Страница 61 из 91
— Второе, что выйдет боком — это наш любимый материализм, благодаря которому начинающему капиталу и зарождающимся, прости-господи, элитам будет плевать на все, кроме бабла. Может показаться, что так капитализм и работает, но вот, например, в Японии есть корпоративная солидарность и понятие «чести». Угнетать пролетариев им это не мешает, но хотя бы вид делают. Капитализм же отечественного разлива получится совершенно людоедским, а типа-элитами станут те же самые партийные функционеры и пережившие эпоху первоначального накопления капитала бандиты. Далее эти замечательные товарищи будут насаждать потребительскую идеологию и наращивать классовое неравенство до полной потери обратной связи с податным населением. Да и хрен бы с ним, на самом деле, но они ведь сами уверуют в свою исключительность и будут выводить капиталы на Запад, притворяясь такими же аристократами, как тамошние. В слепоте своей они не увидят главного: они в глазах настоящих элит будут колхозниками, которым тупо повезло оказаться в нужное время в нужном месте, получив в кормление кусок руин великой красной империи. Пока на Западе поколениями выстраивали банковские, промышленные, юридические и прочие институты, наши типа-элиты получили все буквально с неба. Отношение будет соответствующим: как к индейцу, которому дали цилиндр и смокинг, и он за это предает свое племя — он ведь теперь белый человек.
— Как в Империи? — предположила Виталина.
— Даже не рядом, а гораздо хуже, — покачал я головой. — Имперская знать была плотно интегрирована в общеевропейскую движуху, обладала родословными и имела неподдельное уважение. А мы, если вернется капитализм, на долгое время станем колонией. Даже если получится вернуть полноту суверенитета и вырастить по-настоящему национально ориентированные типа-элиты, народ все равно ничего хорошего не ждет. Да весь мир ничего хорошего не ждет: без сдерживающего фактора в виде СССР капиталисты начнут плавно закручивать гайки обратно, возвращая пролов туда, где они находились вплоть до середины XX века — в стойло.
Дед на рабочем месте нашелся, но пришлось посидеть в приемной сорок минут времени, потому что к Генеральному не только мне надо. Время коротал с пользой — попросив у секретаря в свое распоряжение кусочек стола и стопку чистой бумаги, засел стряпать «Dungeons Dragons». В моей голове — четыре редакции, на пятую уже забил, потеряв к ролёвкам интерес. Но на первые сорок лет хватит! Вилочка тоже не скучала — устроившись на стуле, читала роман «Искушение Анжелики». На оригинальном французском, конечно же. А не сделать ли мне из моей девочки писательницу? Вот, например, «Поющие в терновнике» можно спереть, он даже если сейчас оригинальным автором пишется, то находится на стадии очень приблизительного черновика. Хо, надо брать — это усилит личную крутизну моей будущей жены. Секретарь-машинистка, пусть и жутко красивая — это одно, а вот автор дамских бестселлеров (причем обладающих неоспоримой художественной ценностью!) — совсем другое! Сейчас с дедом за внешнюю политику порешаю и по пути домой попробую обсудить с Виталиной эту идейку.
Функционер вышел из кабинета, секретарь указал на дверь рукой — иди, я попросил его посторожить настолочку, улыбнулся Виталине — у нее на грядущий разговор допуска не хватает — и вошел в венчающее вертикаль власти помещение.
— Две минуты, — с порога выставил ограничитель сидящий за столом дед. — Не уложишься, придется еще час в приемной посидеть.
— Там уютно, — улыбнулся я, прошел по ковру и сел напротив него. — Как оно?
— Твоими молитвами, — ухмыльнулся Андропов. — В деревню поедешь?
— Завтра, до вечера, — кивнул я.
— Привет от меня всем передай, — попросил он и демонстративно посмотрел на часы.
— Обязательно передам, — пообещал я. — Товарищ Шолохов через полгода Федина убрать пообещал.
— Знаю, — не удивился дед. — Позавчера с ним общались, — вздохнул. — Подводит Михаила Александровича здоровье, преемника теперь искать придется.
— Третий Министр культуры за время твоего правления увольняется, — вздохнул и я. — Злой вы, товарищ Андропов, превратили должность в собачью.
Деда Юра на такой откровенно несправедливый наезд ответил презрительным фырканьем и снова посмотрел на часы.
Пятьдесят семь секунд осталось.
— Сейчас важное скажу, — предупредил я.
Андропов опустил руку под стол и щелкнул тумблером, отрубив прослушку и запись:
— Говори.
— Страна из Южной Америки по имени Гайана — наша? — спросил я.
— Такая же «наша», как Чили — до первого удачного покушения, — пожал плечами дед. — Но интереса для врага не представляет — ресурсы есть, но овчинка выделки не стоит.
— Надо океанский шельф на тему нефти проверить, и тогда острота политической борьбы в Гайане сильно возрастет, — толсто намекнул я. — Вплоть до военной агрессии.
— Откуда знаешь? — спросил он.
— Жопой чую, — пожал я плечами.
Гоготнув, дед махнул на меня рукой:
— Всё, иди, провидец.