Хозяйка графских развалин

Медведь отпирает ближайший сундук… кольцом, и офицер поднимает крышку. Если от прикосновения Гарета стены храма засветились, то почему бы магическому замку не открыться от прикосновения кольца?

Внутри свёрнутые платья, обувь. Сложено аккуратно и бестолково, будто сваливали в сундук всё подряд, без разбора. Даже флакончик с чем-то розоватым бросили, причём во флакончикке содержимого на треть.

— Здесь дочкины мелочи, сверх приданого, — поясняет Медведь.

— Не будем страховать?

— Страхуем.

Чиновник делает запись на листе и дальше показывает удивительный фокус. Как только офицер закрывает крышку, он касается замка своим знаком, и на выемке, куда Медведь прикладывал кольцо, появляется что-то вроде сургучной печати. Но на этом волшебство не заканчивается. Магия светящимся узором оплетает сундук полностью.

То есть вскрыть его, опустошить и отправить пустым не получится?

А подменить?

В следующем сундуке лежат отрезы тканей, наборы для шитья, пряжа. Медведь двигается по правой стороне и демонстрирует посуду, которая не особенно и нужна. Лучше бы положил продуктов.

Вещи — это хорошо. Но где обещанное золото?

В сундуки я заглядываю с интересом — мало ли что полезное увижу, но… В очередном, самом большом сундуке, одно к одному уложены скрученные в валики тёплые одеяла, которые входят в мой мысленный список самых необходимых вещей, только вот порыв забрать одеяла я давлю на корню. Вот как забрать? В руках нести? Даже одно одеяло я не утащу, и нагрузить на графа не вариант. Я так и представляю, как Гарет перед чиновником будет обнимать рулон выше своей головы. Смешно… Нужна помощь слуг, а слуг нет. Да и в одном экземпляре одеяло нас всё равно не спасёт.

— Мы осмотрели десятую часть приданого, — улыбается Медведь.

Всё повторяется — офицер закрывает крышку, и чиновник оплетает сундук магией.

Не осмотренными остались четыре средних сундука и один большой.

Внутри золото.

Монеты. Круглые, с белым отливом. На аверсе профиль почему-то женский. Я думала, что император мужчина. Или до него правила женщина? На реверсе номинал в один дублон и орнамент.

У меня перехватывает дыхание. Почему-то я уверена, что в прошлом никогда не видела кучу денег в самом буквальном смысле этого словосочетания. Есть что-то мифическое в сундуке с золотом. Что-то из сказок о драконах, охраняющих в пещерах свои сокровища. Или из легенд о пиратах, зарывающих клады на необитаемых островах и обязательно оставляющих мертвецов их охранять. Или из страшных историй о проклятых гробницах…

Я представляю, каково это может быть — погрузить руки в золото по локоть, пропустить монеты между пальцами, подбросить.

Я могла бы искупаться в золоте…

Только вот в реальности я не смогу коснуться ни одной монетки, потому что под крышкой стекло, а на стекле переливается магическим сиянием печать банка.

— Прекрасно, — чиновник добавляет к банковской печати свою.

— Ничего прекрасного, — тихо выдыхаю я так, чтобы слышал только Гарет.

Сундук вдвоём не утащить, нечего и думать забрать всё, но хоть бы карманы набить…

— Моя леди?

— Возьми деньги, Гарет. Хоть сколько-то.

Но муж лишь отстраняется.

Отчасти я понимаю почему. Сундуки запечатаны. Если открыть, то не исключено, что чиновник попросту откажется страховать. А золото вот оно, на корабле. Какие причины сомневаться, что оно будет доставлено? У Медведя, как оказалось, репутация безупречна.

Я смотрю на золото, до которого руку протяни, но которое нельзя взять… И на меня накатывает апатия.

У меня возникает иллюзия, что будто в графской семье я единственная, кто пытается барахтаться и как-то спасать дела. Это не так. Бетти по-своему и довольно глупо, но пыталась забрать власть в надежде на аудиенцию и милость императора. Гарет ради спасения женился.

Медвель открывает для осмотра второй сундук, тоже до краёв заполненный имперскими золотыми дублонами, но нас от них отделяет стекло.

Третий, четвёртый…

Меня зло берёт.

Почему я должна страдать из-за упрямства Гарета? Все ошибаются. Я тоже могу ошибиться. Но я не хочу страдать из-за его ошибки.

Чиновник опечатывает четвёртый сундук.

— Здесь, с учётом десятой части, полная сумма приданого моей дочери.

— Да, — соглашается Гарет.

Остаётся последний сундук.

И вот тут я подбираюсь, интуитивно ожидая интересного. Личные вещи из спальни, гардеробной и будуара были в самом начале. С приданым разобрались. А что осталось? “Черепаха” ведь идёт прямиком на север, без заездов и остановок. Или нет?

— Здесь собственность Даниэллы. В основном наследство из девичьей семьи её матери. Здесь же подарки, в том числе и от тётушки Фелиссы, — Медведь впервые обращается ко мне, но для меня прозвучавшее имя пустой звук.

Я лишь киваю:

— Спасибо, батюшка.

Значит, собственность?

Не знаю, кому принадлежит приданое… По оговоркам оно всё же отправляется в распоряжение мужа. Зато собственность это точно собственность.

Медведь отпирает большой сундук.

Сердце пропускает удар. А вдруг внутри тоже золото?! Офицер поднимает крышку. Я выдыхаю. Внутри не золото. Внутри вообще не понятно что. Какие-то коробки, свёртки, половина пространства занята упаковочной бумагой.

Зато без стекла.

Чиновник чешет нос:

— Будем перебирать и описывать?

— Куда деваться? — соглашается Медведь.

Личные вещи почему-то не перебирали, проверяли только сундуки с десятой частью приданого, но там так всё было упаковано, что оценить содержимое каждого сундука много времени не требовало.

Приходится приложить некоторое усилие, чтобы не лезть напролом. Пусть офицер старается, тем более в первом свёртке оказывается пузатая керамическая ваза с глянцевой глазурью, а в следующем статуэтка танцовщицы.

Все свои надежды я связываю с резными шкатулками, но при проверки оказывается, что они представляют ценность сами по себе, как произведения искусства. Шкатулки пусты.

В моей собственности сервиз, несколько пушистых меховых хвостов, годных на воротник или шапку и много всего прочего дорогого и ценного, но для меня бесполезного. Свёртков всё меньше…

Наконец, на дне сундука остаются только два ларчика.

— Они не открываются, — со вздохом сожаления поясняет Медведь.

Точно?

Я чую очередной подвох…

Чиновник присаживается на корточки:

— Вижу целую государственную печать. Ларцы дожидаются наследницы нетронутыми, можем внести в опись без уточнения содержимого. Граф, при наступлении страхового случая нам придётся уточнять стоимость в судебном порядке, так как понадобится поднимать архив с описью запечатанного наследства. Но нам всё равно придётся разбираться, так как сундуки с монетами опечатаны банком. Таков порядок.

— Понимаю.

Зато я не понимаю, почему собственность моя, а страховая выплата будет в пользу Гарета.

Но я не собираюсь спорить по мелочам.

— Можно собирать, — разрешает Медведь.

Спешит…

— Интересно же, что внутри! — я рывком ныряю в сундук и понимаю, что из двух только один ларчик лёгкий.

— Дочь!

Но меня уже не остановить.

Глава 22

Из памяти выныривает то ли ассоциация, то ли вовсе реальное воспоминание. Неужели обрывок моего прошлого?!

Перед внутренним взглядом зима во всём её великолепии. Не такая убийственная, как в графстве, а живая, весёлая, наполненная детским смехом и, благодаря теплу домов, безопасная. Почему-то сам дом я вспомнить не могу, лишь смутное очертание, стёртое сумерками. Картинка памяти будто фонарём подсвечена — центр яркий, а по краям всё выцветшее настолько, что не разобрать.

И на той картинке маленькая девочка, лет семи-восьми, стоит на вершине рукотворного сугроба. Откуда-то я знаю, что он рукотворный. Внизу сверстники девочки, и выделяется мальчишка в васильковой вязаной шапке.

— Ты не можешь выиграть! — кричит он. — Выигрывает царь горы, а девочка царём быть не может!