки налево и направо. Так что, глядишь, не буду я покупать кольчужки с мечами. А привечу мастеровых, лозоходцев и горняков. И кузнецов, бронников да оружейников. Всех принимать буду, чтоб никого не обидели, не пограбили. И работать они все на меня станут. Кто-то железо в земле найдет, а другие сталеплавиленку с кузней заложат. Одну и маленькую. Для начала. А потом, глядишь, побольше и не одну. И делать они это все будут с полной готовностью и удовольствием, за ту самую селедку. И за то, что лихие братки детей на копье не поднимут для смеха, дочку не озамужат всей бандой. Потому что на большой земле бардак и содомия с беззаконием, а у меня хоть разносольной жратвы с театрами не водится, зато порядок и мирная жизнь.

Воцарилась тишина. Каждый размышлял, по всякому перекручивая сказанное.

— А если железа не найдут в нашей земле? — полюбопытствовал Трумпель, уже без былого задора и хамства. Как будто и не сомневался, что у хитромудрого кнежа ответ уже есть, как и самому заработать, и другим дать. — Вроде ж только медяшка по чуть-чуть водится, да и то, на уначьем Архипелаге.

— Найдут. Уже нашли, — скромно улыбнулся Буривер. — И давным-давно. В умных книгах еще Старой Империи про то писано. Просто добывать его некому. И дорого. У нас холодно и малолюдно, что из земли не выкопай, все против большой земли в два раза дороже получается. А то и в три. И мастерового хер заманишь, он впятеро больше привычного затребует, иначе жопу морозить не станет. Есть у нас и железо, и медь, и свинец. Даже олово! А поискать, и золото найдем с серебром! Свое! Самородное!

— Э-э-э… — натужно сморщил низкий лоб Трумпель, пытаясь собрать мысли в кулак, словно поводья перед боем. — А кузница или сукновальня там какая, она ведь горит так же весело, как хлебное поле? Так что и на большом берегу теперь все дорого будет. Не сразу, понятное дело. Но будет, когда пожарчики-то разгорятся. И наш товар не такой уж неподъемный станет. Верно? — спросил он почти робко.

Собрание взорвалось голосами. Благородные (в некотором будущем, которое внезапно оказалось не столь уж и далеким, вполне достижимым) господа спорили. Но спорили по делу, на пальцах выводя сложные вещи, о которых монахи, знатоки денежной науки, цельные трактаты писали. Пальцев, конечно, меньше, чем вумных литир, что в тех трактатах. Ну да это не беда… Было бы желание, а нужные книги прочитаем, литиры все выучим.

Буривер ждал. Рассеяно улыбался, гладил обух топора. Тоже думал. О том, что рыжий рыцаренок из Любеча, хоть и говнюк, но головастый — вон, как распетлял, что к чему! Даже его тупоголовые соратники поняли! Жаль, Адлера самого сюда не привезти — не поймут, не оценят. Начнут искать подвох, сомневаться и жевать сопли.