Рим должен пасть

Глава третья Морской союзник

— Что ты там болтал о союзниках? — напомнил Федор про недавний разговор Квинту, наливавшему в чашу вино из кувшина.

Уютный кабак «Ольвия», окруженный невысокой стеной из зеленого благоухавшего кустарника, находился при местных городских банях, где они провели последние два часа, хорошенько распарившись и отскребая от себя въевшуюся грязь. Народу вокруг толклось немало, но морским пехотинцам скоро предстояли большие тяготы и лишения, поэтому Квинт настоял на помывке, несмотря на то, что Федор предпочел бы сначала перекусить.

И вот теперь, вдоволь понежившись в мыльной пене и нашлепавшись босыми пятками по мраморному полу с мозаичными картинками — бани в Таренте оказались отменными — новобранцы сидели за столом, ломившимся от копченого мяса, рыбы, оливок, незнакомых Федору овощей, засахаренных фруктов и нескольких кувшинов отличного красного вина. Наличествовал также и хлеб — несколько пресноватых запеченных лепешек. Правда, измученный жаждой Федор больше налегал на вино, и скоро ему стало совсем хорошо.

Бывшего сержанта так разморило после парной, что он не возражал бы вообще лечь поспать, тем более, что комнаты они уже сняли. Тут же при банях. Все купленное оружие там и сложили, оставшись только в новых бордовых туниках. Квинт сказал, что местный хозяин уважает легионеров, и, кроме того, если что пропадет из его заведения, он будет обязан все вернуть пострадавшим.

— Иначе, — заявил Квинт, — сам станет пострадавшим.

Федора все больше клонило в сон, но Квинт и слушать ничего не хотел без предварительного кувыркания с какой-нибудь соблазнительной красоткой. Он уже даже обсудил с хозяином стоимость женщин, являвшихся непременным атрибутом подобного заведения, и решил, что ему вполне хватит денег сразу на трех. Выходит, им действительно платили не так мало, как ему показалось. Но, глядя на этого полового гиганта, Федор только диву давался, откуда у рыбака столько силы. Весь день протаскался по рынку в амуниции, со щитом и двумя дротиками, и хоть бы что. Жилистые, выходит, эти ребята из Бруттия. Ему самому уже и женщины не хотелось, только спать. Но Квинт настаивал.

— И не думай, — говорил он, вгрызаясь в копченый окорок и забрасывая в рот сразу горсть изумительных оливок, — ты должен попробовать местных красавиц. Они, как молодое вино — терпкие и мягкие одновременно. Только начнешь, потом за уши не оттянешь.

— Да ты, поэт, как я погляжу. Ладно, уговорил, устроим небольшую оргию, — сдался Федор, тоже принимаясь за мясо, потому как легкое вино, от которого он не ожидал подобного эффекта, на голодный желудок неплохо возбуждало.

— Почему же небольшую? — насторожился Квинт, — Я настроен решительно. Да и денег еще много осталось.

— Но сначала расскажи мне вот что, — Федор не обратил на его замечания никакого внимания. — Что за союзников ты вспоминал?

— Тут все просто, — Квинт отхлебнул вина и окинул взором скромный дворик, наполовину покрытый навесом от палящих лучей солнца, уже медленно клонившегося к закату. — Союзники — это мы и есть.

— Поясни, — не понял Федор, снова отгрызая кусок мяса.

— Ну, понимаешь, брат Тертуллий, — начал Квинт издалека, с завистью разглядывая гулявших за дальним столиком легионеров, вокруг которых увивалось не меньше дюжины длинноволосых прелестниц. Видно, те сыпали деньгами направо и налево, — брат мне так рассказывал: каждый римский легион всегда дополняется соединением союзников, сколоченным из тех народов, что служат Риму, но как бы являются вторым сортом. Вроде бы тоже граждане, но недоделанные, и прав у них меньше, чем у самих римлян. Ну, как мы с тобой.

— Пушечное мясо, — кивнул Федор.

Рыбак из Бруттия на минуту сделался серьезным и продолжил.

— И когда ты слышишь, что кто-то заявляет, будто бы к Неаполю прибыл третий легион и встал недалеко лагерем, это означает, что пришло сразу два легиона. Третий и еще легион союзников. То есть народу на самом деле приготовилось воевать в два раза больше. Вот так.

— Ясно, — кивнул Федор, — Нет, все понятно, но мы-то здесь причем? Мы же не пехотинцы легиона. Наше дело на кораблях плавать.

— А мы, брат Тертуллий, — пояснил Квинт, которому нравилось роль учителя, — и есть эти союзники. Только морские союзники.

Федор молчал, предоставляя Квинту возможность спокойно прожевать мясо и высказаться.

— Город Тарент, Федр — это морской союзник Рима, поставляющий ему по закону не легионы, а корабли с экипажами и нас. То есть, пехотинцев.

— Ты намекаешь, Квинт, что граждане этого богатого города являются ущербными римскими гражданами? — удивился Федор, даже забыв проглотить кусок мяса, и поперхнулся, запивая его вином. — Что-то я с трудом верю.

— А ты хочешь сказать, что и это забыл? — подался вперед Квинт, переходя на заговорщический шепот. — Ну, ты даешь! Крепко тебя в море приложило. Так вот, Федр, Тарент — морской союзник с урезанными правами. Ты что забыл, что Тарент, как Неаполь и Локры в моем родном Бруттии — греческий город, который всего шестьдесят лет назад еще воевал с Римом, когда все остальные, даже самниты и луканы, уже покорились. И здесь еще живы крепкие старики, помнящие этот город свободным.

Федор промолчал, а Квинт удивленный больше обычного, даже основательно подзабывший о женщинах, заговорил дальше:

— Ты забыл, что Тарент призвал на войну против Рима из Греции самого царя Пирра с его великолепной армией и боевыми слонами, потоптавшими всю римскую пехоту? Ведь он владел этими землями почти пятнадцать лет! Кстати и твоей Калабрией тоже, ведь она лежит вблизи Тарента. Он даже подступал к Риму, долгое время тогда стоявшему на краю гибели.

Квинт откинулся в кресле, всем своим видом показывая, что его утомил исторический экскурс. И с чашей вина принял полулежачее положение.

— И чем все закончилось? — не отставал Федор, «потерявший» память.

— Как это чем? — ответил Квинт вопросом на вопрос. — Греки дали несколько сражений. Рим, хвала Юпитеру, не взяли. Зато прошлись по моему родному Бруттию, выгнав оттуда римские гарнизоны, и переправились в Сицилию. Но и там у Пирра что-то не задалось. В конце концов, он понял, что с нами, бруттийцами, бесполезно воевать, и возвратился обратно в Эпирр.

— Теперь понятно, кто дал ему отпор, — кивнул Федор, улыбнувшись.

— А то! — продолжал хорохориться Квинт. — Мы, бруттийцы — крепкие ребята.

Он осушил еще чашу, стукнул ею об стол и сказал: