Принцип исключения

– Я отвезу, – не жду ответа, в этом случае принимая лучшее решение. Она не знает города и привычек людей, проживающих здесь. – Можем взять вещи, если всё пройдёт гладко, поедем сразу по адресу.

Тася не спорит, молча соглашаясь, и сейчас явно просматривается то, о чём сказала ранее – правила. Понимает, что я буду маячить рядом по приказу Парето, поэтому воспринимать в штыки каждое моё слово не станет. Беседа не клеится, и я, схватив документы, собираюсь покинуть спальню, провожаемый внимательным взглядом девушки.

– Останешься здесь на ночь?

– Да. Займу коттедж на одну ночь. Кстати, – задерживаюсь в дверях, – тот самый, где всё началось у Лены с Островским. Могу провести экскурсию. Если тебе интересно, конечно.

– Интересно. Но я лучше с Викой, – мнётся, опустив глаза в пол. – К тому же я обещала спуститься и поболтать с ней, рассказать новости и вручить подарки.

– Посиделки только для девочек. Понятно.

Меня технично отшили, выбросив из компании и запретив приближаться. Тася вроде и рвётся ко мне, но в то же время сторонится, соблюдая только ей понятную дистанцию. Странные эмоциональные качели. Словно она пока не определилась с манерой поведения в отношении меня, прощупывая и наблюдая реакцию.

– До завтра? – шепчет, всё же одаривая меня взглядом исподлобья.

– До завтра.

Покидаю комнату, а меня рвёт на части и тянет обратно, словно я недоговорил, недопонял, недосмотрел нечто важное и решающее. Только сейчас понимаю, что меня потряхивает, а по спине стекают капельки пота. И такого рода реакция мне несвойственна, особенно касательно женского пола. Но Тася – иное: нечто родное, тёплое, тянущееся мягким шлейфом из прошлого и укутывающее душу. И одновременно незнакомое, далёкое и пугающее, потому как то, что я сейчас чувствую, испытывать не должен.

Глава 4

Тася

– Доброе утро, – приветствую Гришу издалека, чтобы, подойдя ближе, не попасть в плен тёмного взгляда, от которого у меня подкашиваются ноги.

– Доброе.

Забирает из рук чемодан, а при случайном касании моё сердце подскакивает к горлу, перехватывая дыхание. Я упорно настраивала себя на встречу с тем, кто жил в моих мыслях последние пять лет, не позволяя забыться и переключить внимание на кого-либо другого. Воспоминания – мой личный ад, в котором я сгорала каждый день в надежде когда-нибудь оказаться рядом с ним.

Вчера, открыв дверь ванной, едва не потеряла сознание, когда увидела высокую фигуру в свете солнечных бликов, пробивающихся сквозь окно. Идеален. Он стал ещё лучше, заматерел, покрылся налётом брутальности и жёсткости, которую я наблюдаю в отце. Упрощённая версия Парето на шестнадцать лет младше.

Тёмные волосы, которые, кажется, раньше были светлее; острый взгляд, приправленный сеточкой морщин в уголках; идеальная фигура, облачённая в классическую рубашку стального оттенка под цвет моих глазах. Тот Гриша, который запомнился мне, был мягче. Или же в четырнадцать лет мы всё воспринимаем иначе?

Молча сажусь на заднее сиденье, словно он мой водитель и лишь ожидает приказа от хозяйки, но он и так в курсе маршрута. Это я здесь новая, не своя, приехавшая в надежде начать иную жизнь, упиваясь прошлым, не принадлежащим мне. Он часть этого прошлого, в котором мне было хорошо, светло, мягко, будто в объятиях мамы. Странное сравнение, но именно так я могу охарактеризовать те рваные моменты, всплывающие в памяти и приносящие умиротворение.

А пока наблюдаю за Гришей, переключающим правой рукой передачи и сжимающим ручку так, что костяшки белеют. Он нервничает. Вот только по причине того, что придётся возиться со мной, или же он, как я, напряжён и озадачен? Скорее, второе. Я лишь маленький нюанс, неспособный вывести его из равновесия. Временная трудность, ставшая обузой по приказу Парето. Надежды маленькой Таси рушатся, словно карточный домик, рассыпаясь бесшумно у ног, когда за время пути Гриша смотрит куда угодно, только не на меня.

– Приехали.

Прилипаю к стеклу, изучая огромный комплекс, окружённый значительной территорией. Серое небо прибавляет унылости этому и без того волнительному дню. Через десять минут решится моя судьба, и, возможно, уже вечером мне придётся покинуть этот город, страну и Григория Ярова, который сейчас сосредоточен на мне. Ждёт, когда я выйду из машины и перестану быть его проблемой, убравшись обратно под крыло отца.

Тёплые отношения, связывавшие нас продолжительное время, были подобны нити, которая в определённый момент натянулась, вызывая болезненные позывы, и разорвалась, сделав нас ненужными друг другу. Возможно, стоило сохранить эту связь, чтобы сейчас не испытывать неловкость в присутствии друг друга. Но иного выхода не было. Я хотела, чтобы Гриша почувствовал разницу через много лет и увидел во мне не ребёнка, но женщину. Мне хватило силы воли не набирать знакомый до боли номер, упиваясь образами, выжженными на сердце. Зря. Потому что по мне гуляет пустой и холодный взгляд, которым удостаивают лишь тех, кто не способен потревожить душу.

– Подождёшь?

– Да. Сколько потребуется. Удачи, Тась. – Такое мягкое, шелестящее произношение моего имени заставляет вздрогнуть и мысленно простонать.

Всё, как много лет назад, когда он всегда произносил: «Привет, моя Тасенька». В такие моменты сердце ухало куда-то в желудок, а на глаза наворачивались слёзы. Сейчас реакция аналогична, и, чтобы Гриша не заметил, открываю дверь и выхожу из машины, мгновенно вдыхая морозный воздух и принимая порцию отрезвляющей свежести.

На проходной объясняю, что мне назначена встреча с директором. Охранник подробно описывает, куда пройти, чтобы оказаться у кабинета Воропаевой. У неё посетители, поэтому секретарь вежливо просит подождать.

Мне страшно. Почти как в момент, когда после травмы решилась надеть коньки и выйти на лёд. Но тогда со мной был папа, а сейчас придётся в одиночку справляться со своими страхами и устраивать дальнейшую жизнь. Оказывается, не так просто пробиваться без крепкого плеча рядом и грамотного совета человека с достаточным опытом.

Из кабинета выходит несколько мужчин, энергично обмениваясь комментариями и не стесняясь в выражениях, и секретарь даёт понять, что я могу войти.

– Добрый день. Я Таисия Островская, мне назначено.

Женщина, стоявшая ко мне спиной, оборачивается, сметая острым как бритва взглядом, который быстро проходится по мне снизу-вверх, останавливаясь на лице. И если бы не компания мужчин, побывавших здесь передо мной, я решила бы, что именно моя персона вызвала столь негативную реакцию директора школы. Несколько секунд обжигающей тишины, и она берёт себя в руки, делает глубокий вдох и выдавливает улыбку.

– Таисия Константиновна, если не ошибаюсь? – приближается, протягивая ладонь, которая на ощупь оказывается холодной и неприятной. – Прошу, присаживайтесь.

Уверенно идёт к массивному кожаному креслу, чеканя шаг и выстукивая каблуками по паркету. Статная, высокая женщина лет сорока с идеальной осанкой и точёной фигурой, которой позавидовала бы любая модель. Строгий красный костюм сидит на ней идеально, а насыщенный цвет подчёркивает чёрные волосы, собранные в аккуратный пучок. Образец элегантности и строгости в одном флаконе, приправленный уверенностью и низковатым голосом с хриплыми нотками.

И пока Воропаева перекладывает бумаги, борюсь со своими руками, которые, кажется, живут своей жизнью и отказываются подчиняться.

– Знаете, когда у нас в городе жил человек по фамилии Островский. Звали его Константин Сергеевич. Прозвище было интересное такое… – щёлкает пальцами, прикрыв глаза.

– Парето, – подсказываю, и после моего комментария женщина замирает в ожидании. – Это мой отец.

– Насколько я помню, его жена и дочь погибли в аварии, а сам он по счастливой случайности остался жив.

– Информация была неверной. Спустя время СМИ опровергли это заявление, – повторяю слова мамы, которая поясняла данный момент. – Моя мама, как и отец, живы, прекрасно себя чувствуют.