Страница 36 из 91
— Оболочке нужно торговое название. Я бы предложил «Contin» — типа продолжительный. Очень хорошо будет смотреться на упаковке: зацени с точки зрения потребителя — страшный «Сульфат морфина пролонгированного действия» или загадочное и совершенно не сочетающееся с антинаркотической пропагандой: «MS Contin». Кровь из носу нужно так сделать и запатентовать на нелегала, причем такого, чтобы к нам его притянуть не смог никто и никогда, потому что не отмоемся, — продолжил я. — С этим патентом нужно отправить товарища к какой-нибудь не очень большой, но очень амбициозной фармкомпании. Желательно, чтобы ее владельцами были евреи, по очевидным причинам.
Дед ухмыльнулся и кивнул — понимает.
— Еще желательно, чтобы стоящие во главе люди имели медицинское — хотя бы в области психологии — образование и имели в своей репутации свидетельствующие о повышенном гуманизме моменты. Например, хорошо подойдет кто-то из тех, кто лоббировал замену электрошока и лоботомии медикаментозным лечением.
— Погоди, — прервал меня дед, обернулся на сидящих в салоне товарищей, призвав к нам «дядю» с блокнотом и ручкой. — Продолжай, — велел мне.
— Просто еще один опиоидный препарат на рынке — это такое, у американцев они есть, и их назначают очень больным людям, как, в принципе, и должно быть. Но мы сделаем круче, начав агрессивную кампанию в СМИ под условным названием и основным лозунгом: «Боль — главный бич человечества».
— Боль — это симптом, — проявил здравомыслие дед.
— Конечно, — подтвердил я. — Самый яркий, неприятный и очевидный симптом. А когда симптом очевиден самому больному, то, что его нейтрализует, считается реально эффективным. Наша задача — отделить болевой симптом от того, что его вызывает, оформив во что-то вроде отдельного, требующего медикаментозного лечения, как бы заболевания. Кампания должна быть масштабной, подкрепленной со всех сторон: нужна потешная международная ассоциация по изучению боли со штаб-квартирой в Америке, и основать ее должен американский гражданин. Нужно навести связи с Администрацией здравоохранения ветеранов — эта организация давно есть, а сейчас, когда Вьетнам кончился, на родину вернутся сотни тысяч людей с нормальными и душевными ранами. Гнусно, но упыри в Вашингтоне могут очень помочь инициативе, итогом которой станет превращение травмированных и потенциально проблемных ветеранов в сидящих на аптечных опиатах овощей. Они ведь не наркоманы, они просто лечат боль.
— Понравится — канализировать отработанный материал американцы любят, — кивнул дед.
— Международная организация, при поддержке Администрации здравоохранения ветеранов, должна будет сделать самое важное: к четырем общепринятым жизненно важным показателям: температура тела, давление, пульс и частота дыхания — нужно добавить пятый: боль. Это позволит нам вывести опиоидные болеутоляющие как бы в отдельную категорию, «препараты для лечения боли». Именно так наши ручные фармакологи будут позиционировать «долгоиграющий» морфий. Пока идет накачка через СМИ, нужно организовывать семинары и банкеты для семейных врачей, рассказывая им об ужасах боли и том, что медицина, вообще-то, призвана улучшать качество жизни людей.
— Спасать жизни и здоровье, — поправил дед.
— У вас очень консервативная точка зрения, мистер Андропов, — удрученно покачал я головой. — У моей жены болит спина, но ни один доктор не смог обнаружить причину страданий моей ненаглядной. Вы предлагаете оставить все как есть, хотя существует чудо-препарат, способный исцелить боль?
— Понял, — хрюкнул дед.
— Это у нас план на первую пятилетку. Наши фармакологи посмотрят на продажи, оценят потенциал и неизбежно придут к выводу о том, что морфий — штука старая, всем знакомая, а потому имеет немало коммерческих ограничителей. Выход — разработать новый опиат, покруче, не настолько зарегулированный и обладающий неиспорченной проклятыми наркоманами-морфинистами репутацией. Они его сделают, пойдут к прикормленному товарищу из Управления по контролю за продуктами питания и лекарствами, и он нарисует новинке заключение о том, что препарат не вызывает зависимости и передозировок. Что, конечно, будет враньем, но, когда дело дойдет до суда, пройдет много лет, и в США к тому времени развернется настоящая опиоидная эпидемия. Таблетки — дорогие, а уличное дерьмо — дешевое, и к нему приобщатся даже те люди, которые в нормальных условиях держались бы от наркотиков подальше — например, белые воротнички. Таблетки ведь им выписал добрый семейный доктор, эти таблетки одобрены государством, а значит — совершенно безопасны. А когда он окажется на улице в обоссанных штанах и со шприцем в гнилой вене, будет уже слишком поздно.
— И фармкомпанию прикроют, — предположил дед.
— Нужно учитывать специфичность судебной системы врага, — покачал я головой. — «Зависимость» — понятие растяжимое, юридически мутное, — приосанившись, положил ногу на ногу и изобразил оправдывающегося корпората. — Называя наших пациентов «зависимыми», ваша честь, вы правы только отчасти. Они не зависят от препарата, они зависят от лечения боли! Почему вы так хотите обречь добрых американских граждан на ужасные старания, лишив их нашей продукции?
Андропов вздохнул:
— И откуда в тебе столько цинизма?
— Мой духовный наставник — Остап Бендер, — сослался я на классику. — Теперь с передозировками, которые неизбежно будут: здесь нам на помощь придет предусмотрительно оформленный прецедент. Нужно найти самого пропащего наркомана в Америке и с иглы пересадить его на таблетки. У него же толерантность, — развел руками. — А значит таблетки он сможет жрать горстями, что мы и зафиксируем на бумагах: вот, смотрите, мистер Джонсон поедает полкило таблеток в неделю, однако жив и здоров, а значит наш препарат АБСОЛЮТНО безопасен с этой точки зрения.
Андропов поджал губы и укоризненно покачал на меня головой. Осуждает.