Страница 50 из 105
Первое время ничего особенного узнать не удавалось. Пять триер из флотилии Херсонеса патрулировали акваторию порта вкупе с прибрежными водами в ожидании возможных провокаций, и вели себя, надо сказать, по-хозяйски, часто далеко отрываясь от берегов и уходя в море. Пару раз на дежурство выходили квинкеремы. Сейчас у причалов стояли всего лишь три, и это радовало. Наблюдая за городом и портом, Леха решил, что греки не знают о существовании нового флота. Нет, они допускали, что скифы, имея небольшие корабли, могут попытаться предпринять атаку с моря, тем более, что одна подобная каверза уже случалась, но относились к этому несерьезно.
— Отлично! — решил Леха, когда наблюдатель сообщил ему, что две квинкеремы в сопровождении трех триер на рассвете покинули осажденный город и вышли в открытое море. — За помощью отправились. И, вероятно, кто-то из первых лиц города, если судить по охране. Это наш шанс.
План атаки, долгое время не укладывавшийся у него в голове, дозрел мгновенно. Ларин немедленно явился к Иллуру и послал гонцов в Золотую бухту, где до последнего момента прятался флот — секретное оружие кочевников.
— Наступил удобный момент для штурма, — выпалил Леха, входя в командирский шатер. Он коротко ознакомил своего кровного брата с обстановкой, бросив взгляд сначала на карту, а затем на Фарзоя. — Атаковать нужно немедленно, желательно с применением мощных осадных машин. И, главное, в дальней части крепостных стен, чтобы отвлечь внимание.
Сидевший напротив Фарзой тоже взглянул на карту и кивнул.
— Это возможно. Обоз уже подошел.
— А я тем временем возьму десять триер, — продолжал развивать мысль новоявленный адмирал, — и поставлю их в две линии. Первая будет ударной, из тех, кто научился выполнять таран, а во второй — каждый корабль возьмет вдвое больше солдат с луками и мечами, для того, чтобы высадиться и захватить порт.
Леха сделал паузу, затем продолжил:
— Мы ударим внезапно. Прямо посреди дня. Греки не выводят больше пяти судов в море, значит, не ожидают серьезного нападения. А когда сообразят, что к чему, будет уже поздно. Мы задавим их количеством. Сегодня утром они отправили за помощью сразу две квинкеремы. Значит, в гавани осталось не больше восьми крупных кораблей. Это наш шанс. Другого такого не будет.
Фарзой осторожно кивнул, вспоминая донесения шпионов относительно флота Херсонеса.
— Там есть еще биремы, — заметил он. — Пять или семь.
— Ну и что, — парировал Леха, — у нас они тоже есть. Даже если греки нас сразу заметят, мы пробьем брешь в обороне и высадим солдат. Может быть, сожжем к черту эти корабли, когда завяжется бой в порту. Если повезет, мы сможем высадить несколько сотен бойцов. Хотя пешие скифы — совсем не то, что конные, но их должно хватить, чтобы пробиться к самым западным воротам в башне.
— Ну, а если не повезет, — закончил Леха, — то подойдут биремы с остальными. Я оставлю резерв в бухте. Или вам удастся пробить ворота и ворваться в город.
— Ну что же, — согласился Фарзой после небольшого колебания, — Ал-лэк-сей говорит дело. Пусть так и будет. Но помни…
Он поднял вверх сухой указательный палец.
— Если ты ошибешься и не возьмешь башню, погубив флот, Паллак казнит тебя лично.
Федор посмотрел на Иллура, тот засопел и хотел возразить своему советнику, но не посмел. «Да, круто дело обернулось, — грустно подумал морпех, — но отступать уже некуда».
— Не боись, советник, — нагло заявил Леха. — Даже если ваш штурм стен окажется неудачным, послезавтра днем мы войдем в город. Зуб даю.
Следующим вечером прибыл скифский флот и укрылся в небольшой, но удобной бухте, расположенной меньше, чем в полудне плавания от Херсонеса. Она была открыта любым заинтересованным взорам со стороны моря, но новоиспеченный адмирал надеялся, что в ближайшие сутки никому не придет в голову посмотреть в эту сторону. А большего ему и не требовалось.
Бухту разведали заранее, даже сколотили в ней небольшой пирс для посадки пехотинцев на корабли и оставили там сотню конных скифов для охраны. Получив известие о прибытии флота, Леха на следующее утро отправился в его расположение, договорившись с наблюдателями на холмах об условных сигналах. Если греки ведут себя по-прежнему — стрела с белой тряпкой. Если уже вернулись с подмогой — горящая. Леха надеялся, что второй сигнал ему не доведется увидеть.
Он уже покидал свою становище, когда начался штурм. По приказу Иллура к северной и восточной части городских стен еще вчера подтащили тяжелые осадные катапульты. И вот первые камни полетели в город, расшатывая его стены, башни и ворота. А затем туда же полетели горшки с зажигательной смесью, сразу вызвав пожар. Баллисты сбивали со стен живую силу противника. Греки явно не ожидавшие такого массированного и технически подготовленного наступления от кочевников засуетились. Открыли ответную стрельбу. Леха видел, как несколько отрядов снялось с этой стороны укреплений и устремилось на помощь осажденным грекам в северной части города.
— Началось, — выдохнул Леха и, вскочив на коня, погнал его в секретную бухту.
Там его уже поджидало огромное войско — скифы не пожалели солдат — почти тысяча всадников, которых Иллур своим приказом согнал сюда, повелев во всем подчиняться Лехе. Среди собравшихся оказалось много вождей и опытных воинов, отлично знавших, кто такой Ларин, и откуда он взялся. Им эта затея не нравилась, но приказы вождя не обсуждались. Строго говоря, Леха и сам тяготился положением начальника над такой массой людей. Не по его характеру это было. Он предпочел бы лично идти в атаку на коне и драться мечом под командой Иллура или, на худой конец, со своими тридцатью верными бойцами. Но, подписав его на эту операцию, Фарзой не оставил ему выбора.
Прискакав на место, Леха, не теряя времени, разбил свое войско на части, приказал спешиться и грузиться на корабли. На берегу образовалась немалая сутолока, когда скифы в нерешительности оставляли своих лошадей под присмотром слуг и рабов. Но вскоре бывшие всадники все же оказались на кораблях и превратились в пехотинцев, а флот вышел в море.