Срезанная ветвь

В этот момент я обернулся, слегка нахмурив бровь. Компания мигом заткнулась.

Впереди у меня было целых четыре часа — я заранее вычитал отзывы о местных ресторанах и прокутил целых десять имперских, сначала в закусочной с морепродуктами по дороге от аэропорта, затем в приличной ресторации ближе к концертному холлу — обширному серому бетонному зданию середины прошлого века.

Во всю серую сцену была афиша — Аямэ Мико стояла в варежках и тёплой шапке, окружённая коллажем из не то реальных антарктических животных, не то вымышленных существ.

Абрамов ждал меня у входа в концертный зал, чуть поодаль от огромной разношерстной толпы. Сухо пожал руку, докурил папиросу, бросил в урну.

— Я узнал, вход по почетным билетам вон с той стороны.

Обошли здание, и там тоже обнаружилась толпа — несколько другого свойства. Я сразу почувствовал силу, исходящую от доброй половины стоящих там. В основном, там были мужчины лет тридцати и старше, некоторые с женами, а также совсем пожилая пара в дорогих полушубках, с совершенно не вязавшимися с образом фанатскими флажками.

Также там оказались парочка тех самых курьеров Союзной Службы в зелено-черной униформе.

Перед гардеробом, после металлоискателя досматривал парень с выраженным нулевым навыком.

— Сударь, огнестрельные, колющие-режущие предметы имеются? Особые предметы боевого типа?

Я показал опечатанный пистолет, кольцо и цепочку-глушитель. В сумку с подарком он заглянул, но толком не стал проверять.

— Вынужден попросить вас оставить пистолет в ячейке сейфа.

Препираться не было причин, оставил, получил ключ, двинулся дальше. Ложа располагалась справа от сцены, внизу уже набивалась толпа. Пожилая пара расположилась рядом с нами, за соседним столиком. Тут же подскочил официант, спросил:

— Чего желаете? Вина, сидра? Пива?

Я был при исполнении, поэтому попросил просто:

— Воды без газа, будьте добры.

— Есть водяниковая настойка на коньяке? Желательно пятилетнем.

— Я спрошу, — кивнул официант. — Что из закусок?

Иван пробежался по меню:

— Давайте-ка, овцебычий язык с черемшой и фермерским сыром.

Официант кивнул и испарился. Народ внизу всё прибывал и прибывал, и у меня возникли воспоминания о «Конунге и паяце» и весьма противоречивые чувства. С одной стороны, дикое желание спуститься вниз и слиться с толпой, и одновременно — лёгкий страх от этой толпы и память о ножевом ранении, полученном после концерта.

Я прислушался ко второму. За последние месяцы я стал куда осторожнее и подавил стадное чувство. Мне важнее было успешно выполнить задачу, а восполнить дефицит живого общения со звездой мне предстояло в антракте. Да и, по правде сказать, жанр лёгкой популярной музыки мне никогда не нравился: как и любой дитя девяностых и нулевых я был когда-то давным-давно воспитан тяжёлой электрогитарной музыко й

Сначала играла музыка «под фанеру», разогревая толпу, наконец — на сцене загорелся свет и начали выходить музыканты группы Аямэ Мико. Я вспомнил их псевдонимы — гитарист «Енот», стройный блондин, выступающий в полосатой рубашке. Басистка «Макака» — крепкая девушка-мулатка, специалист по духовым и клавишным — «Дюгонь», латиноамериканец, и барабанщик «Бобёр», японец, как и Аямэ. Толпа уже ликовала, когда появилась она.

Я навёл справки и освежил в памяти— двадцать девять лет, не замужем, ни с кем не встречалась — либо старательно скрывала это ото всех, уехала из Японии сначала во Францию, затем, после выхода первого альбома, получившего большую популярность в России — выучила русский и стала жить на две страны, на Францию и на княжество Оахское и Кауайское, российский курортный протекторат в тихом океане.

Моя первая подростковая любовь, усмехнулся я мысленно. Она стояла в шапке-ушанке и в длинной шубе с глубоким декольте, изображая при этом, что её очень холодно. Теперь я точно понял, что мои представления о идеальной девушке сформированы образом из музыкальных видео — скромность, кокетливость, очки. А теперь ещё и лёгкая полнота, усугубившая привлекательность.

— Да уж, — шепнул Иван, несколько испортив момент. — Сколько подростков познавали азы самоудовлетворения, собирая тот набор запрещённых открыток с «Аямэ». Помнишь же?

— Помню, — кивнул я, вспомнив ту помятую распечатку из сейфа.

В этот момент послышался её голос.

— Аксюткинск-сан, у вас тут холодно?

— Да-а! — орала толпа.

— Но вы же меня согреете?

— Да-а!

— Ну… хорошо!

Аямэ скинула шубу, оставшись в коротком тёплом платье, бросила шапку в толпу, и заиграла музыка — первая композиция на французском.

— Да уж, я тоже помню… плакат целый был, где-то же умудрился напечатать. Как я рад, что теперь всё это позади, — сказал Иван и потёр обручальное кольцо, как будто оно было матрицированным и давало какой-то особый защищающий от нехороших мыслей эффект.

— Непривычно? Палец жмёт? — усмехнулся я. — Через пару недель уже перестанешь замечать.

— Ты откуда знаешь? Ты же не был женат? — удивился он, но потом снова вернулся к разглядыванию певицы. — Вот интересно. Надеюсь, то, что я вижу — это не результат операции по увеличению молочных желёз?

— Нет, не волнуйся, — кивнул я. — Слегка похорошела, скажем так.

Тем временем Аямэ запела. «Tout est chaos a côté, тous mes idéaux: des mots»… — где-то я слышал этот текст, подумалось мне.

— Мало кто знает! — пытаясь перекричать музыку, заорал мне в ухо Иван. — Что это «ля трибьют» — перепевка песни малоизвестной луизианской исполнительницы из девяностых Милен Готье.

— А-а, — кивнул я. — Всё ясно.

Действительно, эта фамилия показалась мне знакомым и вполне билась по эпохе. Не всегда люди-парадоксы становятся одинаково знаменитыми во всех мирах, кому-то везёт меньше, кому-то больше — здесь повезло Аямэ Мико, девушки, которой в других мирах я ещё не встречал.

Следом была композиция на японском. И это оказался мотив срабатывания моего первого навыка. Я напевал его всегда неосознанно, а теперь вспомнил источник и даже понял, о чём там поётся — что-то про заблуждения, про птичью клетку и про совместные мечтания.

«Если ты сможешь найти меня — помечтаем вместе»…

Нет, теперь я повзрослел. Теперь, пусть я и дотянулся до мира шоу-бизнеса — интересовали меня куда более реальные, пусть и несколько удалённые от меня особы. А мой навык артифакторства между тем просыпался — я чувствовал окружающие меня немногочисленные приборы, дорогие матрицированные телефоны сидящих в ложе гостей, несколько датчиков на входе, что-то далеко сзади на пульте звукорежиссёра.

А ещё я яснее почувствовал тревогу. Тревога буквально копилась на кончиках пальцев, а затем…

А затем в зале погас свет.

Он моргнул всего на пару секунд, во время которых было слышно только толпу и ударные, затем все на миг стихло, за исключением нескольких женских криков. Загорелось сначала резервное освещение, затем и основное. Ещё десяток секунд было замешательство, кто-то прибегал на сцену, затем Аямэ сказала растерянно:

— Ваши антарктические боги показывают свою волю? Не хотят… чтобы я выступала?

— Не-ет! — закричала толпа.

— Так давайте похлопаем! Раз-два-три!

Народ задал ритм вместе с барабанщиком, и они продолжили песню со второго куплета.

Затем были песни на русском, и их текст выглядел более примитивным:

— А мой парень едет на десятке по магистрали вдоль ночных дорог…

Зато толпа охотно подпевала, и я услышал, что подпевает и Иван — нестройно, давая петуха. Ему уже принесли закуски, и он уплетал их за обе щеки. Первый акт закончился незаметно, и в середине последней песне мой телефон пикнул, прислав сообщение:

«Выходите, вас проводят».

Я толкнул в бок Ивана, похватил сумку с документами и пакет, стоявший всё это время под столом.

— Так, идём.

От шторы в ложу нас повела по холлу местная девушка из числа администраторов концертного зала. Остановились у неприметной двери, ведущей в служебные помещения, где дежурило двое парней в галстуах с квадратными азиатскими мордами. Один явно был «нюхачём», заглянул в сумку, проверили.