Страница 2 из 2
Сидит дочь, хозяйка продовольственного магазина. Я для приличия спрашиваю:
– Сколько лет было Мише?
Дочка отвечает:
– Сколько лет было папе? Лет семьдесят шесть. А может, семьдесят восемь. А может, даже семьдесят пять… Ей-богу, не помню. Такая страшная путаница в голове – цены, даты…
У соседей были похороны. Сутки не смолкала жизнерадостная музыка. Доносились возгласы, хохот. Мать зашла туда и говорит:
– Как вам не стыдно! Ведь Григорий Михайлович умер.
Гости отвечают:
– Так мы же за него и пьем!
Владимир Максимов побывал как-то раз на званном обеде. Давал его великий князь Чавчавадзе. Среди гостей присутствовала Аллилуева. Максимов потом рассказывал:
– Сидим, выпиваем, беседуем. Слева – Аллилуева. Справа – великий князь. Она – дочь Сталина. Он – потомок государя. А между ними – я. То есть народ. Тот самый, который они не поделили.
Главный конфликт нашей эпохи – между личностью и пятном.
Гений враждебен не толпе, а посредственности.
Гений – это бессмертный вариант простого человека.
Когда мы что-то смутно ощущаем, писать, вроде бы, рановато. А когда нам все ясно, остается только молчать. Так что нет для литературы подходящего момента. Она всегда некстати.
Бог дал мне то, о чем я всю жизнь просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят.
Звонит моей жене приятельница:
– Когда у твоего сына день рождения? И какой у него размер обуви?
Жена говорит:
– Что это ты придумала?! Ни в коем случае! В Америке такая дорогая обувь!
Приятельница в ответ:
– При чем тут обувь? Я ему носки хотела подарить.
В искусстве нет прогресса. Есть спираль. Поразительно, что это утверждали такие разные люди, как Бурлюк и Ходасевич.
Есть люди настоящего, прошлого и будущего. В зависимости от фокуса жизни.
В Кавказском ресторане на Брайтоне обделывались темные дела. Известный гангстер Шалико просил руководителя оркестра:
– Играй погромче. У меня сегодня важный разговор!
Человек эпической низости.
Мой отец – человек поразительного жизнелюбия. Смотрели мы, помню, телевизор. Показывали 80-летнего Боба Хоупа. Я сказал:
– Какой развязный старик!
Отец меня поправил:
– Почему старик? Примерно моего возраста.
Человек звонит из Нью-Йорка в Тинек:
– Простите, у вас сегодня льготный тариф?
– Да.
– В таком случае – здравствуйте! Поздравляю вас с Новым годом!
Противоположность любви – не отвращение. И даже не равнодушие. А ложь. Соответственно, антитеза ненависти – правда.
Встретил я экономиста Фельдмана. Он говорит:
– Вашу жену зовут Софа?
– Нет, – говорю, – Лена.
– Знаю. Я пошутил. У вас нет чувства юмора. Вы, наверное, латыш?
– Почему латыш?
– Да я же пошутил. У вас совершенно отсутствует чувство юмора. Может, к логопеду обратитесь?
– Почему к логопеду?
– Шучу, шучу. Где ваше чувство юмора?
Туризм – жизнедеятельность праздных.
Мы не лучше коренных американцев. И уж, конечно, не умнее. Мы всего лишь побывали на конечной остановке уходящего троллейбуса.
Логика эмигрантского бизнеса. Начинается он, как правило, в русском шалмане. Заканчивается – в американском суде.
Любая подпись хочет, чтобы ее считали автографом.
– Доктор, как моя теща? Что с ней?
– Обширный инфаркт. Состояние очень тяжелое.
– Могу я надеяться?
– Смотря на что.
Известный диссидент угрожал сотруднику госбезопастности:
– Я требую вернуть мне конфискованные рукописи. Иначе я организую публичное самосожжение моей жены Галины!
Он ложился рано. Она до часу ночи смотрела телевизор. Он просыпался в шесть. Она – в двенадцать.
Через месяц они развелись. И это так естественно.
В каждом районе есть хоть один человек с лицом, покрытым незаживающими царапинами.
Талант – это как похоть. Трудно утаить. Еше труднее – симулировать.
Самые яркие персонажи в литературе – неудавшиеся отрицательные герои. (Митя Карамазов.) Самые тусклые – неудавшиеся положительные. (Олег Кошевой.)
«Натюрморт из женского тела…»
Есть люди, склонные клятвенно заверять окружающих в разных пустяках:
– Сам я из Гомеля. Клянусь честью, из Гомеля!.. Меня зовут Арон, жена не даст соврать!..
Критика – часть литературы. Филология – косвенный продукт ее. Критик смотрит на литературу изнутри. Филолог – с ближайшей колокольни.
В Ленинград прилетел иностранный государственный деятель. В аэропорту звучала музыка. Раздавался голос Аллы Пугачевой. Динамики были включены на полную мощность:
"Жениться по любви,
Жениться по любви
Не может ни один,
Ни один король…"
Приезжий государственный деятель был король Швеции. Его сопровождала молодая красивая жена.
Ленинград. Гигантская очередь. Люди стоят вместе часов десять. Естественно, ведутся разговоры. Кто-то говорит:
– А город Жданов скоро обратно переименуют в Мариуполь.
Другой:
– А Киров станет Вяткой.
Третий:
– А Ворошиловград – Луганском.
Какой-то мужчина восклицает:
– Нам, ленинградцам, в этом отношении мало что светит.
Кто-то возражает ему:
– А вы бы хотели – Санкт-Петербург? Как при царе батюшке?
В ответ раздается:
– Зачем Санкт-Петербург? Хотя бы Петроград. Или даже – Питер.
И все обсуждают тему. А ведь пять лет назад за такие разговоры могли и убить человека. Причем не «органы», а толпа.
В Ленинград приехал знаменитый американский кинорежиссер Майлстоун. Он же – Леня мильштейн из Одессы. Встретил на Ленфильме друга своей молодости Герберта Раппопорта. Когда-то они жили в Германии. Затем пришел к власти Гитлер. Мильштейн эмигрировал в Америку. Раппопорт – в СССР. Оба стали видными кинодеятелями. Один – в Голливуде, другой – на Ленфильме. Где они наконец и встретились.
Пошли в кафе. Сидят, беседуют. И происходит между ними такой разговор.
Леонард Майлстоун:
– Я почти разорен. Последний фильм дал миллионные убытки. Вилла на Адриатическом море требует ремонта. Автомобильный парк не обновлялся четыре года. Налоги достигли семизначных цифр…
Герберт Раппопорт:
– А у меня как раз все хорошо. Последнему фильму дали высшую категорию. Лето я провел в Доме творчества Союза кинематографистов. У меня «Жигули». Занял очередь на кооператив. Налоги составляют шесть рублей в месяц…
Сосед наш Альперович говорил:
– Мы с женой решили помочь армянам. Собрали вещи. Отвезли в АРМЯНСКУЮ СИНАГОГУ.
Моя жена говорила нашей взрослой дочери:
– Мой день кончается вечером. А твой – утром.
Спортивный комментатор Озеров ехал по Москве в автомобиле. Увидел на бульваре старика Ворошилова. Подъехал:
– Разрешите, – говорит, – отвезу вас домой.
– Спасибо, я уже почти дома.
Озеров стал настаивать. Ворошилов кивнул. Сел в машину.
Подъехали к дому. Попрощались. Озеров уже развернулся. Неожиданно старик возвращается и говорит, запыхавшись:
– Внуки мне не простят, если узнают… Скажут – ну и дед! С Озеровым в машине ехал и автографа не попросил… Так что распишитесь вот здесь, пожалуйста.
Один глубочайший старик рассказывал мне такую поучительную историю:
"Было мне лет двадцать. И познакомился я с одной начинающей актрисой. Звали эту женщину Нинель. Я увлекся. Был роман. Мы ходили в кинематограф. Катались на лодке. Однако так и не поженились. И остался я вольным, как птица.
Проходит двадцать лет. Раздается телефонный звонок. «Вы меня не узнаете? Я Нинель. Моя дочь поступает в театральный институт. Не могли бы вы, известный режиссер, ее проконсультировать?» Я говорю: «Заходите».
И вот она приходит. Страшно постаревшая. Гляжу и думаю: как хорошо, что мы не поженились! Она – старуха! Я все еще молод. А рядом – юная очаровательная дочь по имени Эстер.
Мы посидели, выпили чаю. Я назначил время для консультации.
Конец ознакомительного фрагмента.