Страница 27 из 34
Ну вот, все готово.
И ничего не происходит.
18 декабря, четверг, 19.00
Только что смотрела саму себя по всем – ВСЕМ каналам – четырем основным, плюс «Нью-Йорк 1», «CNN», «Главные новости» и «Канал новостей». А еще они покажут сюжет в вечерних выпусках!!!
Короче, могу вот что сказать: для человека, у которого занижена самооценка, я считаю, что все сделала просто отлично. Я не мямлила, не растерялась, не запнулась ни единого разика. Даже несмотря на то, что я говорила довольно быстро, понять мои слова было можно. Разве что кто-нибудь по-английски вообще ни в зуб ногой.
И выглядела я хорошо. Может, надо было переодеть школьную форму, но голубой цвет – королевский цвет, и на экране неплохо смотрится.
Так вот. Как только пресс-конференция вышла в эфир, наш домашний телефон раскалился добела. Первым позвонил Себастьяно. Мама сняла трубку, и он вопил так, что ей пришлось вытянуть руку на всю длину. И то было слышно даже, наверное, на лестничной клетке.
Он, от нервов переставляя буквы в словах, вопил, что я его уничтожила. Невозможно дословно передать его дикие крики.
Мне стало стыдно. Не хотела я его уничтожать. Особенно после его трогательного письма. И платья для Зимних Танцев…
Ну, а что МНЕ оставалось делать? Я-то пострадала тоже, и первая, и из-за него. Совесть загрызла меня, и я взяла у мамы трубку.
– Себастьяно, – кричала я, пытаясь перекрыть его децибелы, – я не уничтожила вас! Правда. Дело в том, что выручка от продажи платьев, которые были на мне на тех фотографиях, пойдет в «Гринпис».
Но Себастьяно совершенно не желал ничего слушать и продолжал свои причитания.
– Погиб! Я погиб! Что ты наделала! О, как мне быть! В бизнесе я умер! Умер!!! Все кончено!
Замучилась, пока разъяснила ему… Ничего, говорю, вы не умерли, просто выручка от продажи платьев пойдет в фонд «Гринпис». И только. От продажи тех самых платьев, что были на мне в газете. В воскресном приложении. Очень это умно придумано. А «Гринпис» вложит эти средства в какие-нибудь программы по охране природы. Это же гениальный, говорю, маркетинговый ход, а почему? А потому, что многие девочки вроде меня, которые любят красиво одеваться, помимо этого еще и об окружающей среде думают. И платья те разойдутся влет, и вот какая получается реклама. И нечего кричать о смерти. Не умер он, а наоборот.
Видимо, я хорошо усвоила некоторые бабушкины уроки, так что под конец я говорила уже одна, а он только слушал. И я его убедила! В результате Себастьяно поверил, что вся идея принадлежала ему самому.
Потом позвонил папа. Думаю, не буду я покупать ему книгу, как справляться со стрессами. Сначала он хохотал как сумасшедший. Отхохотавшись, спросил, не мама ли подкинула мне идею моего выступления.
– Не, – говорю, – все сама.
– Миа, ты поступила как настоящая принцесса, дорогая моя девочка, – с нежностью сказал папа.
И у меня появилось необыкновенное чувство, что я сдала сейчас самый трудный экзамен.
Но с бабушкой я по-прежнему не разговариваю. Она, кстати, и не звонила. Куча народа позвонила мне сегодня: и Лилли, и Тина, и бабуля с дедулей из Индианы (у них там антенна), а бабушка – нет.
Вообще-то я считаю, что она должна извиниться первая, потому что это она начала всю эту историю. Это ее поступок ни в какие ворота не лезет.
Мама сказала, что моя выходка переплюнула все экстравагантные выходки бабушки.
Впрочем, чего уж тут удивляться, у меня это, видимо, от нее. По наследству передалось, вместе с генами.
Так что я на седьмом небе.
О! Наконец-то я дома, время есть, посмотрю-ка я «Спасателей» как человек. Давно мне это не удавалось, вечно все дела, дела…
18 декабря, четверг, 21.00
Только что звонила Тина. И не насчет пресс-конференции. Она спросила, что я получила от тайного дарителя. Я сначала подумала, что она бредит.
– О чем ты говоришь? – спросила я, изумившись ее вопросу. – От какого еще тайного дарителя?
– Ну как же, – говорит, – ты что, не помнишь? Да помнишь, Миа. С месяц назад мы писали свои имена на бумажках, да ты что? Совсем заучилась? И кто вытащит бумажку с твоим именем, должен сделать тебе какой-нибудь сюрприз во время зачетной недели. Ну, в качестве моральной поддержки. В утешение, так сказать. Да Миа же!
Вспомнила. Действительно, это же надо было забыть. И вправду, перезанималась. Перед Днем Благодарения мы сидели в каком-то кафе, и Тина заставила всех на кусочках салфетки написать свои имена, потом сложила их в корзинку, перемешала, а потом мы тянули их по очереди.
– О, Боже! – закричала я.
Со всеми этими зачетами и прочими неприятностями совсем забыла эту историю!
И, что намного хуже, забыла, что вытащила Тину. Какой из меня друг, если я способна забыть такое!
А потом я еще кое-что сообразила. Розы-то желтые были не по ошибке в моем шкафчике, и не от Кенни! А оказывается, от моего тайного дарителя!
Это катастрофа. Значит, видимо, Кенни так и не собирается приглашать меня на танцы, которые состоятся уже сегодня вечером…
– Поверить не могу, что ты забыла, – грустно сказала Тина, – ты-то сама получала таинственные подарки?
На меня обрушилось чувство вины. О, бедная Тина!
– Да, конечно, – сказала я, лихорадочно соображая, где бы достать ей подарок к завтрашнему утру, в последний день, когда договор о тайном дарении еще действует.
– Меня, наверное, никто не вытащил, – сказала она и вздохнула, – потому что я ничего не получала.
– Ну, это как сказать, – говорю, – думаю, еще получишь. Наверное, твой тайный даритель ждет последнего дня, чтобы преподнести тебе что-нибудь особенное.
– Думаешь?
– Точно, точно.
– А, ну тогда теперь, когда экзамены позади…
Тина перешла на деловой тон.
– Ну и что?
– А то. Когда ты скажешь Майклу, что это ты посылала ему открытки?
«Во дает», – подумала я.
– А может, вообще не говорить?
– Миа, – сказала Тина твердо, – если ты ему не собираешься этого говорить, то зачем посылала?
– Чтобы он знал, что, кроме Джудит Гершнер, в мире есть другие девчонки, которым он нравится.
– Миа, – сказала Тина еще тверже, – этого мало. Ты должна сказать ему, что это ты. Как ты собираешься заполучить его, если он не знает, что ты чувствуешь по отношению к нему?
У Тины Хаким Баба, как ни странно, есть много общего с моим папой.
– Помнишь Кенни? Как он заполучил тебя? Он посылал тебе анонимные письма, а потом признался в этом.
– Да уж, – саркастически ответила я, – и смотри, чем все кончилось.
– С Майклом у тебя все будет иначе. Потому что вы созданы друг для друга. Вы люди одного плана. Я это просто чувствую. Ты должна сказать ему, сделай это завтра, ведь послезавтра ты улетаешь в Дженовию.
О-о-о-й!!! От восторга, который обуял меня после самостоятельно организованной пресс-конференции я совсем забыла, что еду в Дженовию. Что за амнезия, честное слово? Послезавтра уже еду! Вместе с бабушкой! С которой я так и не разговариваю!
Я сказала Тине, что согласна признаться ему завтра. Она просияла – и мы разъединились.
Хорошо, что она меня не видела. Когда я нагло вру, у меня страшно краснеет нос. Очень неудобно.
Конечно, я никогда не скажу Майклу в лицо, что он мне нравится. И не важно, что говорит мой папа. Я не могу.
Ни за что.
Никогда в жизни, и гори все огнем.