Страница 16 из 19
— Не смею судить, ваше преосвященство. Возможно, меч мудрее пера, но нужно быть очень смелым человеком, чтобы признать это.
Он смотрел так, будто ждал продолжения. И Лаура смотрела, силясь понять: неужели это не проверка, а подлинный интерес? Разве Галларду действительно важно, что она скажет?..
Лаура смешалась. Все мысли вылетели из головы, едва она поняла, что может быть услышана. Лаура с трудом нащупала даже не мысль, а некое чувство, и наспех облекла его в слова:
— Я хочу сказать… Только отчаянный храбрец может делать зло во имя добра. Как будто принимаешь решение вместо богов…
— Мудрые слова, — сказал Галлард без тени улыбки. — Очень мудрые. Праотец Вильгельм убил Перстами тех шаванов и объединил Империю, но нарушил священный запрет. Я понимаю, что он был прав, поскольку время доказало его правоту. Но откуда сам он знал, что поступает верно? Как поступил бы я на его месте?..
Лауре показалось, что она слышит сомнения в голосе приарха. Очевидно, слух ее подвел. В соседнем кресле сидел не мелкий Альберт и не Джереми, и даже не отец. Галлард Альмера был самым твердым из мужчин, кого знала Лаура. Он не стал бы колебаться даже перед труднейшим решением.
— Вы поступили бы верно, ваша светлость. Как бы сложно это ни было.
Галлард произнес ровно, без эмоций:
— Вы хотели знать, миледи, за что наказана ведьма на столбе. Она была известной женщиной в городе Флиссе: хозяйкой музыкального салона и альтессой бургомистра. Она убеждала бургомистра перейти на сторону моей племянницы Аланис и отрезать мне доступ к Дымной Дали. Она не погрешила против заповедей Праматерей, однако служила Темному Идо, сея хаос. Если б ее план удался, Флисс восстал бы, и мне пришлось брать его штурмом. Сотни и тысячи человек погибли бы у стен. Я спас их, отняв единственную жизнь.
Лауре перехватило дух. То было страшное признание — на первый взгляд, циничное, бездушное, как речи брата. Но, кажется… почти наверняка, она поняла истину приарха. И в своей правде он был непогрешим, как Великий Вильгельм.
— Вы поступили милосердно, — прошептала Лаура.
— Нет, я убил ее зря, — жестко рубанул Галлард Альмера. — Мне не пришлось бы казнить альтессу бургомистра, нескольких офицеров и баронов, множество болтунов и чужих агентов — если б я вовремя убил свою племянницу Аланис. Можно было обойтись одной-единственной жизнью.
Лаура не знала, что сказать. Чего ждет Галлард? Ее сочувствие унизит его, одобрение — рассмешит. Она слишком слаба, чтобы судить о таких вещах.
— Будь добр к стоящим ниже, — произнесла она.
Он спросил устало и угрюмо:
— Желаете ли что-нибудь, миледи?
Она чуть не ляпнула в ответ: положите руку на мое плечо, тогда я точно пойму, что вы обо мне думаете.
— Я очень надеюсь, что мой муж Альберт оградит меня от подобных решений. Прошу, если можно, научите его принимать их.
Лаура унесла с собою мысли о Галларде Альмера и Перстах Вильгельма. Первые были слишком сумбурны, чтобы делиться ими. Но вторые можно было обсудить на прогулке с братом.
— Как ты считаешь, кто похитил Предметы?
Джереми хохотнул. В последнее время он начинал усмешкою большинство ответов — уж такие идиоты окружали Джереми, что не могли спросить ничего умного.
— Неужели сложно понять? Адриан же не сам проказничал с Перстами! Был у него какой-то пес, который умел использовать Предметы. Он и в Запределье шалил, и Эвергард сжег. Теперь Адриан умер, а пес-то остался!
— Думаешь, он украл достояние, чтобы вооружиться?
— Конечно! Или просто продать и денег заработать.
Брат говорил о Предметах, будто о чем-то будничном: о ножах или даже ложках. Лаура так и не привыкла до конца к его цинизму.
— А по-твоему, боги допустят такое?
— Ха-ха-ха! Боги явятся в мир и все исправят! Хоть думай немножко перед тем, как спросить. Если кто и не допустит, так это Ориджин. Он ненавидит пса с Перстами и будет искать до последнего. Хорошо бы нашел.
— И вернул бы достояние?
— Достояние — ерунда. Главное, пес хорошо пощипает Ориджина, а нам это только на руку. Чем он слабее, тем больше наше влияние! Вот лучше взгляни-ка.
Он дал сестре записку, полученную волной из Сердца Света. Лаура прочла набор пустых вежливостей от деда.
— Ах да, ты же не знаешь! — как бы спохватился Джереми.
На деле он прекрасно помнил: отец не учил Лауру фамильному шифру Дома Фарвей. Отец и сын были единодушны: не стоит доверять курам.
— Дед пишет вот что: он почти согласовал с шиммерийским королем покупку очей, а попутно закинул удочку на счет моего брака. У короля шестнадцать дочек — будет из кого выбрать!
— Самые красивые уже замужем, — метнула шпильку Лаура.
— Самые красивые еще юны! Мне достанется нежный южный цветочек, представляешь? Воспитаю так, как мне захочется!
— Как отец воспитал маму… — вполголоса обронила Лаура.
— Мать заслужила, агатовская зазнайка. А ты всегда думаешь не о том. Представь себе Дом Фарвей через двадцать лет! Отец — правитель Надежды, я — его наследник и зять короля Шиммери. Ты — жена герцога Альмера. Ты должна следить, чтобы Альберт оставался трусливым цыпленком. Тогда Галлард помрет, и править будешь ты…
Джереми внезапно умолк, глядя в темную арку подвала, мимо которого прошел только что. Высмеиваемые им боги вмешались в его жизнь, послав случайную встречу.
— Кажется, там кто-то есть… — шепнул Джереми, напрягая глаза. — Эй, ты! Выходи, кто бы ты ни был!
— Ы… у… у!.. — из подвала выскочил немой монах.
— Какой тьмы ты шпионил за нами⁈ Я — посол Дома Фарвей!
Монах как будто не заметил его. Сопя, пробежал в шаге от Джереми и устремился к покоям приарха. Левую руку монах прижимал к груди под сутаной, словно рука была ранена или сломана.
— Он следил за мной! А теперь расскажет приарху!
Так тебе и надо, — подумала Лаура. Еще подумала: вряд ли за тобой, он за всеми следит. А сказала вслух:
— Как он расскажет, если немой?
— Вот и узнаем!
Схватив сестру за руку, брат помчался через двор к конюшне. Лорд Альберт прощался на ночь со своим любимым пони. Джереми оттащил мальчонку в сторону и прошипел угрожающим шепотом:
— Знаешь, как подслушать приемную Галларда?
Альберт не понял. Джереми встряхнул его, повторил с нажимом:
— Всюду есть слуховые окна. В приемной тоже. Покажи, куда ведет!
— Нельзя… нельзя! Дядя ужасно разозлится!
— Он не узнает.
— А если узнает? Нет, нельзя, я боюсь…