Страница 105 из 106
Эпилог Где-то счастливое, когда-то безоблачное
И на дни рожденья выпьет-вспомнит пацанва,
Зацветут и снова отцветут сады,
С фотографий буду, буду улыбаться вам,
Как Гагарин Юра — вечно молодым.
Маленький городок на юге страны у побережья, о которых принято говорить «уютный».
Такой же тихий, уютный дворик перед небольшой (всего на 24 квартиры) трёхэтажкой.
Начало лета и трава ещё не ссохлась от жары — сочная, зелёная, яркая.
«Как в детстве, — сравнил Скопин, упиваясь ностальгией. И спохватился: — Это ж и есть время моего детства».
У подъезда, в тени три пацана — возятся с велосипедами.
«Не узнаю́ издалека, — не понимал, удивляться или нет. Раньше, со своей близорукостью, знакомых и друзей определял даже по походке. — Неужели память не пробьёт свои нейронные дорожки?»
Подошёл ближе. На него внимания не обращают — сгрудились на корточках у заднего колеса со спущенной цепью, не оглядываются.
Стриженые затылки, торчащие лопатки под задранными на спине футболками.
«Среди них… кто-то из них когда-то
На Скопина накатило какое-то непонятное ощущение. Словно он одновременно взглянул на реальность из состояния «сейчас» и «когда-то». Как будто он завис и выпал из времени.
А оно — неумолимое, убежало вперёд. И он стоял, смотрел ему вслед — своему отпечатку на шкале вечности, абсолютно не желая его догонять и снова занимать своё место!
«Пусть идёт вперёд, пусть! Пойду лучше выпью лимонада из автомата или с мужиками пива из бочки…»
Один из мальчуганов обернулся, и он его узнал, взвихрив в голове противоречивые порывы: «Бог ты мой! Терентьев Колька! Сопляк сопляком, а как всегда пытается показать, что старше остальных».
Стараясь — ровным голосом, спросил:
— А Андрей. Андрей Скопин?
— Его мамка в магазин послала. На велике мотнул, — малец смотрел подозрительно: «А вдруг Ско́па что-то натворил, и этот дяденька уши надерёт. Или ещё хуже — родока́м нажалуется…»
Отступил, кивая, деланно-равнодушно, чтобы не смущать заинтересованно зыркающих мальчишек. Зная, откуда ожидать — тут одна дорога.
Эта случайная пауза вдруг обозначила дрожащее ожидание чего-то важного.
И думал: эти вихри в голове — метания разума? Или сама природа противится встрече «будущего» и «прошлого»? А если так — что же тогда «настоящее»?
Настоящее.
Страна медленно валилась в штопор, несмотря на послезнание правящих, осведомлённых, предупреждённых, подготовленных…
Не все контрмеры, ухищрения и представления — куда вложить, где сэкономить, где «соломку подстелить», были действенными и адекватно срабатывали. А то и вовсе случались, выползали совершенно непредсказуемые растраты, проблемы, почти катастрофы. Экономические.
Благо-нефть, сука-нефть! Её падение — цена! Несмотря на тонкую «восточную игру», остановить снижение цены за баррель не удалось. Что поделать — мировая тенденция. Лишь замедлили, приостановили…
А на окраине — страна выходила из войны. Но хоть тут — не мучительно больно, а скорей вымученно и планово. И пусть болезненно, и не без потерь.
ЦРУ грызли себе локти: «Русские ускользают из афганского капкана!» Исламский мир восторженно завывал в религиозном припадке: «Неверные не смогли победить маленький Афганистан!»
А война не отпускала, простой тактической необходимостью требуя пороха и крови, то тут, то там…
Планомерно сворачивали, готовя вывод войск и техники, удерживая лишь мощно укреплённые форпосты, меняя тактику, когда основной проблемой для «духов» становились мобильные группы спецназа, кусающие жёстко, зло, неожиданно и потому эффективно.
Одна из приоритетных задач, стоящая перед командованием ограниченного контингента — подчистить… не оставить ни одного… закованного в кандалы… сидящего в зиндане… навязанного в ислам. Вытащить всех… всех своих ребят, которые оказались в плену!
Целая программа, с обязательным доведением до глав афганских кланов этой основной концепции — обмен! Человека на человека.
Зондеркоманды — безбашенная десантура с «вертушек» сваливались на кишлаки, где по данным разведки были русские пленные. И если не находили «своих»… или не всех… а то и просто… Брали заложников. В основном юношей-подростков (самки у мусульман быстро обесценивались).
А в Кабуле, в штабе Оперативной группы министерства обороны готовилась масштабная операция — финальный аккорд, своего рода последний штришок в такой ненужной и затянувшейся войне.
И следовало проучить Пакистан, открыто помогавший моджахедам и державший на своей территории учебно-тренировочные лагеря, финансируемые ЦРУ.
К операции готовились давно, подгадывая к произошедшему в реальной истории восстанию в учебном лагере Бадабер на территории Пакистана [56].
Как уже говорилось: тётка-история — баба упрямая, и, несмотря на неумолимо наметившиеся изменения, двигалась проторенным путём в своей необузданной логике.
Разведка уже донесла — в лагерь, как перевалочную базу, прибыло не меньше двадцати пяти грузовиков, доставивших большое количество оружия (ракеты для реактивных миномётов, гранаты к РПГ и кучу стрелкового оружия с боеприпасами).
События раскручивались, как по писаному, лишь с небольшим отличием — агентам афганской разведки удалось предупредить узников лагеря, что их подде́ржат.
И восстание началось чуть раньше. До намаза.
Ближе к вечеру 26 апреля группа советских военнопленных «сняла» часовых у военных складов и, завладев оружием, попыталась скрыться. Однако дежурный по учебному центру поднял тревогу. Прорыв не удался — восставшие были окружены и заняли оборону.
Первые выстрелы на территории лагеря дали отмашку началу операции.
А с аэродромов Кабула и Джелалабада взлетели истребители, десантно-штурмовые МИ-8 и «крокодилы» огневой поддержки.
Самолёты с опознавательными знаками ДРА [57] пересекли афгано-пакистанскую границу.
Солнце коснулось горизонта — время намаза! Каждый правоверный мусульманин стелет коврик, опускается на колени, отворачивая от Мекки свой зад и… хоть стреляй над ухом — не сдвинется с места, пока не закончит молитву.
Почти так и было, но под разрывами кассетных бомб долго на коврике не усидишь.
Удар по системам ПВО и военным аэродромам Пакистана был стремительным и неожиданным, обеспечив локальное, но полное господство в воздухе.