Страница 19 из 45
Я уже говорила, что первый художник Непала по национальности невар. Но у него чистое, четкое непальское произношение, словно у выходца из Горкхи. Он посоветовал мне заняться и неварским, потому что это язык народа богатой и своеобразной культуры.
Между тем мой взгляд вновь и вновь возвращался к небольшой картине на стене. На фоне розоватого заката пенилось сине-зеленое море, а в волнах стояли три стройные женщины в забрызганных прибоем нежных сари. Картина называлась «Купание в океане». Возможно, в ней была некая олеографическая красивость, но уж очень хороши были краски и стройные фигуры женщин, приветствовавших вечернюю зарю. Интересно, где эта картина теперь?..
— Вот это тоже посмотрите! — предложил хозяин и показал небольшое полотно, на котором была изображена улица Катманду в сумерках: окна в домах закрыты от москитов, возле подъездов уже собрались старые знакомые, чтобы поболтать на досуге… Вдруг Маске повернул картину против света и как-то вбок, и тут улица «погрузилась» в темноту, а в окнах «зажегся» свет. Это было удивительно, а эффект светящихся окон напомнил мне «фосфорические» краски Куинджи.
Не знаю, какая техника была применена Маске, но стало ясно, что старый художник не чужд изысканий не только в области стиля и жанра, но и в самой технике живописи.
Наступило время прощаться. Мы сердечно поблагодарили хозяина. Он пригласил нас прийти снова.
— Правда, — добавил он, — новое вы вряд ли увидите. У меня сейчас много дел по дому, по хозяйству. Самому приходится ходить на базар, ведь молодые, знаете (и он лукаво прищурился), совсем не умеют торговаться…
Так впервые встретилась я со знаменитым художником. Тогда я даже и не подозревала, что через пять лет снова побываю в его доме.
…В апреле 1977 г. я опять приехала в Катманду и снова получила приглашение к Маске.
Мне показалось, что ничто не изменилось вокруг: те же узкие брусчатые улочки, тот же старый прочный неварский дом, тот же четырехугольный двор… Даже спутник у меня тот же, что и пять лет назад, — инженер Тулси. Только виски у Тулси поседели…
Мы поднялись по крутой лестнице. Опять я слегка ударилась головой о низкую притолоку. У порога нас встречал старый художник. Похоже, что и он ничуть не изменился: по-прежнему бодр и деятелен. От его невысокой сухощавой фигуры веет энергией. Летом 1976 г. он приезжал со своей выставкой в Советский Союз. Был в Москве и во Фрунзе. И это в семьдесят шесть лет! В 1975 г. непальская общественность отмечала семидесятипятилетие художника. Я вижу юбилейную медаль и Почетную грамоту, подписанную королем Бирендрой.
Пять лет назад Маске показал мне портрет старика с гокулем в ухе. А теперь он говорил, что сам приближается к тому рубежу, когда ему проденут серьгу-гокуль…
Вот так же мы сидели тогда на подушках в этой небольшой комнате и рассматривали альбомы и картины знаменитого художника. Сейчас картин почти нет: одна часть в музеях, другая — в хранилищах. И только у стены напротив окна стоит большой портрет покойного короля Махендры, отца царствующего ныне Бирендры.
Пока я рассматривала фотокопии полотен Маске (многие из картин я помню) и слушала оживленный рассказ хозяина о его впечатлениях от последней поездки в Москву, невысокая, крепкая на вид девушка в скромном штапельном сари принесла печенье, мандарины, бананы.
— Моя дочь Киран, — представил девушку Маске.
На смуглом круглом лице Киран улыбались живые глаза. Она присоединилась к нам, усевшись, как и мы, на подушку на полу. Я спросила Киран о ее занятиях. Отец обратил наше внимание на очаровательную куклу в неварском наряде.
— Работа Киран, — сказал он с явной гордостью.
Так выяснилось, что в свои семнадцать лет Киран Маске уже признанный мастер-кукольник.
Она показала своих кукол. Женщины, мужчины, дети… В одиночку, парами, группами… Невеста и ее подружки. Старуха-сваха. Болтливые соседки. Влюбленные. Мать и шалун-сын. Брахманы и чхетри. Невары, гурунги, шерпы, тхару… Живые лица, выразительные детали, остроумно подмеченные бытовые сценки, характерные типы, точные костюмы…
Признаюсь, я была в восхищении. Недаром эти работы получили первую премию на Международной выставке кукол в Непале, а часть из них была приобретена Национальным художественным музеем.
Вот чего не было здесь пять лет назад. Тогда в доме старого мастера еще не вырос мастер молодой. Волшебная палочка художественного мастерства словно передана по эстафете.
Следует подчеркнуть, что творчество неварского художника Маске глубоко национально. Оно не только неварское, оно общенепальское. То же можно сказать и о талантливых работах его дочери.
Невары по праву гордятся своей культурой. Зодчие, резчики по дереву, чеканщики, ювелиры, художники…
Полагают, однако, что некоторые из этих художественных ремесел изжили себя, сошли на нет, искусство неварских мастеров умерло…
Никто уже не строит ни храмов вроде Ньятапола, ни дворцов наподобие Пятидесятипятиоконного дарбара Бхактапура. Да и надо ли? Храмов хватает и так, особенно в старых районах. А новый королевский дворец построен в современном стиле, из бетона и кирпича.
Элементы старинной архитектуры появляются теперь как стилизация под средневековье. Они прослеживаются в силуэте и отделке современных зданий, главным образом фешенебельных гостиниц. В наши дни талантливые мастера создают чудесные резные украшения. Их можно увидеть и в лавке торговца и на новых домах непальцев.
Лишь один вид искусства (или, если угодно, ремесла) — ювелирное — не претерпел за многие века существенных изменений. Женщины — клиентура консервативная, поэтому веяния конструктивизма, авангардизма, абстракционизма, удешевление материалов, простота исполнения — все эти явления в ювелирном деле крайне нежелательны.
Классическая чистота линий, верность материалу (медь — так медь, золото — так золото), изящная утонченность и богатство отделки женских украшений — вот что ценилось и ценится во всем мире и тем более на Востоке, где издавна они составляют единственную собственность женщины.
Многие виды художественных ремесел, которыми славились невары, претерпевают ныне различные изменения. Но и в новом виде труд, талант неварских мастеров — и безвестных и именитых — неотъемлемая часть культуры непальского народа. Значит, их искусство живо!
Зимняя поездка в лето
В конце декабря мне позвонили друзья из Катманду и пригласили на… охоту. Охота так охота! — и я согласилась. На следующее утро в восемь часов к подъезду общежития мягко подкатила новенькая японская «Мазда», в которой сидели инженер Гамбхир и летчик Шридэв. Гамбхир, красивый молодой человек с несколько томным взглядом, вспоминал Советский Союз, где он еще так недавно учился. Шридэв, крепкий, военной выправки человек в кожаной куртке, вел машину. Я почему-то подумала про себя: как здорово, что за рулем машины, которая мчится по горной дороге, сидит именно летчик.
Мы проехали разбросанные на территории университетского городка невысокие жилые и административные корпуса современной архитектуры, оставили позади Киртипур и выехали на дорогу, ведущую в Катманду, до которого было всего несколько километров.
Справа от узкого шоссе лениво катила свои желтоватые воды неширокая здесь священная Багмати. Слева виднелись серые в эту пору убранные поля. Лишь кое-где осталась пожухлая картофельная ботва и длинные желтеющие плети гороха. Земля, освобожденная от бремени, лежала теперь сухая и скучная. Налетавший временами ветерок взметал над голыми полями легкую пыль.
Пройдет совсем немного времени, и в этом же холодном декабре земля примет новые семена. Крестьяне по заведенному порядку совершат положенное.
Это будет третий, последний посев годичного цикла. На полях зазеленеют побеги бобов, редьки, огурцов и других овощей. Весело зажелтеют ковры горчицы. В феврале крестьяне будут собирать новый урожай. А после уборки третьего, последнего урожая, когда непальский год будет уже на исходе, полям Долины Катманду дадут отдохнуть подольше. Почти месяц будут готовиться к новому сезону. Когда же придет байшакх (апрель), а вместе с ним Новый год Непала, начнется то большое и многотрудное дело, которое здесь называется ропаин — посадка риса. Посадка или посев других культур имеет общее название — ропаи. Рис же, основная и любимая культура непальцев, удостоен особой чести. Ропаи гарну — значит «сажать, сеять» все, что угодно: кукурузу, помидоры, ячмень. Но чуть измените окончание: ропаин гарну — и это будет значить только одно — «заниматься посадкой риса»…