Страница 101 из 106
Затем вывели пленных американцев — создали закрытый коридор (от любых посторонних глаз, включая спутниковых), и с мешками на головах погнали по сходням в крытые грузовики.
Потом началась форменная нудятина и бумажная волокита с печатями в разрешительных бумагах, допусках, с подписками о неразглашении, связанная с проходом заводских специалистов и ремонтных бригад на корабль. И всё это под бдительным оком и в сопровождении товарищей из компетентных органов.
Принимать гостей Терентьев не пошёл, отправив на это дело старпома и «бычков» [53], чьи компетенции будут востребованы прибывшими.
Теперь с высоты мостика смотрел, как колоритный Скопин со своей чёрной повязкой на глазу, в дополнение к потрёпанному в боях кораблю, вызывал тихий ступор даже у колючеглазых представителей разведки. Не говоря о прочих аборигенах страны Советов.
Горшкова интересовало всё! По военной, морской и непосредственно «орлановской» теме. По прибытию начал он, естественно, с осмотра корабля, который затянулся до следующего ощущения голода. Поэтому прервались. Но основное главком увидел.
И даже за обеденным столом Сергей Георгиевич подкидывал вопросы:
— Чем вы можете объяснить такой малый процент прорыва «гранитов» к АУГ?
(К этому времени советской разведке удалось прознать, что по американской авианосной группе удачно отработало две или три противокорабельные ракеты.)
— Ракет, прошедших модернизацию и обновление, было всего пять, — Терентьев старался отвечать коротко и взвешенно, — одну я пустил по англичанам. Одна сохранена на борту для изучения советскими специалистами. Соответственно три участвовали в атаке АУГ.
— Но почему модернизировали только пять?
— Процесс обновления был поэтапный, насколько я знаю. Успели заменить всего пять единиц. Потом министром обороны стал так называемый «мебельщик» — программа приостановилась. И уже лишь силами флота устраняли изношенность материально-технической базы комплекса. Честно говоря, удивительно, что у нас произошёл только один сбой при пуске.
А вообще основательный диалог с Горшковым уже имел место быть.
Совершенно в неожиданном русле пришлось пообщаться по спецсвязи ещё во время пути следования в Камрань.
А дело было в курьере…
Априори было понятно, в ведении какого ведомства окажется лейтенант-особист с «Петра» и какой «адрес доставки» будет у документов, которые он увёз с собой в спецчемоданчике.
Но как оказалось, после приводнения амфибии, лейтенанта прямо у трапа перехватили сотрудники с очень высокими полномочиями, подчинённые какому-то хитрому отделу КГБ, минуя морские филиалы этой же конторы.
— Попал в лапы гэбни, — узнав об этом, проникновенно отметился Скопин, — в самые застенки Лубянки.
Однако лейтенант оказался прошаренным и изворотливым — успел «скинуть» «плитку» смартфона флотским, где прямо маркером на задней крышке мазнул «лично в руки…».
Об этом, может быть, и не узнали вовсе, если бы главком флота спустя сутки не «позвонил» на «Пётр» за разъяснениями!!!
Понимая, что в «передачке из будущего» может содержаться архисекретная информация, не стали расширять круг посвящённых, и Горшков лично вознамерился разобраться с устройством.
Чего стоило научить адмирала управляться электронным девайсом из XXI века, это отдельный комментарий.
Сам Терентьев, не очень искушённый в новомодных штучках, посадил на «радио» молодого старшину и, прослушивая на параллельной линии за всем процессом тыканья-мыканья, повторения, манипуляций, терпения (старшины) и рычания (главкома), не выдержал и ушёл курить.
— И как успехи? — не преминул поинтересоваться Скопин, который сразу уверил, что ничего путного из этой затеи не выйдет. — Был бы он ещё кнопочный, а так… представляешь — на косность и косорукость старого человека накладывается абсолютное незнание принципов мануального управления. Сплошной футурошок.
— Матерится…
— Кто? Горшков? — фыркнул старпом. — Как я его понимаю! Бывает, когда тупит комп, готов раздолбать кулаком и «клаву», и монитор.
Но, может, терпение, может, случайность, но командующий флотом сумел что-то там запустить и посмотреть собранный особистом видеоматериал.
И в Камрань он прилетел уже организованным — всё говорило, что тема дальнейших глобальных исторических событий им была изучена и в какой-то степени осмыслена.
Горшков задержался в Камрани на три дня, продолжая «экскурсии» по кораблю. Заглядывал в записи в вахтенном журнале и спрашивал, спрашивал, спрашивал.
Вопросы главкома по техническим характеристикам логично перекликались с тактикой применения вооружения, маневрирования корабля и непосредственными действиями экипажа и старших офицеров.
В какой-то момент стал заметен более расширенный интерес к вариативности, обоснованности тех или иных решений Терентьева как командира.
Что-то в таком ключе: «…почему так, а не эдак? А как вы поступили бы в этом случае? Поясните свою мотивацию… что вы думаете по этому вопросу?..»
Нередко беседа переходила к политическим темам и к вопросам дальнейшего развития страны.
И вообще показалось, что Сергей Георгиевич заинтересованно поглядывает, словно прицениваясь, точно у него были какие-то виды на Терентьева. Эти подозрения укрепились, когда Горшков объявив, что возвращается в Москву, безапелляционно предложил:
— Полетите со мной. Ваш старший помощник, этот одноглазый разбойник, надеюсь, доведёт корабль в Дальний, не топя «Конкероры» налево и направо.
Вылетали в ночь, прокемарив весь полёт. А Москву застали ещё в вечернем солнце.
Но с «корабля на бал» не получилось. Как и не случилось ничего такого, о чём грыз червячок сомнения весь полёт до столицы — отвезли не на Лубянку. Впрочем, такое коварство от Горшкова было бы перебором.
Поселили в гостинице подведомственной министерству обороны.
А вот утром — да, за ним приехали и после вежливого завтрака отвезли по известному адресу на площади (ныне или ещё) Дзержинского. Хотя он всё ещё надеялся, что дело обойдётся «разбором полётов» в каком-нибудь из управлений штаба флота.
В общем, эстафету горшковского интереса «вопрос-ответ» перехватили вкрадчивые, но цепкие чекисты.
Спектр пристрастности был настолько разбросан, что Терентьев терялся в догадках — что от него именно хотят.