Железный Век

– В следующем году очень усилятся немцы, помяните мое слово, – взял слово степенный Перон. – Германия уже оправилась от поражения в войне, а этот их бесноватый ефрейтор тоже полюбил спорт по примеру Дуче.

– На трассах наши машины разделывают немцев под орех, – махнул рукой Кавалло. – Они нам не конкуренты.

– Не скажи, в гонки возвращается мой старый соперник Кабрера, он восстановился после той ужасной аварии, – задумчиво возразил Санети.

– Хвала, конечно, ему. Я сомневался, что Вильгельм сможет вообще ходить, он же тогда на моих глазах улетел с дороги, – сказал Кавалло. – Но ты, мой дорогой Франко, лучше думай, как будешь обороняться от меня. В этом году ты победил, но в новом правила будут прозрачнее.

Все тут же с готовностью подхватили тему и начали обсуждать грядущие изменения. Во времена Великой депрессии единых правил гонок не существовало – как и системы, которая позволяла бы выявить сильнейшего гонщика. Но в последние годы собрание автомобильных клубов Европы – крайне неторопливая организация, управляемая в основном потомственными аристократами, – все больше приводила регламент к единому знаменателю. А недавно и вовсе объявила: со следующего года возрождается полузабытый общий зачет для гонщиков. Теперь за победу на этапах будут начисляться баллы: чем выше финишировал, тем ниже балл, а набравший наименьшее количество – станет чемпионом. Но баллы при этом будут начисляться не за все гонки, а только за определенные. В общем, тема животрепещущая, вопросов хватало, и гонщики обсуждали их оживленно.

Вскоре слово взял сеньор Дузио, единственный на вечере мужчина не из числа пилотов. Сложно сказать, кто этот лысоватый мужчина, что все время отирался в гаражах Монетти. Гонки привлекали людей самых разных профессий, как свечка – ночных мотыльков. Судя по несомненному достатку и жемчужным булавкам в галстуках, Дузио мог быть фабрикантом, коммерсантом или банкиром. Но он постоянно присутствует на гонках, кто тогда управляет бизнесом? Периодически к нему наведывались подчиненные – щеголеватые мрачные типы с квадратными подбородками, все как один одетые в костюмы от хороших портных.

Дузио принялся петь дифирамбы Санети:

– Можно бесконечно перечислять подвиги столь любимого всеми Франко и восхищаться его мужеством. Кто не помнит, как он со сломанной ногой гонялся, привязанный к седлу мотоцикла?! Он поразил нас, когда с переломом руки сбежал из больницы и победил! Свежи воспоминания, как камень, вылетев из-под колес, чуть не выбил ему глаз, но наш полуослепший герой смог закончить гонку. Мы ужасаемся фотографиям Франко на больничных койках и думаем: на нем не осталось живого места. Но Франко никогда не остановит адская боль. И за это мы носим его на руках! Поднимем бокалы за Франко! Человека, презирающего тормоза!

Смущенный и польщенный Санети полез обниматься с тостующим. Человечество только начало массово осваивать машины: в гонках травмироваться, а то и сыграть в ящик – плевое дело. Для многих первая же серьезная травма зачастую означает конец карьеры и прозябание инвалида. Санети же с завидным постоянством, намного чаще других, попадал в передряги. Только он всегда выходил из них хоть и поцарапанным, но живым; озарял всех своей знаменитой улыбкой и как ни в чем не бывало возвращался на трассу. Порой даже казалось, что многочисленные переломы лишь добавляют ему крепости и сил.

По прошествии времени, отяжелев от всего съеденного и захмелев от выпитого, гости стали расползаться по просторному дому. Женщины стайкой обсуждали малоинтересные сплетни. Беатриче очутилась в центре внимания и совсем не растерялась в малознакомой компании. Мужчины же собрались для приватных бесед в сигарной комнате, которую мгновенно затянуло сизым туманом.

Джонни вышел в зябкую прохладу вечера на улицу и закурил сигарету. К аристократическому куреву он так не привык, да и хотелось побыть одному. Все гонщики относились к нему как к равному: им вместе, как на войне, приходилось каждый день рисковать жизнью, но все равно иногда он явственно ощущал – он тут немного чужой.

– Ааа, Милтон, – его уединение продолжалось недолго, рядом покачивался Кавалло. Щуплый итальянец изрядно захмелел, от него несло благородным винным ароматом. – Слышал Дузио?! Сколько подобострастия, а ведь это очень серьезный человек. Все восхищаются Санети. Везучий, сукин сын! Франко то, Франко это… Думаешь, у меня мало аварий?! Я – ничего не ломал?! Как плохо срасталась моя нога, как я орал, когда ее ломали и снова гипсовали, хромал потом как черт! Как я не могу уснуть ночами и жру горстями эти опес… обес… обезболивающие! Но я же молчу! Он герой, а я никто! Но все изменится, поверь. А ты мне нравишься, Милтон, ты больше молчишь, а мы все говорим-говорим без умолку, а пользы ноль. Из тебя выйдет толк, Джонни! Только если будешь держаться старого Кавалло.

Джонни даже чуток умилился, до того всклокоченный итальянец в расстегнутой рубашке напоминал выпивох в пабе его полузабытого родного городка, вечно жалующихся на жизнь, работу, жену и тещу. Джонни подавил желание потрепать Кавалло по плечу, мол, все обязательно образуется, старина. Так-то это гонщик мирового уровня, за его подвигами на трассе следят толпы людей, а вот сейчас и не скажешь.

– Дорогой Джино, пойдем лучше выпьем прекрасного вина, и все проблемы покажутся нам такой ерундой. Ну, до завтрашнего вечера совершенно точно.

Глава 7. Франция. Центральная площадь города Ним. Март 1935 года.

Заметка из газеты «Общество».

Турнир тысячи лье – эти слова заставляют сердце любого спортивного болельщика биться чаще. И пусть фактически протяженность гонки составляет «всего» 1500 километров, старинная мера длины как нельзя лучше отражает дух легендарного соревнования. Как и героям прошлого, гонщикам предстоит проскакать тяжелый путь на своих железных конях по всему югу Франции, им необходимо проявить смелость и выдержку, а их скакунам – надежность и скорость. Дистанция гонки проходит по дорогам общего пользования, где гонщикам придется одолеть невероятные препятствия. И только истинно лучший из них по праву сполна насладится лаврами победителя.

Первый участник стартует по традиции с центральной городской площади ровно в восемь вечера, остальные следом за ним с минутным интервалом. А финиширует гонка там же в утренние часы, но до финиша доберутся только сильнейшие. Дорогие читатели, мы следим за развитием событий.

20 минут до старта

Джонни оглядел разноцветное море машин на площади старинного города. Когда-то джентльмены из собрания автоклубов приняли историческое решение: отныне в официальных соревнованиях машины каждой страны будут иметь свой цвет. Италии достался красный, Англии – зеленый, Франции – синий, Германии – белый, Бельгии – желтый. Сейчас же преобладали красные и синие тона: оно и понятно – итальянцы традиционно сильны во всех соревнованиях, а французы свою вотчину без боя не уступят. Белого цвета откровенно мало – педантичные немцы пока только вкатывались в гонки после вынужденного перерыва.

К сожалению, зеленого не так много, как хотелось бы. Да и машины, если честно, не блещут.

Автогоночный сезон стартовал совсем недавно, а «Тысяча лье» и вовсе – первое крупное состязание. Поэтому сюда съехались все фавориты. Престиж победы в этом изнурительном марафоне чрезвычайно высок.

Но Джонни отлично отдохнул в зимние месяцы и нацелен на хороший результат. В нем клокотала энергия, требовавшая выхода, и сам гонщик чувствовал, что находится на пике возможностей.

Две минуты до старта

Все работало точно лучший швейцарский хронометр. Сотни лошадиных сил, скрытых под капотом, рвутся наружу. Рядом на сиденье – в марафонах использовались спортивные, а не гоночные автомобили – сидел Чарли. Джонни с трудом вытащил с родины своего первого механика: с соотечественником ему спокойнее, но этот дурень совсем не стремился обратно в Европу.