Страница 70 из 76
— Усталой, но счастливой.
Перл достала из сумки серебряную фляжку:
— На, глотни коньяку.
— Нет, спасибо. Я так рада, что ты пришла. А где ребенок?
Перл отхлебнула из фляжки.
— Его скоро принесут. Он тоже спал, как и ты. Он красавчик. Как вы хотите его назвать?
— Мы думали Пьер-Анри.
— Прекрасное имя.
Дверь открылась, и молодая нянечка в накрахмаленном халате вкатила коляску. В ней лежал малыш, который пребывал в абсолютно бодром состоянии и уже не выглядел таким сморщенным. При виде его все существо Купер затопило невероятно теплым чувством. Более чистой радости она не испытывала никогда в жизни.
Нянечка положила ребенка ей на руки:
— Мне кажется, он голоден.
Купер расстегнула халат и высвободила одну из своих набухших грудей, к которой от близости ребенка тут же прилило молоко. Она поднесла большой коричневый сосок к его ротику. Поколебавшись секунду, ребенок захватил его и начал жадно сосать. Она поморщилась.
Перл смотрела на них с выражением любопытства, которое пробивалось сквозь ее густой грим.
— И как это ощущается?
— Божественно. Даже невозможно объяснить.
— Впрочем, я все равно никогда этого не узнаю, так какая разница? — сухо ответила подруга. — Я вас оставлю.
— Нет, не уходи! — попросила Купер, увидев, что Перл встала.
— Мне здесь не место, — сказала та, поправляя платье пальцами в бриллиантовых перстнях.
— Самое место.
Перл отрицательно помотала головой:
— Негоже мне находиться рядом с младенцами. Большую часть времени я только и придумываю, как от них избавиться. — Она горько улыбнулась Купер. — И, кстати говоря, мне пора пойти присмотреть за моими девушками. Пока, Медный Таз.
Генри появился спустя несколько минут и сел на кровать, сверкая темными глазами.
— Весь коридор заставлен цветами. Выглядит, как джунгли на картинах Руссо. Каждый кутюрье Парижа прислал букет!
Дни, последовавшие за рождением Пьера-Анри, пролетели в вихре событий. Ее мечты откинуться на подушки и почитать интересную книжку так и не воплотились в реальность — Купер никогда в жизни не была так занята. Вслед за визитом Диора ее навестили Баленсиага и Пьер Бальмен, а за ними и другие. В течение двух-трех дней почти все модельеры Парижа или посетили ее лично, или прислали цветы и подарки. Она была очень тронута. Купер даже не осознавала, сколько друзей приобрела в этом странном мире, с которым решила себя связать.
А еще более долгожданными гостями стала ее семья — точнее, часть семьи. Брат Майкл и сестра Рози — ее любимые брат с сестрой — прилетели из Америки на крестины. Она не видела обоих три года, и они прогостили все праздники — от Рождества до Нового года.
В первые дни нового, 1947 года она вернулась за пишущую машинку, несмотря на возмущенные вопли знакомых, считавших, что ей следует подумать о себе и о ребенке.
— Не думаю, что моему ребенку повредит то, что я пишу статьи, — отвечала она. — А уж мне-то точно!
Труднее всего было уходить из дома, оставляя маленького Пьера на попечение няни. Когда Купер попробовала поступить так в первый раз, уже через двадцать минут она снова влетела домой в состоянии полной паники. Но так же твердо, как была намерена совмещать брак с работой, решила, что и материнство не положит конец ее профессиональной карьере. Она считала, что ей просто следует организовать свою работу так, чтобы оставалось время на мужа и сына. В конце концов, она не была привязана к определенному рабочему месту или строгому графику и не работала в конторе или на заводе. Она приучила себя выходить из дома и определенное время посвящать работе.
И первым местом, куда она отправилась, стала авеню Монтень.
18
Портье впустил ее в здание, и Купер тут же погрузилась в царящий здесь хаос. Рабочие по-прежнему стучали молотками и красили стены. Отыскать Диора не составило труда: он сидел на ступеньках в центре лестницы, окруженный волнами стекающего по ней разноцветного шелка, и без конца чертыхался.
— Тиан! — окликнула она. — Что это ты делаешь?
— В этом чертовом доме слишком мало места! — крикнул он в ответ. — Придется пристроить целое крыло. И мне нужно по меньшей мере еще три этажа.
Купер поднялась к нему, осторожно обходя каскады ткани.
— А шести миллионов Бюссака на это хватит?
— Шести миллионов? — Он уставился в пространство пустыми глазами. — Те шесть миллионов закончились давным-давно. Мы уже почти потратили следующие шесть.
Купер была потрясена. Деньги, как вода, утекали сквозь пальцы Диора. Ставки в этой игре стали слишком высоки, даже для самого богатого человека во Франции. Она поднялась по лестнице в бельэтаж, ремонт в котором все еще не был закончен. Человек шесть рабочих, выставив кверху обтянутые синей саржей зады, ползали по полу, укладывая бледносерое ковровое покрытие. Она поднялась этажом выше.
Третий этаж превратился в зону военных действий, где вместо пулеметов стрекотали швейные машинки, а швеи из-за тесноты задевали друг друга локтями. Жара здесь стояла невыносимая, и воздух пропитался запахом пота двадцати молодых тел: как пожаловалась работница, сидящая в первом ряду, девушки трудились по восемнадцать часов в сутки, и у них не было времени даже поесть, не то что помыться.
Вряд ли кто-то из истинных ценителей моды когда-либо задумывался, сколько долгих часов напряженного труда мастеров своего дела требуется для создания одного модного наряда. Красота дается ценой усталых глаз, сведенных судорогой плеч, исколотых пальцев.
— У нашей управляющей случился нервный срыв, — рассказала Купер одна из портних. — Из-за напряжения она слетела с катушек.
Остальные немедленно добавили свои голоса к хору жалоб:
— Месье Диор раньше был таким деликатным.
— А теперь его как подменили!
— Никто не справляется с его требованиями. Из-за малейшей оплошности он впадает в ярость.
Остальные девушки согласились. Кристиан Диор из застенчивого неприметного человека превратился в тирана, подобного Наполеону. Он отдавал своим «войскам» приказы, которые они иногда с трудом понимали, поскольку он намеревался возродить давно забытые приемы шитья, утраченные еще в восемнадцатом веке, и требовал от работниц такого уровня совершенства, какого в наше время и не видывали.
Купер снова спустилась вниз, на каждом шагу сталкиваясь с рабочими, швеями и манекенщицами. Выбрав себе просторный кабинет, Диор собирался работать за огромным столом в стиле ампир. Но некоторое время назад его выжили оттуда закройщицы, которые задвинули ампирный письменный стол в дальний угол, а в центре установили длинный рабочий верстак, на котором кроили ткань видавшими виды ножницами. Сам Диор теперь обосновался в чулане без окон, известном как «каморка». Там едва хватало места для рисунков, которые он набрасывал с невероятной быстротой, перерисовывая каждую модель по нескольку раз, чтобы часть из них в конце концов полностью забраковать. Она застала его, когда он в полной темноте пытался поменять перегревшую лампочку в настольной лампе.
— Merde! Похоже, эта лампа сломалась.
— Дай я попробую. — Она принялась за дело, а он, пыхтя от усталости, откинулся на спинку стула.
— На меня возложили слишком много надежд, та petite. Как я смогу оправдать все эти ожидания?
— Ты их превзойдешь, — заверила она. — Просто верь в себя.
Он схватился за голову:
— Если бы я знал, во что все выльется, я бы ни за что в это не ввязался.
— Девушки говорят, ты превращаешься в тирана, — заметила она. Новая лампочка вошла в патрон, и стол залило светом. — Они жалуются, что ты доводишь их до отчаяния.
Не удостоив ее ответом, он схватил со стола стопку рисунков и начал их судорожно листать.
— Где этот «Бурбон»? Кто-то перепутал порядок всех моих рисунков!
Она помогла ему найти нужные эскизы и проследовала за ним в другое помещение. Здесь стояло несколько безруких деревянных торсов — так называемые штокмановские или портновские манекены, на которых, прежде чем шить, одежду скалывали булавками. Диор отогнал в сторону одну из портних и оглядел платье критическим взглядом. Это была первая попытка реализовать модель в ткани, в качестве которой использовалось белое полотно.