Страница 27 из 57
Нет, не зря, снимая тормозные колодки на стапелях, механик сказал: «Вы уж, ваше благородие, утопили б уже аппарат, что ли? Чем так издеваться…» Теперь, сдается, сбылась мечта механика. Пропала машина.
«Загнал, куда Макар телят не гонял…» – снова вздохнул подпрапорщик.
Только море вокруг, испещренное крупной зыбью, зеленоватое вблизи и свинцово-серое на горизонте, безбрежное и порожнее, как…
Лубочный казак Тютюнник – румяный, ладно сбитый, но с фольклорным брюшком – подскочил так, что «летающая лодка» плеснула по волне поплавком на конце крыла.
– Ваше благородие! Там!.. Чего делать будем? – выпалил он одним духом.
«Ваше благородие» уже и сам недобро щурил глаз под порванной бровью.
Косые паруса марсельной шхуны казались вскинутым рыжевато-белым крылом буревестника, готовящегося сняться с поверхности моря.
– Турки, что ли? – неизвестно зачем переспросил Лука, хотя и так виден был флаг на гафеле – вылинявшее красное полотнище с полумесяцем.
И это смущало лейтенанта Иванова больше, чем если бы они увидели откровенно боевой корабль вражеского флота. Тогда можно было бы надеяться на правила хорошего тона, не чуждые даже басурманам. Торговой шхуне турок у крымских берегов делать по нынешним временам нечего. Да и рыбаки сроду национальными флагами не кичились. Значит, некие разбойники морские, хорошо если просто контрабандисты…
Не ответив, Кирилл постучал пальцем по стеклышку топливного датчика. Черт его знает, поплавки в баке частенько западали от тряски – а вдруг?
Лейтенант, повернув ключ стартера и услышав характерный скрежет, бросил через плечо:
– Есть контакт!
Чертыхаясь вполголоса, подпрапорщик грузно выбрался на нижнее крыло биплана, держась за косую стойку, потянулся к пропеллеру.
Лопасть винта поддалась нехотя, раз сделала тугой оборот, другой.
Губастая физиономия Луки раскраснелась.
На третий раз он едва успел отдернуть руку…
Такого турецким контрабандистам видывать не доводилось.
С нарастающим механическим стрекотом на них, плеская по воде двухъярусными крыльями и взрывая задранным носом пенный бурун, неслась страшная птица…
Орущая, как можно было разобрать сквозь лопотанье мотора, гяурскими ругательствами.
– Из-за о-острова на стрежень! – голосил во всю ивановскую лейтенант Иванов. – На-а простор речной волны!
Пуля, зарывшись в бурую чалму остолбеневшего турка, задымилась в ней, как забытый окурок.
Тот растерянно потянул ее со стриженой макушки и, только обнаружив в ткани черную горелую розу, опомнился – отбросил чалму, словно змею, свернувшуюся в кольца, и сам упал на палубу.
– Куда, ять?! – крикнул лейтенант, откинув и вытряхивая барабан револьвера. – Стоять!
Хотя на самом деле Кирилл на этом и не настаивал. Даже облегченно перевел дух, когда увидел, как на боканцах по открывшемуся правому борту дрогнула и провалилась кормой на воду шлюпка.
– Баба с возу! – еще более обрадовался за его спиной подпрапорщик Тютюнник и… – Зачем?! – вскрикнул он, увидев, как лейтенант нащупывает рукой замок на борту редана. В кабине пилота было слишком тесно, так что укороченный кавалерийский карабин крепился снаружи, на борту фюзеляжа, под рукой. – Нехай себе тикают! – с досадой хлопнул по плечу командира Лука.
– Да я поторопить только…
Пара звонких шлепков в дощатую рубку над феской капитана и впрямь прибавили прыти его команде. Последний из матросов, выдравшись из рукавов кафтана, кинулся прямо в воду…
На палубу шхуны, заставленную фанерными ящиками, лейтенант Иванов поднялся, перебравшись через канатные леера с крыла биплана. Этаким Наполеоном. Порыскав по сторонам коротким стволом карабина, отставил его в сторону, прислонив к балясинам открытого мостика. Покосился на ящики – черные трафареты игривым шрифтом: Paris – латиницей, ни много ни мало.
– Ты знаешь морское право? – спросил он подоспевшего Тютюнника.
– Нет… – отдышавшись, замотал тот клапанами кожаного шлема.
– Я тоже, – полез Кирилл за пазуху однобортной куртки. – Но, кажется, брошенное экипажем судно, не востребованное судовладельцем или зафрахтовавшей его компанией, принадлежит… В общем, если я тебе скомандую: «Отдать рифы», ты чего делать будешь?
– Чего? – переспросил подпрапорщик с натужной гримасой.
– Понятно… Думать будешь, – хмыкнул Кирилл. – Что, вообще не водоплавающий? – спросил он.
– Да нет, – повторил Тютюнник. – Только на гичке по Днепру, – полез он в карман галифе за спичками.
– Ну, значит, будешь грести, – проворчал Кирилл в горсть ладони с бесцветным огоньком. – Раз ничего другого не умеешь. А вот меня дядя бегущему такелажу учил… Только не спрашивай, что оно такое, – предупредительно поднял он палец перед носом Луки.
Севастополь. Дача статского советника Иванова
– Все равно не скажу. Секретная операция, – ответил Кирилл сразу на все вопросы и сразу всех приятелей из числа молодых офицеров флота.
– Да о твоей секретной операции скоро анекдоты станут рассказывать, – похлопал авиатора по плечу пришедший с ним командир авиационной станции старший лейтенант Стахов. – Сущий корсар! Привел в Севастополь турецкую контрабандистскую шхуну и свой аэроплан на буксире, – презентовал он подвиг своего подчиненного, подкручивая усы, как если бы речь шла о его собственном достижении. – Переполошил, знаете ли, всех наблюдателей: не знали, как и определить диковинное плавсредство.
– Ага, оттого чуть было и не приложили с береговой батареи, – заметил Кирилл, озабоченно выглядывая кого-то поверх голов и фуражек в белых чехлах.
– Время такое, – подхватил его под локоть артиллерийский поручик из крепости Сакк. – И потом, флаг неприятельский, ваше благородие, все-таки снять следовало бы. А то черт знает. Ну зачем бы это турки волокли к нам наш же аэроплан?
– Выкупить, например… – рассудительно предположил флотский интендант – с виду чахоточный приказчик, случайно обряженный в белый мундир гарнизонной службы. – Турки и свои-то посудины продавали, пока у нас по Парижскому договору права на флот не было.
– Знал бы, обрядился бы басурманином, – фыркнул лейтенант Иванов, продолжая высматривать кого-то в плюшевых драпировках, среди резных столбиков. – С золотого руна, как говорится, хоть шерсти клок… А что, Филипп Пантелеймоныч, отвалили б вы мне золота по весу гидроплана? – повернулся он наконец к интенданту, бросив поиски.
– Боюсь, что картечи, – кашлянув в кулак, просипел интендант.
– А… – махнул рукой Кирилл. – У вас всегда не то выдают, что просишь.
– А что ты хотел? Чего тебе не дает противный господин интендант! – фужерным звоном раздалось за спиной лейтенанта.
Он обернулся.
Обернулись и другие.
А поручик Сакк, как выяснилось, затем только и явившийся, даже расплескал вермут на полу кителя.
Варвара, как это было перенято теперь от девиц знатных фамилий, была в простом гранатовом платье, подстреленном как у старшей гимназистки, по щиколотки. Хоть и с воротничком модного парижского кружева ручной работы, но все равно…
Броская эта простота моментально свела на нет весь многочасовой труд дочери губернского секретаря, Нины Нелидовой.
– Простите за «противного», Филипп Пантелеймонович, – мимоходом погладила Варвара локоть белого кителя интенданта, отчего нездоровый румянец на впалых щеках его вспыхнул жизнерадостной гипертонией.
Интендант замычал что-то невразумительное, подбирая слова, но девушка уже забыла о его существовании.
– Братец, как же ты нас напугал с дядюшкой, – уткнулась она открытым лбом в нагрудный карман нестроевого мундира на английский манер. – Не знали, что и думать.
– Не ври, глупая девчонка. Не слушай ее, Кирилл, – оказался подле и сам Алексей Иванович с рюмкой и стеклянной флягой точно доктор с микстурой. – Я всегда знал, что думать. Я думал, что ты, как истинный Иванов, живым и здоровым, а главное – с честью вернешься из любой передряги. Ты ведь жив и здоров?.. – уточнил он на всякий случай, наливая в зеленоватую рюмку.