Человек, который улыбался

4

В сумерках 1 ноября крестьянин Улоф Йонссон стал свидетелем необычного зрелища. Он вышел в поле прикинуть, как распределить весенние посевы, и вдруг увидел по другую сторону дороги нескольких человек, стоящих на глинистой земле полукругом, словно у могилы. Он поднес к глазам бинокль, который всегда носил с собой – случалось, что косули прятались на опушках небольших рощ, окружавших его земли, – и попытался рассмотреть странную группу получше. Один из них показался ему знакомым, хотя он и не мог вспомнить, где его видел. Йонссон вдруг сообразил, что они стоят на том самом месте, где несколько недель назад разбился старик. Он быстро опустил бинокль, словно испугался, что его присутствие будет обнаружено. «Должно быть, родственники покойного, – подумал он. – Пришли почтить память». Он покачал головой и ушел, не оборачиваясь.

Когда они уже подъезжали к месту происшествия, Валландер вдруг засомневался – не показалось ли ему все это. Может быть, это была вовсе не ножка стула, а просто палка? Он спустился один, остальные стояли на дороге и ждали. Он слышал их голоса, но не мог разобрать, о чем они говорят.

«О чем они могут говорить? О том, что у меня галлюцинации? Что я непригоден к службе?»

И в этот момент он ее увидел. Она торчала из глины прямо перед ним. Он мгновенно понял, что не ошибся, повернулся и знаком подозвал сотрудников. Они некоторое время стояли молча, уставившись на грязную ножку от стула.

– Может быть, ты и прав, – сказал Мартинссон с сомнением. – Я помню этот сломанный стул в багажнике. Ножка вполне может быть от него.

– Все равно, это очень странно, – сказал Бьорк. – Я хочу, чтобы ты повторил свою версию, Курт.

– Все очень просто, – сказал Валландер. – Я прочитал рапорт Мартинссона. Там было написано, что багажник заперт. Вряд ли он открылся при аварии, а потом сам собой захлопнулся. В таком случае были бы следы удара на задней части кузова. Но таких следов нет.

– А ты что, ездил смотреть машину? – удивленно спросил Мартинссон.

– Должен же я как-то вас догнать, – ответил Валландер и заметил, что он чуть ли не просит прощения за то, что поехал к Никлассону – словно этим он выразил недоверие Мартинссону, подверг сомнению его способность грамотно провести даже такое простое расследование, как дело об аварии. Впрочем, так оно и было, но сейчас это уже не важно.

– Думаю, картина ясна – пожилой человек за рулем, один, машина переворачивается несколько раз… и что дальше? Он выходит из кабины, открывает багажник, отламывает ножку от стула и бросает ее на землю. После чего запирает багажник, возвращается на водительское место, пристегивает ремень безопасности и внезапно умирает от травмы головы, полученной в момент аварии.

Никто не сказал ни слова. Валландеру было хорошо знакомо это состояние: покрывало падает, и взгляду открывается то, что никто не ожидал увидеть.

Сведберг достал из кармана плаща пластиковый пакет и осторожно положил в него отломанную ножку.

– Я нашел ее метрах в пяти отсюда, – сказал Валландер, указывая пальцем. – Поднял и отбросил.

– Довольно странное обращение с вещественными доказательствами, – заметил Бьорк.

– Я в тот момент и представить себе не мог, что эта ножка имеет какое-то отношение к смерти Густава Торстенссона, – стал оправдываться Валландер. – Я и сейчас не знаю, что она, эта ножка, сама по себе доказывает.

– Если я правильно понял ход твоих мыслей, – сказал Бьорк, не обращая внимания на оправдания Валландера, – в момент гибели Густава Торстенссона здесь был кто-то еще. Но это вовсе не значит, что его убили. Может быть, кто-то увидел стоящую в поле машину и решил поживиться – а вдруг что-то есть ценное в багажнике? В том, что этот некто не связался с нами и выбросил ножку, тоже ничего удивительного нет. Мародеры не жаждут публичности.

– Это, конечно, верно, – согласился Валландер.

– Но ты же сказал, что берешься доказать, что старый Торстенссон был убит?

– Ну, может быть, я погорячился. Я просто имел в виду, что все не так просто, как казалось.

Они пошли к дороге.

– Машину надо осмотреть еще раз, – сказал Мартинссон. – Криминалисты наверняка удивятся, когда получат грязную ножку от венского стула. Ничем помочь не можем – пусть удивляются.

Бьорку явно хотелось закончить эту импровизированную оперативку побыстрее. Снова пошел дождь, то и дело налетали сильные порывы ветра.

– Завтра решим, что делать дальше, – сказал он. – Придется проверить все возможные версии… к сожалению, их не так много. Вряд ли сегодня мы к чему-либо придем.

Они разошлись по машинам. Анн Бритт Хёглунд остановилась в нерешительности.

– Могу я поехать с тобой? – спросила она. – У Мартинссона везде детские стульчики, а у Бьорка машина набита рыболовными принадлежностями.

Валландер кивнул. Они уехали последними и долго молчали. Валландеру было странно, что кто-то сидит с ним рядом – он отвык. Ему пришло в голову, что он ни с кем не разговаривал по душам с того самого летнего дня два года назад. Разве что с дочерью.

Наконец она прервала молчание:

– Мне кажется, ты прав. Наверняка есть связь между гибелью сына и этой аварией.

– Во всяком случае, это надо проверить.

Слева появилось море. Волны с пеной разбивались о берег.

– Почему люди идут в полицию? – спросил он.

– За других не скажу. А про себя знаю. Еще в школе полиции говорили, что нет двух людей, мечтающих об одном и том же.

– А разве полицейские мечтают о чем-то?

– Все мечтают. Даже полицейские. А у тебя разве нет мечты?

Валландер не знал, что на это ответить. Она, конечно, права – мечтают все. «А я? О чем мечтаю я? – подумал он. – То, о чем мечтаешь в юности, в конце концов бледнеет и испаряется или превращается в некую путеводную звезду, за которой потом следуешь. Что осталось от того, о чем я когда-то мечтал?»

– Я стала полицейским, потому что не хотела идти в священники, – вдруг сказала Анн Бритт. – Я долго верила в Бога. Мои родители принадлежали к евангелистской церкви. Но в один прекрасный день я проснулась и обнаружила, что вера моя исчезла. Долго не знала, что теперь делать. Но потом кое-что произошло, и я сразу решила пойти в полицию.