Ручей

Зверь вылез из дыры в её животе, и больше он не был серым. Трибуны взорвались воем, визгом, свистом и аплодисментами. Зверь стоял, пошатываясь, над телом огромного поверженного врага. Клайд упал на колени, кажется, он плакал. Стараясь не скользить в крови, Лана подбежала к своему раненому питомцу и взяла на руки, горячего и липкого.

— Дамы и господа! — закричал конферансье. — Ублюдки и проститутки! Кровососы, членососы и человеческие отбросы! Перед вами победители! Это Кра-асавица и её Чу-у-удовище-е-е!!!

Из динамиков грянула музыка. Кто-то бросил на сцену янтарное кольцо, ещё кто-то — пачку денег.

— Красавица, пойдём на кофе? — прижавшись к сетке, выкрикнул какой-то господин, а может и ублюдок.

— Красавица, продай мозгоеда! Хорошие деньги дам! — неслось с другой стороны.

Вся в крови, Лана прижимала к полуобнажённой груди и плечам тяжело дышащего Серого и сама, едва дыша, оглядывалась по сторонам. Вдруг Клайд выкрикнул:

— Эй!

Лана обернулась. В его руке был пистолет, и целился он в них с Серым.

— Сдохни, сука! — завопил Клайд. — Я все деньги потерял!!!

Хлопнул выстрел и она вздрогнула всем телом. Клайд выронил пистолет, мягко лёг на арену лицом вниз, да так и остался. Кровожадный зал снова взорвался овациями. Лана оглянулась — Шульга подмигнул и спрятал ствол в карман широкой куртки от кутюр. Господин рядом с ним хлопал, одобрительно улыбаясь.

Глава 33. Лана

***

Костюм Белль казался безнадёжно испорченным кровавыми брызгами, потёками и, кажется, дерьмом. Лана раздумывала, выбросить платье, или всё же постирать, но Валентина сказала, что замочит его с таким хорошим пятновыводителем, что платье станет как новое, а дырку на подоле можно зашить, либо замаскировать тесьмой, ничего не потеряно.

— Крутая у тебя тварь, — с уважением сказала Валентина, держа наготове полотенце.

Лана аккуратно мыла Серого в большом тазу. Тот покосился янтарно-жёлтым глазом на неё, Капельку и Валентину, пришедшую помогать, и что-то коротко пояснил: к-к-ке. Хвост был сломан, но лапа цела, хоть и порвана до кости, как и шкура на спине. Оставалось уповать на быструю регенерацию, о которой говорила Марья Ивановна.

Промокнув Серого, она аккуратно покрыла мазью с антибиотиком раны и заклеила пластырем, который зверь, разумеется, позже сорвёт. К хвосту Лана примотала импровизированную шину, зафиксировала от середины спины и до кончика, стараясь выпрямить те сломанные отростки, которые могли ещё срастись. Валентина принесла тёплого молока, натурального, а не синтезированного, выдоенного из самой настоящей овцы, живущей в огороженном сарае за складом и днём пасущейся на привязи. Лана напоила Серого через шприц. Выражение морды сразу стало самым умильным, молоку он всегда радовался, и Лана давала ему после боёв.

Заглянул Шульга, лучащийся радостью, пахнущий духами и алкоголем, видно успел выпить со своим важным гостем.

— Ну, малая, это было шоу, поздравляю с победой, — сказал он. — Вы оба — выше всех похвал. Ты забыла собрать чаевые.

Он положил на столик кровавые деньги и несколько янтарных украшений, наверное те, что бросали на арену, потому что несколько купюр и в самом деле были испачканы кровью.

— Ты обещал подбирать нормальных противников, — с упрёком сказала Лана.

— Я и подобрал, — он пожал плечами. — Твой же победил? Ну вот. Подняли мы нормально, уж поверь, все ставили на Бонни. Молодец, что не зассала на арене, люблю смелых. А додик сам на пулю нарвался.

— Дядя Лёша, вот твоё украшение, — сказала Капелька, протягивая ожерелье, с которым она весь вечер развлекалась, разглядывая бусины.

— Оставь себе, раклы, — с тёплой улыбкой ответил Шульга. — Ты в них такая же красавица, как и твоя мамочка.

— Это слишком дорогой подарок для ребёнка, — неуверенно произнесла Лана, глядя на ликующую дочь.

Любой подарок нужно было как-то отдаривать.

— Ой, перестань, — Алексей отмахнулся. — Моя бабушка была цыганкой…

— На картах гадала?

— И на картах тоже. Знаешь, почему цыганские женщины до сих пор носят все свои украшения сразу?

Он погладил Серого пальцем по лбу и тот стойко перенёс неприятную для него ласку чужого человека, разве что нос малость сморщил.

— Почему же?

— На непредвиденный случай. Цыган в любой момент может выпереть надоевшую бабу с её детьми и взять себе новую, молодую, вот она и носит всё движимое имущество, чтоб не остаться голяка в случае чего.

— Собрался меня прогнать отсюда? — Лана невесело усмехнулась. — А документы мои готовы?

— Ты что?! — возмутился Шульга. — Да я за тебя любого порву не хуже твоей скотинки. Готовятся, не нервничай. Просто формируем обещанную финансовую подушку. Сейчас своих уложишь и выходи во двор, гульнём колыбой.

— Вот совсем мне гулять не хочется, — Лана помотала головой.

— А мне хочется! — Алексей потянулся и коротко сплясал. — А когда мне хочется гулять, то гуляют все. Чтоб через час была, такую победу да не обмыть — самая плохая примета. И закуски пропадут.

— А можно мне с вами? — жадно спросила Капелька.

— Конечно, раклы! Идём, мама догонит.

— Ты кушать хочешь? — нервно спросила Лана.

— Нет, баба Лиза вечно кормит.

— Так зачем туда идти?

— Потому что все идут, там музыка, а я всегда то с Серым, то с бабой Лизой.

— Нормас, не ссы, всё будет прилично, — пообещал Шульга и увёл Капельку.

Она немного повозилась со зверем, покормила его с рук маленькими кусочками мяса, но ел он плохо, пришлось оставить на утро.

— Ты молодец, — сказала, целуя вытянутую морду, торчащую из мягкого голубого полотенца. — Ты боец, герой. Спи и выздоравливай, а я пойду, гляну, что там.

Во дворе стояла пара столов, уставленных остатками снеди, крохотные канапе свалили в общие тарелки, нежнейшие старые сыры и нарезку, разумеется, собственного производства, в другие, не совсем уже свежие фрукты просто сложили горками. Початых бутылок Лана насчитала с десяток. Рядом грелся мангал с мясом на решётке. Особо тревожиться и не стоило, ничего плохого не произошло, не считая того, что все женщины оказались сильно поддатыми, каждая на свой лад.

Саломэ втыкала, почёсывая морду, рядом с ней сидел такой же кавалер. Катерина, кажется, сегодня пила, потому что обнималась со всеми подряд и смеялась над шутками охотников неестественно громко, как и Валентина. Один охотник уже спал, двое резались в карты. Повариха с красным лицом глупо улыбалась, глядя, как Шульга танцует с Капелькой под нечто старое, с трудноуловимым ритмом. Кажется, пока Лана возилась, он успел навернуть ещё.

Лану встретили аплодисментами, словно на ринг вернулась. Она самую малость выпила для приличия и сразу увела упирающуюся дочку. Помыла, расчесала, рассказала сказку и дождалась, пока уснёт, затем, крадучись, пошла на пищеблок, потому что есть хотелось ужасно. Приходилось осторожничать, чтоб её не заметили шумные гуляки под окном, не потащили к себе, и она тихо шуршала пакетами в шкафчиках. Тем временем музыка снаружи затихла и Катерина запела:

— Ой я верю-у, грех имею-у,

Быть в аду Маричке,

Раз давала целовать всем

Румяное личко!

Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на,

Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай!

Голос у неё был прекрасным, глубоким и сильным, а быстрый припев обитатели колыбы подхватывали хором, кто-то посвистывал, удачно попадая в ноты, и Лана, отыскавшая пачку печенья, решила послушать. Даже окно приоткрыла самую малость.

— Скажут люди-и, что осудя-ат,

Что будут судить… — выводила Катерина, -

Вот бы мне да присудили

Всех парней любить!

Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на,

Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай!

Наверное, это была любимая Катина песня. «Словно про неё саму писанная», — думала Лана с улыбкой, притопывая ногой и хрустя печеньем, когда включили свет.

— Ага, — сказал Алексей с тарелкой и бутылкой в руках, — с простым рабочим людом посидеть брезгуешь, в гордом одиночестве печеньку точишь, хотя там хавчика хоть жопой жуй. Пожри горячего, я барбекю принёс.