Страница 53 из 91
Глава 18
— Куда поехал? — переспросил я.
— К Иркутским золотодобытчикам. Через одного бывшие зэки, — повторила Виталина.
— И жену повез? — хохотнул я.
— Не повез — она в Париж улетела.
— Что ж, сейчас Владимир Семенович наслушается деклассированных элементов и начнет петь реквиемы ворам, — предположил я. — Но нам-то чего? У нас свои дела.
И с новыми силами накинулся на вылепленные любимыми ручками манты, старательно обмакивая их в сдобренную чесноком смесь кетчупа и майонеза.
—…Таким образом, Лихтенштейн стал единственной областью западного мира, где женщины не могут голосовать, — пробубнил новость оставшийся включенным телевизор.
— В Лихтенштейне женщина — не человек, — хохотнул я. — А в Швейцарии дамы избирательное право тоже только на днях получили. И при этом мы — первая на свете страна с полным равноправием, на секундочку — являемся для так называемого цивилизованного мира тоталитарной парашей. Просто руки опускаются от такого лицемерия.
— Будет нужно — я помогу поднять, — улыбнулась Виталина. — Но вообще это такое себе равноправие — у нас женщины и на работу ходят, и хозяйство ведут, и детей в садики-школы водят, а мужик после работы домой вернулся и на диван с пивом.
— Нечестно, — подтвердил я. — Можно, конечно, на нее ответственность и переложить — надо было, мол, нормального, помогающего и понимающего выбирать, но реальность так не работает, а задним умом все сильны. Извини, не полезу — семейная жизнь штука специфическая, тем более в настолько демографически травмированной стране. Да и смысла нет — кто пи*дюка слушать будет? Геополитика с экономикой — это, как ни странно, штуки попроще, чем донести до горе-«кормильцев» тот факт, что в случае наличия полноценной работы у обоих супругов домашние обязанности было бы неплохо распределить, типа как у нас, — указал на висящий на стене у окошка разлинованный лист с заголовком «график дежурства».
— Я за эти два года отдохнула больше, чем за всю прошлую жизнь, — вздохнула Виталина.
— Это с улыбкой и гордостью говорить надо, причем — перед подружками! — назидательно заметил ей я.
Рассмеявшись, Вилочка заверила:
— О, не переживай — все, кто в курсе, мне просто образцово-показательно завидуют.
— Равно как и мне! — хохотнул я. — Видишь, какая у нас гармония.
— Посуду помой, гармонист, — хихикнула довольная девушка и ушла наводить красоту.
Ликвидировав последствия обеда, прошел в комнату и аккуратно сложил в папочку две ценнейшие бумаги. Одевшись, дождался Виталину, помог ей надеть легкую «шубку» из шерсти редкой зверушки викуньи, сам ограничился пальто, и мы вышли в солнечный, звенящий капелью, день. Сев в «Москвич», добрались до социологического НИИ и посигналили.
— Нашего Владимира Васильевича научные функционеры не любят, — коротая ожидание, поделился инфой с Вилочкой. — Он в подпольном марксистском кружке диссидента Краснопевцева состоял, за что лишился аспирантуры и был вынужден работать токарем на заводе. Прикинь какая злая ирония — на тридцать девятом году Советской власти существовали подпольные марксистские кружки, направленные на подрыв авторитета товарища Хрущева.
— Диссидента как не назови, — пожала плечами Виталина.
— Так, — согласился я. — Нефиг тут лодку раскачивать от большого ума.
В моей реальности Краснопевцев с 90-х годов был организатором и главным идеологом музея предпринимателей, меценатов и благотворителей в Москве. Это что, марксист? Фигня это, а не марксист.
На крылечко института вышел одетый в пальто, кепку и держащий в руке портфель товарищ Крылов. Миновав короткую дорожку, он забрался на заднее сиденье. Обернувшись, я пожал ему руку:
— Готовы?
— Готов! — подтвердил он.
Виталина повезла нас к выезду из города — вот бы мне собственный аэропорт, чтобы в Хабаровск не кататься!
— А я тут Виталине рассказываю о вашем диссидентском прошлом, — похвастался я.
— Молодой был, — пожал он плечами.
— Получается так, — кивнул я. — А еще рассказываю, что научные коллеги вас не любят.
— Не любят, — согласился он. — А за что научным импотентам меня любить? Таких как я — эксплуатируют и обобществляют. А теперь меня, даже не кандидата наук, на НИИ поставили. Да они меня стрихнином отравят, если возможность будет! Выскочка! Неуч! Контра!
— Ученые? — удивилась Виталина.
— Вы же из КГБ, Виталина Петровна, — удивился в ответ Крылов. — Человек остается человеком вне зависимости от профессиональной деятельности. Со всеми вытекающими.
Вилочка неловко поерзала — у нее специфическое обучение было, не настолько профессионально деформирующее.
— Кланы, — важно заметил я. — Их можно встретить везде, где существует человеческий коллектив. Кланы маскируются под номинально отсутствующую в Союзе корпоративную солидарность. «Клановость» не отменяет и не подменяет традиционные Советские научные коллективы, а существуют как бы параллельно, охватывая часть такого коллектива или части нескольких. Эти неформальные структуры становятся своеобразной надстройкой, занимая социальное пространство между коллективом и вышестоящим официальным начальством.
С интересом выслушавший Крылов кивнул:
— Крайне метко. У нас в «Африке» так и было — один начальник «государственный», другой — неформальный. Первому на все плевать — институт работы выдает, значит все хорошо. А второй окружает себя бездарностями и эксплуатирует светлые головы. «Володя, ну зачем ты так?», — начал нарочито-противно кого-то передразнивать. — «Это же коллективная работа, ну какие авторские права?». О том, что за коллективную работу платят на 180 рублей меньше, никто и пикнуть не смел — мы же коллектив! Почти семья! Так и получается — неофициальный начальник на работу на «Волге» ездит, а я — в дырявых ботинках по лужам иду, — откашлявшись, он продекламировал. — Стремимся к цели, нас ею сплотили. Кто босиком, а кто в автомобиле.
— Стихи пишете? — обернувшись, улыбнулся я.
— Так, немножко, — скромно ответил он.
— Вот почему на макете первого сборника нашего НИИ треть обложки фамилиями покрыта, — хохотнул я. — Не хотите никого обобществлять.
— Не хочу, — подтвердил Крылов. — Научная работа для ученого — это самое главное. Я не хочу, чтобы мои коллеги при защите диссертаций ссылались на свои же, но опубликованные от имени «коллектива», работы.
— Справедливо, — одобрил я.
— Есть еще стихи? — спросила Виталина.