Страница 31 из 39
Подготовка шестой экспедиции только казалась простым делом. Вроде бы не было жизненной необходимости доставать деньги на поездку, получать различные разрешения, обещания, визы и тому подобное. Но нам сразу же пришлось убедиться в том, что простота эта обманчива, и чем дальше, тем хуже. Несколько раз мы стояли на грани полного краха, и только чудом все снова воскресало, возрождая наши надежды.
Короче, все было совсем по-другому и в то же время намного сложнее. Среди наименьших трудностей была проверка нашего проекта с профессиональной точки зрения; комиссия президиума Чехословацкой Академии наук по комплексному изучению развивающихся стран вызвала меня для обсуждения программы. Обсуждение продолжалось почти два часа, но наконец не осталось и тени сомнения, и концепция получила положительную оценку. Однако вслед за этим приостановилась переписка между нашей и алжирской стороной; министерство культуры ЧССР решило, что алжирская сторона потеряла к этому интерес. Наша переписка по поводу экспедиции с администрацией Национального парка Тассили не принималась во внимание, для реализации проекта имели силу только дипломатические отношения — наша судьба решалась в местах, недоступных нашему влиянию. Неопределенные и запоздалые ответы из Алжира делали все менее реальным отъезд нашей экспедиции весной, что было немаловажно. В другие времена года эффективность почти всякой деятельности, связанной с живой природой, значительно снижается, и результаты не соответствуют приложенным усилиям; в нашем случае это особенно касалось запланированных энтомологических исследований Гоффера.
Неопределенная позиция алжирской стороны проявилась и в том, что посольство Алжира в Праге долго не решалось выдать нам въездную визу. Уже кончалось лето, а с ним и наши надежды. Наступило последнее действие драмы, потому что через несколько месяцев кончался двухлетний срок действия рабочего плана договора, в который входила и наша экспедиция.
«Бой проигран, бойцы обратились в бегство», — говорит поэт о чем-то, вероятно, очень похожем на нашу тогдашнюю ситуацию. И я начал поспешно оформлять выездные документы в Югославию (я еще в начале года предусмотрительно запросил у банка валюту для поездки в Югославию), и в начале сентября все было готово для выезда в Загреб. Там меня уже ждал мой знакомый инженер Драганович из Хорватского института охраны природы, с которым мы вместе собирались изучить положение различных видов животных, находящихся под угрозой истребления, в излюбленном туристами Национальном парке на острове Млет. Все было великолепно подготовлено, и документы на выезд в Югославию лежали у меня «в кармане», и все же поездка расстроилась. Второго сентября из алжирского министерства информации и культуры пришла нота, которая хоть и не разрешала всех сомнений, но все же привела к тому, что алжирское посольство в Праге немедленно выдало нам требующиеся визы на трехмесячное пребывание в Алжире восьми участников экспедиции. Но к тому времени их осталось всего шесть, да и фамилии отчасти не совпадали с заявленными: одним не удалось получить отпуск, другим удалось, но лишь на первоначально запланированное весеннее время, а не на «неопределенное». Катастрофической была ситуация с ботанической программой. Она была разработана в основном для изучения тассилийских кипарисов. Сначала предполагалось, что руководить этой программой будет Марцел Рейманек, затем доктор Чванчара и, наконец, Вацлав Петржичек, ботаник из Государственного института охраны памятников и природы. Ему был обещан внеочередной отпуск, но в июле ему отказали в этом. Однако речь шла о проблеме охраны природы, которую алжирская сторона считала наиважнейшей, и потому заниматься ею я считал необходимым из принципиальных и престижных соображений. Когда почти «двенадцать пробило», проблема кипарисов была передана в руки Петра Шмерака, педагога по образованию. Поскольку предполагалось, что специализированные группы экспедиции будут работать в разных местах независимо друг от друга, я считал необходимым по причинам безопасности не оставлять никого одного, и в экспедицию включили его молодую жену Людмилу.
В общем, ситуация была во всех отношениях запутанной, и все, что я описал, — лишь отдельные примеры. Хотя посольство дало нам визы, посылающее нас министерство все еще колебалось, и я продолжал готовиться к поездке в Югославию. Но мне предложили такой вариант: одного или двух человек послать раньше, чтобы на месте выяснить, будут ли обеспечены нам необходимые условия для запланированной деятельности. Если эта первая группа пошлет из Алжира положительное сообщение, остальные вылетят через неделю.
Вот так расстроилась моя великолепно подготовленная поездка в Югославию; я спешно отправил в Загреб письмо с извинениями, и восьмого сентября мы вдвоем вылетели в Алжир. По дороге я беззаботно фотографировал с самолета интересные метеорологические явления с ощущением того, что все трудности уже позади. О нашем приезде было заявлено официально, значит, нас будут встречать; опись содержимого нашего багажа мы предъявили алжирскому посольству в Праге полгода назад, чтобы избежать малейших таможенных неурядиц.
Приземляемся. На аэродроме огромное скопление народа. Более часа мы пытаемся пробиться в зал для пассажиров, там мы застреваем надолго. Я безуспешно пытаюсь разглядеть по другую сторону баррикады доктора Керзаби. Наконец мы у стола таможенника, а с нами громада ящиков с материалами выставки и сумок со снаряжением для трехмесячной работы в пустыне. Таможенник пришел в ужас, наши специальные паспорта не произвели на него никакого впечатления, он призвал своего начальника, и тот все конфисковал. И вот мы очутились перед воротами аэропорта как сироты, которые никому не нужны и которых никто не знает. Все автобусы в город уже уехали, вместо них приближалась гроза. Рабочий день вот-вот кончится, и, если сейчас же ничего не предпринять, мы потеряем возможность что-либо исправить сегодня.
Наша деятельность в Алжире началась восемь лет назад автостопом, и им мы закончили сегодняшний день. Машина, пойманная у аэровокзала, направлялась к мэрии, и наш первый визит был к нашему знакомому инженеру Вацлаву Янсте. Отсюда мы связались по телефону с Керзаби. Он очень удивился. Шофер Саид (которого он послал к самолету с машиной) сообщил ему, что никто не прилетел. В общем-то я даже и не удивился тому, что Саид не узнал в этой толчее людей, которых никогда в жизни не видел; к тому же он уехал раньше, чем мы попали в таможенный зал. Теперь он приехал за нами в мэрию, но налет на аэропорт за конфискованным багажом из-за позднего времени пришлось отложить на следующий день.
Несмотря на все это, непохоже было, чтобы возникшие трудности были результатом чьего-то злого умысла! (наоборот, меня заверяли, что администрация Национального парка Тассили готова обеспечить нашу деятельность в Сахаре), и я послал в Прагу сообщение, которое ждали остальные четыре члена экспедиции, — что все в порядке и они могут прилететь следующим рейсом.
К их приезду действительно все было «в порядке»: в аэропорту, как и положено, их встречал директор Национального парка лично, таможенный контроль прошел гладко, и в город их отвезла присланная за ними машина. Я завидовал им немного, ведь мы целую неделю ездили в аэропорт ежедневно, пока нам не удалось наконец вызволить свой багаж из таможни — всего за день до прилета второй группы.
На этом организационные трудности не кончились, но я уже отвел им много места в книге и не буду продолжать этим заниматься хотя бы потому, что вряд ли это кого-либо особенно заинтересует, да и произошли более важные события.
Еще до отъезда из столицы на юг прошли переговоры по поводу фильма «Следы на песке». Старый сценарий 1970 года, лейтмотив деятельности третьей экспедиции, стал на этот раз основой сотрудничества с алжирской киностудией; правда, главный оператор несколько сомневался, стоит ли браться за такую отвлеченную тему, но потом дал себя убедить в том, что из этого можно сделать что-то, чего в Алжире еще не было.