Плохие люди

Вечером, когда компания расположилась на ночевку — удачно подвернулся молодой, а оттого густой ельник, непрошибаемый никаким дождем — неожиданно вдрызг разругались проводники. Анри колотил себя по груди, орал, что он местный и знает, куда идти. И Дудочник, словно в кривом зеркале отражая Быстрого, так же грохотал кулаками, клянясь всеми святыми, что он знает лучше, потому всякая безмозглая молодежь заплутает и в трех елках.

Не выдержав, Бертран кинул в обоих по шишке — их, прошлогодних, много валялось среди опавшей хвои — и приказал заткнуться до утра, потому что орать на ночь глядя, есть дурная примета к плохому сну. Обиженные проводники заткнулись. Правда, молчание продлилось недолго — и пальца не прошло, как начали шипеть друг на друга, словно хорьки. Но под шипение заснулось легко — словно под легкий дождик.

Утро выдалось необычно теплым, прям летним. Проснувшись, Бертран протер глаза, поворочал затекшей шеей — удивительно быстро привыкаешь спать на земле! Главное накидать побольше веток и прочего лапника, травы по возможности добавить и хотя бы сухую тряпку еще поверх. Иначе плохо будет. Суи навидался на стариков, у которых по старости или несчастью почки отказывали. Судя по увиденному, проще и легче было рожать. Ну или незамысловато повеситься.

Спорщики, нахохлившись, сидели двумя мокрыми курицами у потухшего костра. Зевали. Хмурились. Вид у них был такой, будто полночи друг дружке ножи показывали.

— Доброе утро! — нарочито весело сказал Суи.

— Ага, — ответил Дудочник.

Быстрый молча кивнул.

— Решили, как нам идти?

— Решили, — теперь уже отвечал стенолаз, а егерь морщил нос, точно хотел чихнул.

— Это вы правильно, это вы молодцы! — подбодрил командир. — А то начали тут ерундить, время зря терять. Нас дом ждет.

— И клад!

— И шлюхи, — мечтательно проговорил Фэйри, закатив глаза.

— Не будем медлить, друзья, вдруг не дождутся! Или вообще закончатся.

«Бесовую вилку» трудно было не найти! Две громадные, неохватные лиственницы росли из одного корня, прислонившись к гранитному утесу. Разделившись на уровне в два человеческих роста, вымахали на такую высоту, что шапка падала, а рот в изумлении сам собой распахивался. Но однажды, когда Пантократор гонял бесов, метко поражая их молниями, какой-то из них, решивший, что он самый хитрый, решил отсидеться в дереве.

Но Пантократор высоко сидит, далеко глядит! И рука у него твердая, точная. Каждой лиственнице досталось по молнии. Кроны облетели от удара, остались самые толстые ветви. Стволы обуглились, почернели… И торчали теперь прямо в небо, словно намекая, что будь их воля — этой бы вилкой кое-кому под его божественный зад, чтобы не губил невинных.

Суи прогнал крамольные мысли, почесал натертый пах — внезапная жара взмылила компанию, словно загнанных лошадей. В этот миг он был готов отдать даже часть клада за глубокую реку с холодной водой. Монетку, а то и две. Из тех, что поистертей.

Колупнув кору ногтем, Бертран заозирался:

— И где у нас тут закат будет?

Правильней бы дождаться и узреть, так сказать, натурно, а следующим утром начать раскопки, но ждать еще целый божий день никому не хотелось.

— Где-то там, — махнул Фэйри.

— Как я люблю такую точность, — хмыкнул Суи, — но на первое время решим, что ты прав.

Кровь прилила к ушам белобрысого, но он ничего не сказал. Бертрану стало стыдно. На короткий миг.

— Чьими шагами мерить будем? — уточнил Анри.

Компания переглянулась. Все четверо были разного роста. На трех дюжинах шагов, если махать ногами широко, разница могла набраться в добрую сажень, а может и два.

— Херней страдаем, — подумав, высказался Бертран, — если там столько золота, то место приметное. Никак десять телег не впихнешь барсуку в нору.

Он смолчал насчет подозрений, что подспудно бродили в уме, насчет несметности богатств. Бертран кладов никогда не прятал и не закапывал, но соображалка подсказывала, что даже одна телега, полная серебра и золота — это тяжело. И опасно. То есть сопровождать ее будет не один человек, также как и закапывать. А уж если телег много… Дальше здравый смысл кончался и начинались путаные догадки — если много свидетелей, то кто-то уже додумался по-тихой все себе забрать. А если свидетелей не осталось, значит, вместе с добром закопаны мертвяки, вряд ли мирные и незлобивые. И так далее…

Еще скучнее и тоскливее была мысль — чем копать-то? Лопата на всю компанию была одна и та плохая, деревянная, с узенькой полоской железной оковки. Придется строгать палки-копалки, рыхлить твердую землю, перевитую корнями… Тьфу! Разве ж для этого бежал от крестьянской жизни, чтобы снова копать, причем негодным инструментом⁉

— Плохо ты, брат, барсуков знаешь! — тем временем решил поумничать Дудочник. — Барсук, он такая падла. Роет и роет! Норы — будто винные подвалы!

— Вот! — указал на небо Бертран, словно изрекая непреложную истину, коей следовало внемлить, как божественному откровению. — Не болтает, а роет. Не останавливаясь

Пристыженный стрелок поперхнулся.

Несколько первых шагов прошли вместе, одним равным шагом — чтобы никому обидно не было. Затем уперлись в камни, даже утесы — пришлось перебираться, надеясь не сбиться со счета. Каменное поле казалось бесконечным. Камни лежали неудобно — не перешагнуть, разве что перепрыгнуть. Но прыгать страшно — сломанная нога здоровья не добавляет. Кое-где все же рисковали — близость цели горячила кровь. Но все больше обходили низом, протискиваясь меж гранитных боков.

— Обвал тут был, — тяжело проговорил Анри, переводя дыхание.

— Как засыпало нашу барсучью нору, — вслух подумал Бертран, — вот же обидно будет…

Дудочник сверкнул глазами, но промолчал.

— Выкопаем, — забрался на очередную глыбу Фэйри, присел, переводя дух и давая отдых натруженным от непривычных усилий ногам. — Не бывает такого, чтобы деньги да не выкопали, бросив на полдороге.

— Ага… — выдохнул, соглашаясь, Бертран и полез дальше.

Камни кончились резко, будто великан-невидимка взмахнул мечом, отрубив лишнее. Начались кусты. Можжевельник вперемешку с дикой вишней рос по крутому склону густой щеткой.

— Мы точно туда идем? — не выдержав, спросил Бертран.

— А хрен его знает, — устало помотал головой Дудочник, разбрызгивая пот, — я начинаю забывать, как меня зовут, а ты такие сложные вопросы задаешь…

— Сю! За! — начал было Бертран.