Страница 37 из 67
— Вы получите поддержку. В обмен на слёзы.
Угу.
Я смотрю на демоницу и мне в голову приходит очевидная мысль, которая должна была прийти раньше, но позже или раньше не имеет значения. Восстанавливать графство — это хорошо и даже интересно. Но… это инвестиция, вложение. Что я получу взамен? Благодарности Гарета мне мало, хочется чего-то материального. Хочется… стать не только хозяйкой развалин и поднять графство из руин, но и стать хозяйкой своей судьбы.
Следуя по коридорам за господыней я меньше всего ожидаю, что за очередным поворотом пол окажется прозрачным. Память откликается и подбрасывает мне картинку, как какой-то парень идёт по прозрачному мосту в горах, стекло под его ногами начинает трескаться, и парень падает на колени, пытается ухватиться за перила. Стекло трескается… понарошку, всего лишь аттракцион.
Это не моё воспоминание, а всего лишь осколок знаний о мире, из которого пришла моя душа…
В отличии от меня господыня шагает уверенно, а я стопорюсь. Умом я понимаю, что надёжность пола никак не зависит от того, насколько он прозрачный, но шагнуть очень трудно.
Внизу сад. Кроны кустов сливаются в море зелени. Яркими пятнами выделяются пышные цветы и крупные, похожие на попугаев птицы, лениво перепрыгивающие по веткам. Жёлто-сине-зелёный красавец распускает крылья словно чувствует, что я им залюбовалась.
— Карр, — говорит птица. Пол почему-то не приглушает звук.
— Что? — господыня оборачивается. — Птицы не должны на вас реагировать!
— Скажите это им, — не слишком вежливо отзываюсь я.
Я не понимаю, как она мыслит? Разве я спровоцировала птиц? Да и сама формулировка… Она ведь не обвиняет меня в том, что я, например, слишком пристально смотрела вниз, чем привлекла внимание. Нет, она говорит, что птицы не должны были реагировать.
Господыня обжигает меня гневным взглядом.
Шагнуть на прозрачный пол всё ещё трудно.
— Карр, — повторяет птица и, грузно подпрыгнув, слетает с ветки.
Я оказываюсь совершенно не готова к тому, что птица не просто поднимется к самому потолку, но и ударит в преграду когтями и массивным клювом.
У меня что, дар… каркать? Стоило вспомнить трещины, как попугай начал долбить стекло.
Господыня взмахивает рукой, и пол заливает синим светом. Она пытается отогнать птицу? Или укрепить пол? Что бы она ни делала, ей явно не удаётся, слишком уж встревоженное выражение лица у неё.
Синева бесследно тает, и господыня опускается на одно колено, прижимает ладонь к стеклу.
— Подойдите, леди!
Окрик подстёгивает, и в два шага оказываюсь рядом с господыней, тоже опускаюсь на одно колено и тут же, не удержав равновесия, хлопаюсь на пятую точку.
Стекло — хотя совершенно не факт, что это именно стекло, я называю его так исключительно для собственного удобства — идёт рябью точь-в-точь как зеркальные переходы.
Она что, убирает пол?!
— Господыня…
Договорить я не успеваю, часть стекла исчезает, и жёлтый попугай, шумно хлопая крыльями, поднимается к нам.
— Карр!
— Что происходит?!
Попугай опускается мне на плечо и складывает крылья. Между тем птицы внизу начинают беспокоиться, перелетать с места на места, прыгать по веткам и всё чаще поглядывать наверх, на нас.
— Карр, — жёлтый попугай ласково прикусывает меня за мочку уха и спрыгивает обратно в проём.
Господыня закрывает магическое “окно”, поднимается.
— Однако…
— Что случилось? — повторяю я вопрос, но уже не очень-то рассчитываю на ответ. Я тоже встаю, одёргиваю подол.
— А если…, — господыня оборачивается ко мне, — шаманка пришла не за ключом от двери во все миры? Что если она пришла за птицами? Усилить охрану!
Память тотчас подкидывает образы шаманов моего родного мира — их головные уборы из птичьих перьев. Индейцы, кажется, ради венца из перьев истребляли как раз таки попугаев. Я невольно заражаюсь беспокойством господыни.
Она переглядывается со своей помощницей.
Я же провожаю взглядом “своего” жёлто-сине-зелёного попугая.
Вдруг господыня права, и шаманка пришла на охоту?
— Если она пришла за птицами, то зачем она напомнила мне о себе? Она могла притвориться, что сопровождает сестёр.
— Чтобы спровоцировать вас и меня, леди. Чтобы я привела вас сюда, и она пришла следом.
Проклятье.
Откуда шаманка может знать про иномирных птиц — отдельный вопрос. Может, духи рассказали. Может, в графской библиотеке вычитала. Да мало ли какие сведения о первых графах Отонских можно найти в старых хрониках? Может, ей её учитель рассказал, а тому — его учитель? Я не сомневаюсь, что появление зеркальных переходов в своё время стало величайшей сенсацией, и то, что графская династия не сохранила сведений о себе и о прошлом совершенно не означает, что сведений нет в императорских и частных архивах.
Впору заподозрить, что пожары, уничтожившие документы, не были случайными? Но сейчас речь не о них.
— Я иномирянка, — решившись, выдыхаю я.
— Что?
— Если коротко… Накануне свадьбы я очнулась на полу, не помня ничего ни о своём прошлом, ни о своём имени или происхождении. Время от времени у меня в голове всплывают обрывки воспоминаний о другом мире, не том, где родился и живёт Гарет. Не исключено, что к моему перерождению причастна шаманка-странница.
— Лучше бы я обошлась без слёз солнца, — зло выдыхает господыня.
Я только плечами пожимаю.
Рассказать было правильно…
Да, я сделала ставку на господыню. Демоница вызывает у меня больше доверия, нежели шаманка. Ведья, глядя на меня с откровенной злостью, она всё же не спешит выкинуть меня вместе с сёстрами и всеми нашими проблемами обратно в ледяное графство. Она думает, даже притоптывает в такт своим мыслям.
И вдруг срывается, устремляется в том же направлении, в котором мы шли до “птичьей остановки”.
Хочется спросить, куда мы торопимся, но я сдерживаюсь. Незачем раздражать её лишний раз. Узнаю я чуть раньше или по приходу — какая разница?
Попугаи остаются позади, и мы попадаем в очередной каменный коридор. За поворотом плиты сменяются тканью. У прохода двое караульных при виде господыни немедленно склоняются в поклонах и раздвигают полог, за которым оказывается светлое помещение, обтянутое нежно-розовой и искристо-белыми тканями.
— Господыня пришла, — раздаётся звонкий юношеский голос, за полупрозрачным пологом мелькает силуэт.
Господыня не успевает сделать и пары шагов, как навстречу выходит давешняя целительница. Женщина склоняется в поклоне.
— Как себя чувствуют сёстры? — господыня взмахом руки прерывает официальное приветстве.
— Сопровождающей юной леди я дала успокоительное. Леди слишком волновалась. Её состояние не вызывает ни малейших опасений, однако девушке рекомендовано долгое оздоровление. Со второй леди сложнее. Господыня Оти, вы желаете взглянуть?
— Разумеется.
Целительница лично отодвигает одну из тяжёлых занавесей. Пока не потрагаешь — не угадаешь, ткань служит обивкой или ширмой. Целительница ловко открывает складку, и мы попадаем в карман.
Здесь обе близняшки. Спящих я их различить не могу, слишком они похожи. Та, которая спит, вероятно, Мими. Ни кроватей, ни кушеток нет, девушки устроены на толстых перинах в подушках.
Гэбби приподнимается на локте. Она по-прежнему бледна, но уже не дрожит, приступ закончился и на взгляд ей вроде бы лучше.
— Лежите, леди, — господыня останавливает её порыв подняться и поприветствовать должным образом.
— Благодарю, леди, — слабо отзывается Гэби.
— Поблагодарите позже, когда будете здоровы. Амела, что вы готовы нам сказать?
Покосившись на господыню, я решительно нарушаю правила этикета и сажусь на перину к Гэбби, беру девочку за руку и ободряюще сжимаю. Гэбби отвечает слабой улыбкой, и мы вместе смотрим на целительницу.
— Простите, господыня, леди, юная леди. Мне требуется больше времени. Помимо очевидного синдрома близнеца, я вижу магическое истощение, и пока что мне не ясна его природа