Железный Век

Они добрались до гостиницы. Надо сказать, автомобиль впечатлял: сверкающий лаком красный кузов, хищные глазницы фар, надраенные детали, потрясающие обтекаемые формы – сама элегантность и торжество технического прогресса. Строго говоря, машина принадлежала не ему. Команда лишь предоставляла ее в пользование на период соревнований, но Джонни об этом благоразумно умолчал. Восьмицилиндровая красавица взревела и демонстративно, с визгом прокрутив покрышки, ринулась с места.

Джонни изо всех сил постарался произвести впечатление на невозмутимую спутницу: они еще не вырвались из города, а он уже притопил педаль газа, и стрелка спидометра рванула вверх. Алису порой мотало из стороны в сторону. Он с разных сторон обгонял попутные машины, лихача сверх меры, за ними раздавались протестующие гудки. А уж когда их красный метеор вырвался на пригородную дорогу, Джонни разогнался еще сильнее. Ночная трасса с деревьями, мелькавшими по краям, в свете одних только фар выглядела жутковато. Джонни промчал с пару десятков километров, завернув несколько лихих виражей на особо крутых поворотах.

– Остановите, пожалуйста.

Они затормозили где-то в лесу, вокруг ни души и чернильная тьма, даже луна куда-то скрылась. Враз побелевшая Алиса дернула за ручку и вышла из машины.

– Мне надо подышать.

Джонни выругал себя последними словами: распустил перья! Сам даже не вспотел, а что взять с неопытного человека?! Если сейчас ее стошнит – очень увлекательная поездочка получится. Идиот. Кретин. Тупоголовый павлин!

Алиса, кажется, немного пришла в себя, уже не такая белая. И упала на сиденье.

– Прошу меня простить, для меня-то это мелочи. Боюсь, я напрасно так разогнался, – Джонни клятвенно приложил руки к груди.

– А вы действительно хороший гонщик, мистер Милтон, – заметила Алиса. – Только обратно поедем помедленнее. В вас ни капли романтики – не дали девушке насладиться ночной природой.

– Клянусь, – пообещал Джонни, – для вас – все что угодно. Еще раз мои глубочайшие извинения.

– Приму, скрепя сердце, – вымученно улыбнулась Алиса.

– Заверяю, теперь буду ехать со скоростью самой медленной черепахи в мире, да еще и хромой, – торжественно поднял руку Джонни.

– Да бросьте, это увлекательно и очень забавно. Ну что, поехали обратно?

Джонни присмотрелся к румянцу на щеках спутницы, к искоркам в глазах и притянул ее к себе, запечатав губы поцелуем. Сначала осторожным, разведывательным, а когда не встретил ни малейшего сопротивления, то продолжительным и страстным.

Глава 8. Испания, район Сан-Себастьян. Июнь 1935 года.

На трибуне, среди многотысячной толпы, очень душно и тесно. Люди на деревянных лавках теснятся друг к другу, иногда волной накатывает кисловатый запах потных тел. А еще порой над автодромом поднимается порывистый ветер, так и норовящий сдуть шляпу.

Консальво Грассо – второй заместитель начальника ключевого департамента министерства спорта – поерзал на лавке, стараясь максимально отдалиться от соседей. С одной стороны сидели юркие и беспокойные, не в меру расшалившиеся дети, а с другой очень полный мужчина, периодически пытался во всю ширь развернуть газету.

Вдобавок бросило в жар изнутри, а к горлу неожиданно подступил неприятный комок. В Монетти вчера по случаю приезда важного гостя накрыли роскошный стол. Вино разливали отменное. Только всему есть мера, к тому же в конце вечера Консальво пил крепкий херес – это вот явно было лишним. Потом они помчались в театр к певицам, но это он помнил смутно. А если бы утром он не ограничился лишь одним осторожным бокалом сангрии, глядишь, и здоровье бы поправилось.

Консальво уже пожалел, что категорически отказался от места на трибуне почетных гостей. С утра ему казалось отличной идеей смотреть гонку вместе с простыми людьми, чтобы понимать, что они чувствуют. Теперь Консальво мысленно костерил неразборчивых обывателей, которым в радость любое зрелище – какое угодно. Просто идиотизм: гонка длится не менее четырех часов, машины появляются перед трибунами редко. За это время на проклятой лавке можно отдать концы.

Сейчас по главной прямой мчался алый автомобиль Санети. Только он так способен пройти поворот – ранний вход и скольжение в клубах пыли в фирменном заносе всех четырех колес. Мгновение – и кажется, легендарный гонщик опоздал и не контролирует болид, но машина замирает на долю секунды в какой-то невероятной траектории, гонщик добавляет газу и продолжает полет. Вообще, управляемый занос – скорее стиль раллистов, по кольцу так не ездят, велик риск ошибиться, проще, наоборот, держать наилучшую траекторию, чтобы быстрее войти в поворот. Но это же сам Санети! Других же гонщиков, сколько бы те ни старались повторять его стиль, непременно ждало поражение.

Широко известна байка, как Санети интервьюировали журналисты: на вопрос, как ему новые тормоза, установленные на его машине, бравый итальянец беззаботно ответил – я ими почти не пользовался.

Честно говоря, требовалось немало смелости, чтобы хотя бы забраться в этот гроб на колесах. По-другому не скажешь: длинная обтекаемая передняя часть машины с тупым носом и в самом деле напоминала гроб. Сам пилот сидел ближе к хвосту, сильно высовываясь над корпусом, и на огромных скоростях ничто его не защищало. Практически любое столкновение с препятствием, не говоря уже про контакт с другой машиной, заканчивалось для гонщиков травмами. Б-р-р-р, он с трудом мог представить, что бы заставило его влезть в эту колымагу. Даже самому министру такое не под силу!

Адски болит голова. Ощущение – в мозг вкручивают невидимый шуруп, медленно-медленно. Все. Хватит с него. Стараясь никому не отдавить ногу, отпуская про себя изощренные ругательства, Консальво выбирался с трибуны, прижимая к груди папку с документами. Вообще-то он прибыл с крайне важной миссией. Спортивное руководство страны высказало чрезмерное беспокойство, когда в первом сезоне возрожденного первенства Европы алые Монетти неожиданно оказались неспособны конкурировать с немецкими машинами. Санети одержал лишь одну победу, да и то за счет своего несомненного таланта, но разве это достойный результат для привыкших побеждать итальянцев?!

Консальво должен изнутри оценить работу команды и представить отчет начальнику департамента, ему в свою очередь держать ответ перед министром, а тому… даже подумать страшно. Дуче, уделяя внимание не только социальным и экономическим вопросам, заботясь о благе граждан, не забывал и о престиже страны. А что будет с продажами могучего концерна «Примо Андреа», дающего тысячи рабочих мест простым людям, если в гонках его машины будут терпеть неудачу за неудачей? И самое страшное – на глазах этих же самых людей.

Короче говоря, Консальво осознавал всю серьезность задачи и вчера весь день провел в боксах, ковыряясь в бумагах и провоняв машинным маслом с подошв и до кончиков пальцев. И то, что он чуть расслабился вечером, никак не повлияет на его настрой. И крупно ошибается тот, кто полагает, что роскошная трапеза и актрисы, которых он даже толком и не помнил, склонят его к необъективным выводам.

Внизу, под трибунами, тоже хватало народу. Консальво мрачно продирался сквозь возбужденную толпу. Да, Марио предлагал сначала насладиться гонкой, а потом уже все обсудить. Но увиденное не доставило восторга. Да и кто такой Марио, пусть и талантливый, но наемный рабочий, против него – проводника воли высшей власти страны?

В боксах царила расслабленная атмосфера. Меж тем, радоваться нечему. Одна машина Перона уже покинула гонку – беспомощно замерев где-то в лесу (а с трибуны и не видно, что красных силуэтов стало меньше). На машине Кавалло барахлила коробка передач, и он уже дважды заезжал в гараж, хотя до конца исправить неполадку в условиях гонки невозможно.

Сам Марио ходил невозмутимый, в своих непременных черных очках. С чего, спрашивается, столь ледяное спокойствие?!

– Что там, Марио? – требовательно спросил Консальво. Ах, как же хотелось бокальчика холодной сангрии! Но надо терпеть.