Страница 17 из 18
— Не соглашусь, — произнес Брусилов, который, кстати, справку так и не открывал. — Боюсь, Михаил Васильевич, вас кто-то ввел в заблуждение.
— В чем же это заблуждение заключается?
Алексей Алексеевич мягко улыбнулся и достаточно вежливо стал рассказывать о том, что статистические выводы не верны. И что дореволюционные наставления не просто так составляли. По сути все достаточно велеречивое выступление Брусилова сводилось к тому, что стрельба из винтовок — прекрасный инструмент для организации огня на подавление. Например, в наступлении. Когда этот прием позволяет минимизировать потери. Ведь неприятель заляжет и будет опасаться высовываться.
— И, достигнув противника, пехота вступает в штыковой бой. Я правильно вас понимаю?
— Отчего же сразу штыковой?
— А чем она стрелять станет? Какой у нас уставной боекомплект для трехлинейки? На сколько минут огня на подавления его хватит? Обычно его начинают с полутора — двух километров. Быстрый шаг — это около двух метров в секунду. Километр так можно преодолеть за восемь-десять минут. Когда боец подойдет к последней стрелковой позиции, то у него и не останется ничего. Если, конечно, патроны не экономить и по уставу вести огонь на подавление.
— Можно выдавать удвоенный боекомплект.
— Не только можно, но и нужно. У нас ведь стрелковые дивизии, а не копейные. — криво усмехнулся Фрунзе. — Но вы и сами видите — это не решение. Огонь на подавление, без всякого сомнения, нужен. Но, как показала практика, он должен осуществляться не из индивидуального стрелкового оружия.
— А из чего?
— Пулеметы, включая ручные. Артиллерия, включая легкие ее виды, включенные в штаты роты, батальона и полка.
— Допустим, — нехотя кивнул Брусилов. — Но ведь применяли же огонь на подавление? И успешно применяли. Равно как и залповый огонь по групповым целям.
— Успешно? — усмехнулся Фрунзе. — А какова его успешность?
— Это общеизвестно. Все авторитетные военные теоретики Европы пришли к единому знаменателю. Вы хотите с ними спорить?
— Когда-то давно Аристотель заявил, что у мухи восемь ног. Уважаемый, авторитетный ученый. Две тысячи лет никто не подвергал сомнению его слова. Пока в конце XVIII века Карл Линей не решил в конце концов эти самые ноги пересчитать. Его, правда, подняли на смех. Как это так? Неужели великий Аристотель мог ошибиться? Но он настаивал. И тогда, смеха ради, его научные оппоненты также пересчитали ноги у мухи. Их оказалось шесть. Подумали, что это какая-то бракованная муха. Травмированная. Поймали еще. И у нее тоже их оказалось шесть. И у следующей. И так далее.
— И к чему вы мне это говорите?
— Практика, как известно, единственный критерий истины. И этот вопрос легко можно проверить. Прямо сейчас. Тем более, что речь идет не об Аристотеле, а о военных теоретиках, которые сожгли в горниле Империалистической войны многие миллионы жизней. Без значимых успехов. Посему любой разумный человек относился бы к их утверждениям настороженно. По формуле: Доверяй, но проверяй.
С этими словами Фрунзе встал. Поднял все совещание. И отправился на стрелковый полигон. А так как он готовился заранее, то во дворе начальствующий состав ждали машины и никаких проволочек не произошло.
Добрались.
Вышли на стрелковый рубеж.
И Фрунзе сформировал несколько произвольных групп. Которые вели залповую стрельбу на 250, 500, 750, 1000, 1500 и 2000 метров. По очереди. Так, чтобы каждая группа сумела пострелять на каждую дистанцию. По две обоймы. Стоя.
Мишени меняли после каждого теста. Помечая дистанцию и номер группы. А вместо них ставили новые.
Потом Михаил Васильевич заставил начальствующий состав стрелять на ходу, имитируя огонь на подавления в более приближенных к наступлению условиям. Потом беглый огонь. Потом индивидуальный прицельный огонь. И так далее. В общем — мучал около пяти часов.
Накормил горячей кашей, что сварили тут же. На месте. В походной кухне. Напоил чаем. И подвел итог.
— Ну что, Алексей Алексеевич, сколько у мухи лапок?
— Ваша правда, промашка вышла, — согласился Алексей Алексеевич, который чудовищно устал от всех этих «танцев с бубнами». Все таки был возраста немалого — у него на счету имелось уже 71 полных лет. А тут столько топтания и стрельбы. Сотни и сотни патронов сжег каждый из участников эксперимента.
Спорить не хотел никто. Особенно опасаясь того, что нарком решит еще что-то там проверить и вновь заставить их стрелять. Им становилось дурно от одного вида винтовки, мишеней и патронов… от одной мысли, что им еще придется стрелять. Да и плечо намяли почти все. Не разбили, ибо вкладывать каждый из них умел. Но выстрел из полноценной болтовой винтовки — не игрушка. И после пяти-семи сотен выстрелов любому непривыкшему к такому человеку «хорошело».
Михаил же Васильевич, пользуясь этим моментом и документ им подготовил. Все это испытание было задумано заранее. Как и бланк, в который лишь вписывали значения. А в конце — перечень комиссии — с фамилиями и должностями. И вот эти начальники РККА с кислым усталым видом в этом перечне и расписались. Поставив также «закорючку» на каждом листе, дабы потом не возникали вопрос по подлогу.
Дело было сделано.
Идеологическая дорога для внедрения промежуточного патрона в той или иной форме оказалась открыта. Так что, теперь если какая-то… хм… самка собаки откроет свой рот относительно необходимости вооружать пехоты оружием под полновесный винтовочный патрон — он легко этот рот заткнет. «Бумажка» то получилась тяжелой. Против такой — мало кто решится выступать.
Оставалось решить инженерно-техническую, финансовую и промышленную компоненту задачи. Но это выглядело намного проще, чем пытаться сломать дубовую кость под папахами этих генералов, донося до них очевидные в общем-то вещи…
— Лихо вы это все провернули, — тихо произнес Павел Павлович Сытин, подойдя к Фрунзе. — Я до конца был уверен, что Брусилов, Бонч-Бруевич, Тухачевский и прочие старые кадры вас съедят.
— Если бы не ваша помощь, у меня бы ничего не вышло.
— Моя? Увольте. Я лишь дал распоряжение своим людям произвести выборочные изыскания. С двадцать четвертого года изучая итоги той войны мы кое-что накопили. Но мы как-то и не смотрели на этот вопрос в этой плоскости.
— Одна голова хорошо, а две лучше, три же, как поговаривают, уже целый Змей-Горыныч, — улыбнулся Михаил Васильевич. — Свежий взгляд со стороны он иной раз бывает полезен.
— И то верно, — встречно улыбнулся Сытин.
Павел Павлович был очень полезным и нужным для Фрунзе человеком. Грамотный. Толковый. Хоть и без особой фантазии. И собственно что командир слабый. Но нижние чины его любили.
Михаил Васильевич обратился к нему за помощью еще в ноябре. Запросив кое-какие интересующие его сведения. И Сытин, работавший в Военно-историческом управлении по исследованию и использованию опыта войны, охотно отозвался. Внимание наркома ему льстило. Особенно после провала на Южном фронте в октябре 1918 года, когда его задвинули едва ли не «дальнюю полку»…
После этого «пикника на стрельбище» все разъехались заниматься своими делами. Которые горели. Ведь вон сколько времени потратили. Вот и Ворошилов отправился. С Сталину. Докладывать. Под ручку с Буденным.
— Интересно, — покрутив ус, резюмировал Иосиф Виссарионович, когда те завершили рассказ. — Как себя чувствует товарищ Дыбенко?
— К вечеру отпустило. Стрельба помогла. — ответил Буденный. — Рубка шашкой была бы лучше, но и с винтовкой — дело доброе.
— Фрунзе просил передать вам вот это, — немного скривившись произнес Климент, протягивая картонную папку на завязках.