Страница 64 из 75
— Я не могу оставить Лиру, — шепотом кричу я, вцепившись руками в кожу его куртки и пытаясь отстраниться.
— Ребята с ней побудут, пока мы не закончим, — отвечает Алистер, заслоняя меня от любого, кто мог бы пройти мимо нас.
Наши глаза встречаются, и на лицах проступают одинаковые ухмылки.
— Я думала, ты не приходишь на школьные мероприятия, — произношу я.
— Рук хотел торт «Муравейник».
Это последнее, что говорит мне Алистер, а затем прижимается к моим губам в обжигающем поцелуе, который уничтожает все мои мысли. Он давит на меня всем телом, и я таю, как лед на горячем асфальте, чувствуя каждый мускул на своей нежной коже.
Я хватаюсь за воротник его кожаной куртки, прижимая ближе к себе. Я хочу чувствовать его везде.
Еще один удар. Еще один кайф.
Я повторяю это про себя.
— Только из-за Рука, да? — шепчу я, оторвавшись от его губ.
Он прикусывает зубами мою нижнюю губу, а затем опускает голову к ложбинке на моей шее и пробегает по ней влажным языком, от чего у меня перехватывает дыхание.
— Только из-за Рука, — ворчит Алистер.
— Лжец.
Я со стоном опускаю руки к его твердому животу, скольжу пальцами вверх по краю рубашки, чтобы коснуться его обнаженной кожи, которая горит под моим прикосновением. Он всегда такой горячий. Все время горит.
Улыбнувшись, Алистер помечает губами мою шею.
— Правда? — говорит он глубоким голосом, от которого мое сердце пронзает молния.
— Пожалуйста.
Мой голос звучит более просительно, чем я ожидала, но думаю, что на самом деле хочу этого от Алистера больше всего на свете. Правды, ответов, чего-то, что доказало бы, что это нечто большее, чем просто праздник секса. Что я для него нечто большее, чем невидимая бедная девушка, ставшая легкой добычей.
— Сегодня вечером мне нужно кое-что сделать, но сначала я должен попробовать тебя на вкус. Хотел привести голову в порядок. И мне нужно тебя кое о чем спросить, — начинает он.
Каким гелем для душа ты пользуешься? — спрашивает Алистер, вдыхая меня, будто я лучший сорт из приобретенного им кокаина.
Я не могу сдержать сорвавшийся с губ смех:
— Что?
— Чем от тебя все время пахнет. Это как гребаные цветы.
От того, как он проводит кончиком носа по венам на моей шее, я вздрагиваю в его объятиях.
— Это…, — рассеянно отвечаю я, когда Алистер опускает руки на мои бедра и проводит по ним плавными круговыми движениями, — Olay. Черная смородина и орхидея. Кажется.
Пока мы стоим вот так, стремясь руками к обнаженной коже, притягивая друг друга ближе, все больше возбуждаясь, короткие вдохи, нежные стоны, я мысленно делаю себе пометку продолжать использовать этот аромат.
Мне это нравится. Мне бы хотелось, чтобы этим все и ограничилось, но, когда я откидываю голову к стене, мой мозг не дает мне сосредоточиться. Что имел в виду Алистер, говоря, что ему о че-то нужно позаботиться? Что он собирается делать?
Этого мне недостаточно. Мне нужно больше. Нужны ответы.
Мне хочется быть эгоисткой, потому что мне нужен весь Алистер. А не только какие-то его части.
Я прижимаю руки к его груди и, слегка надавив, отстраняюсь от него.
— Алистер, подожди…, — начинаю я, сглатывая нервы у меня в горле. — О чем ты собираешься позаботиться сегодня вечером?
Я совершаю ошибку, перехватив его взгляд. Темные, насыщенные, горькие карие глаза напоминают мне свежую землю после сильного дождя. Они такие темные, почти черные, полные глубины, которую я даже не могу понять.
Окрасившее их вожделение начинает терять свой блеск, и я знаю, что он понимает, о чем я прошу.
— Не надо, — говорит Алистер, качая головой. — Не делай это.
— Это из-за Роуз? Ты пойдешь в полицию по поводу того, что мы нашли на той флешке, ты сдашь мистера Уэста? Это ты собираешься сделать?
Он убирает от меня руки.
— Об этом позаботились.
— Как? Ты кому-то рассказал? — настаиваю я. — Мне нужно знать, что что-то делается, там, возможно, сотни пропавших девушек. Это улика, которая нужна для раскрытия остальных похищений! Ты должен что-то сказать.
Эта мысль не давала мне покоя с тех пор, как я посмотрела видео.
— Ты в этом не участвуешь. Ты свою работу сделала, и теперь с этим разбираются. Это все, что тебе нужно знать.
Я хмурю брови:
— Это все, что мне нужно знать? Ты что, блядь, издеваешься? Я ради тебя взломала сейф! Меня могли исключить, черт возьми, арестовать! Я заслуживаю знать!
От того, как он от меня отходит, будто я вызвала у него тошноту, у меня в груди рождается острая боль, словно медуза обвивает щупальцами тело, прежде чем ужалить, и я уже чувствую ожог.
— Нет, ты взломала сейф, потому что я тебя шантажировал. Не веди себя так, будто ты сделала мне одолжение, Брайар.
— Ты серьезно? — рявкаю я, и вслед за этим раздается резкий смех. — И ты собираешься так себя вести?
— А чего ты ожидала? Мы начнем трахаться, и я должен буду объяснять тебе все, что делаю?
Я вздрагиваю от того, насколько резок его тон, насколько грубы его слова.
— Я тебе ничего не должен. Если ты ищешь парня, который будет называть тебя красивой и говорить, что благодаря тебе он поверил в любовь, то тебя ждет грубое разочарование, потому что я не такой. Это, — Алистер взмахивает пальцем между нами двумя. — Секс. Вот и все, просто секс. Не пытайся убедить себя, что это нечто большее.
Я думала, что в тот момент, когда у меня разобьется сердце, в груди раздастся ужасный грохот. Звон, как от разбитого об пол стекла.
Но ничего такого не произошло. Вместо этого наступил момент молчаливой скорби, и сердце рассыпалось на части. Не было никакой причины, почему меня это так затронуло.
Почему?
Алистер Колдуэлл — источник неприятностей. От него одни проблемы. Он мучил меня. Он замешан в убийствах и сексуальных связях. В нем нет ничего искупительного.
Но между гневом, между ненавистью было короткое время, когда он был моим источником неприятностей. Моей бедой.
По глупости я решила, что я особенная. Ведь он сделал мне татуировку, не так ли? Пометил меня, чтобы видел весь гребаный мир?
Эта тупая боль начинает распространяться по всему моему телу. Слышать, как он говорит это вслух, неприятно, даже если я знаю, что в глубине души он именно так к этому относится.
Но это же Алистер. Он, наверное, делает татуировки каждой девушке, которую трахает, просто чтобы воочию лицезреть свое завоевание. Чтобы показать, что ему принадлежит все, к чему он прикасается.
Это была моя ошибка — думать, что змея сменит свой окрас.
— Для тебя это проще, да? — говорю я. — Чтобы я тебя ненавидела?
У меня щиплет глаза, но я отказываюсь пустить ради него хотя бы одну слезу. Он не понимает.
Алистер усмехается и качает головой:
— Я не хочу, чтобы ты что-то ко мне чувствовала. Так будет легче.
— Ты предпочитаешь, чтобы я ненавидела тебя, чем открыться мне. Чем объяснять, почему ты все время такой мудак! Именно поэтому ты не хочешь рассказывать мне о своей семье, да? Это они сделали тебя таким, так ведь?
— Я не рассказываю тебе, потому что это не твое собачье дело. Прекрати пытаться получить от меня больше! Я не собираюсь сидеть здесь и, пока ты гладишь меня по головке, рассказывать тебе о том, как мои мама и папа меня не любят. Оставь это, блядь, в покое.
— Ты просто боишься. Ты знаешь, что, если ты мне расскажешь, если впустишь меня к себе в душу, — я тычу пальцем ему в грудь. — Я пойму, почему ты сделал то, что сделал. У меня больше не будет причин тебя ненавидеть, а ты почему-то этого не хочешь.
Его лицо искажает чистый, необузданный гнев:
— Потому что ты должна ненавидеть меня, Брайар! Я не тот человек, который должен тебе нравиться. Я не тот, с кем тебе стоит дружить, — он шагает ко мне, впиваясь в меня глазами, а я замираю от его внезапного движения. — Я нехороший человек. Я причиняю боль людям. Мне нравится причинять им боль, и знаешь что? Я наслаждаюсь, причиняя боль тебе. Мне чертовски нравится причинять тебе боль, Маленькая Воришка.