Хозяйка графских развалин

Суд… будет магическим?

Внезапно светящийся орнамент на стенах словно с ума сходит. Линии искажаются, приходят в движение, начинают извиваться подобно змеям. Я не на шутку пугаюсь. Весь свет устремляется к алтарю и очень быстро впитывается, зал погружается в кромешный мрак.

Только артефакты продолжают светиться, однако толку от этого никакого, тьму они не разгоняют.

— Ваше сиятельство? — зову я.

Мне страшно.

Мой голос гаснет во тьме точно также как погас свет.

Я не только ответ не слышу, я себя не слышу.

Я пытаюсь топнуть. Спасибо, что опора остаётся под ногами — звука нет.

Почему я снова в ночном кошмаре?

Регалии воспаряют над алтарём. Впрочем, не исключено, что невидимый алтарь тоже воспаряет, кто его знает. Я смотрю, как регалии начинают кружиться, постепенно набирают скорость и в какой-то момент ускоряются настолько, что глаза за ними не успевают. Я теряю их из вида.

На глаза будто легла чёрная давящая повязка, я больше ничего не вижу.

Волшебный свет возвращается одномоментно. Стены расцветают знакомым орнаментом, и взгляду открывается пустой алтарь. Регалии исчезли. Судя по выражению лиц, произошедшим ошеломлены все и больше всех Бетти. Результат получился явно не тот, который она ожидала.

Свечение появляется у головы графа и материализуется короной на его голове.

— Нет… — выдыхает Бетти. — Нет!

В правой руке графа появляется жезл, в левой — кинжал.

Бетти мотает головой.

Граф, помедлив, принимает судьбу — скрещивает жезл и кинжал, касается перекрестьем короны и опускает ритуальные предметы на алтарь. На алтаре возникает наполненная чем-то белым чаша, и граф поднимает её обеими руками.

Не просто поднимает. Он оглядывается на меня и, не выпуская чашу, делает шаг навстречу.

Я отчётливо осознаю, что свадьбе быть. И что развод мне точно не светит.

Глава 7

— Даниэлла, — обращается ко мне граф по имени, — согласны ли вы стать моей супругой, разделить со мной судьбу и силу?

Он предлагает мне магию или я напрасно фантазирую?

Что мне отвечать?

Зачем мне брак с мужчиной, которого я вижу не дольше часа? Все свои решения я строила на идее, что брак будет временный, “понарошку”, что я освоюсь и начну строить свою собственную судьбу, с графом же расстанусь к взаимной выгоде и взаимному удовольствию.

Я ошиблась. Брак будет настоящий.

Прямо сейчас я ещё могу передумать, пойти на попятный, могу отказать! Но… глядя в глаза его сиятельства, я понимаю, что… его взгляд затягивает, манит.

— Я согласна, — и, запнувшись, добавляю, — Гарет.

На его губах появляется и исчезает быстрая улыбка.

Он смотрит на меня с таким теплом, что в плаще мне становится нестерпимо жарко, и я веду плечами, избавляюсь от тяжёлого меха, позволяю плащу упасть за моей спиной на пол.

— За вас, Даниэлла, — граф салютует мне чашей.

Молочно-белый свет приобретает серебристый подтон. Гарет подносит чашу к губам и делает большой глоток. Когда он опускает чашу, мне кажется, что меньше в ней не стало, да и вообще, если приглядеться, плещущаяся в артефакте белизна на напиток не похожа, на жидкий свет — да.

Я принимаю чашу обеими руками, тоже салютую:

— За вас, Гарет, — и делаю глоток.

На языке расцветает вкус ванили. По ощущениям очень похоже на то, как чувствуется холодный зимний воздух, когда выходишь на улицу из тепла. Я улавливаю нотки сладости, и на контрасте с ними расцветает яркая перчинка.

Увлёкшись ощущениями, я упускаю момент, когда свет из чаши пропадает, а саму чашу забирает и отставляет на алтарь граф.

— Отныне мы супруги, — он вновь поворачивается ко мне и протягивает скрытую перчаткой ладонь

Я протягиваю руку в ответ. В голову приходит, что сейчас самое время обменяться кольцами. Откуда я это взяла? Никаких колец нет.

Граф сгибается в поясе и одновременно приподнимает мою руку. Склонившись, он запечатлевает на тыльной стороне моей ладони сухой поцелуй — быстро и мягко касается кожи губами, отчего становится щекотно.

— Вы…

— Даниэлла, — улыбается он.

Несмотря на то, что он выпрямился, ощущение щекотки не проходит. Я бросаю взгляд вниз.

— Что это?! — вырывается у меня, хотя по идее я должна это знать, как и многое другое.

— Брачная печать.

Больше похоже на татуировку. На тыльной стороне ладони появилось контурное изображение крупного цветка. Надо ли говорить, что контур ярко-голубой, а цветок точная копия тех, что я видела на стенах туннеля?

Получается, теперь любой увидит, что я замужем?

Хм…

А что будет, если прикрыть татуировку рукавом? Словно подслушав мои мысли, изображение цветка оживает. От неожиданности я вскрикиваю. Мне не больно, но очень щекотно. Цветок же делая характерные взмахи листками, словно плывёт под кожей, и быстро поднимается выше к локтю.

— Куда она?

— Печать появляется и исчезает, как вам удобно, Даниэлла. Вы…?

— Мне предстоит многое узнать, — оправдываюсь я.

Наверное, я расскажу Гарету правду про своё беспамятство, но не здесь, в храме при лишних ушах, а позже, когда мы останемся наедине. Открывать свою уязвимость… опасно. Но и молчать глупо.

Гарет кивает.

Он вдруг стягивает перчатку и показывает, что на его руке тоже расцвёл цветок.

Под тканью татуировка не видна…

Я улыбаюсь.

Граф возвращает перчатку на руку и жестом приглашает меня к алтарю, где ждёт меньшая из пары корон. Вторая сейчас венчает голову графа.

Бережно подняв корону, он протягивает её мне. Я скорее не вспоминаю, что нужно сделать, а догадываюсь. Мой реверанс, вероятно, самый уродливый реверанс в мире.

Муж возлагает корону на мою голову и помогает выпрямиться, а затем подаёт жезл, и я принимаю символ… Только сейчас до меня доходит, что регалии подозрительно похожи на королевские. Вроде бы графские короны тоже существуют, но… жезлы?

— Коснитесь навершием короны, — подсказывает Гарет.

Родовая церемония совсем не зрелищная, если забыть про световые спецэффекты, но производит на меня очень глубокое впечатление. Опуская регалии в тайник под столешницу алтаря, я действительно начинаю ощущать себя частью новой семьи, супругой главы рода.

Чувства, полагаю, наведённые?

— Поздравляю! — к нам бросаются близняшки.

— Даниэлла, вы ведь позволите обращаться к вам по имени? Мы теперь семья.

— Кто бы мог подумать, что регалии вас примут!

— Это что-то особенное? — вклиниваюсь я. Близняшки щебечут вроде бы со мной, я участница беседы, но при этом они настолько гармонично подхватывают реплики одна у другой, что мне не остаётся места.

— Бывало, что регалии не принимали невест. Наш предок Ирвин Верный был первым, кто пошёл против традиции и, когда регалии отвергли его избранницу, сочетался с ней браком в столичном храме.

— Традиционный ритуал не проводился больше века. Даниэлла.

— Быть принятой для меня честь, — отчасти это те слова, которые от меня ждут, отчасти я говорю правду.

— Пфф! Регалии слишком долго спали. Кто же знал, что они примут любую? Вероятно, регалии угасают, раз они не отторгли бессильную.

Конечно же Бетти высказалась.

Даже проиграв, она продолжает плеваться ядом.

Выглядит откровенно жалко.

— Где ваше благородное достоинство, леди? — морщусь я.

Бетти хватает ртом воздух будто я её ударила. Она оглядывается, видит, что даже близняшки, к которым она не цеплялась, с которыми вела себя как сестра, а не мегера, смотрят на неё… гадливо.

Она словно опру теряет. Усмехается, но уже не злорадно, а потерянно. Но ей хватает сил гордо поднять голову и уйти в одиночестве.

— Надеюсь, вы не подведёте, графиня, и условие договора будет выполнено, и лечение Гебби будет оплачено.

Гебби?

Не зря девочка показалась мне очень бледной. Я сравнила её с луной, а луна не светит, луна лишь отражает солнечный свет. Откуда я взяла, что луна не светит? То, что я потеряла память — одно. Какие обрывки всплывают — другое. Очевидно, что я получила хорошее образование. У меня есть знания в самых разных областях, начиная от знаний традиция разных народов и заканчивая астрономией. Но почему я ничего не знаю об этикете и хороших манерах. Точнее… кое-что я знаю, но этого недостаточно.