Ручей

При виде её зверь, сидящий на столе перед дочерью, прижал уши, стал извиваться всем своим длинным, спортивным телом и залопотал, что-то поясняя: к-к-к! К-к-к-к-к-к!

— Это не его кровь, — только и сказала Лана.

— А чья?

Ответить Лана не успела, потому что запищал выход-вход нулевой точки. Пожаловали ещё какие-то гости.

— Сидите тихо! — велела она и снова захлопнула дверь.

Глава 21. Павор

Чертовка на экране была хороша: пухлые розовые губы влажно блестели, маленькую розовую маечку распирала тяжёлая грудь, возможно, не совсем натуральная, но сделанная добротно, Павор бы пощупал. За спиной над её кроватью висел постер с ксено-пантерой в янтарных бусах, у подушки валялся розовый вибратор.

— В реале со мной встретишься? — спросил он в микрофон, скорее для порядка, чем из настоящего интереса, потому что даже ответь она «да», идти к проституткам Павор боялся.

Во-первых можно подцепить какую-то хворь и полдня проваляться в медкапсуле с иголками во всех руках и трубками по всем местам, пока бездушный автомат, заменивший нынче большую часть среднего медперсонала, будет его обследовать и лечить согласно собственной программе и протоколу. От медкапсул Павора бросало в дрожь, как кого-либо от пауков, тесных заколоченных ящиков и нулевых точек. Во-вторых попросту могла протечь информация. Обычная слежка по уличным камерам, где-то Павор промелькнёт в неправильном месте — и пиши пропало. Не только его яйцеголовый — ушлый парень. Павор знал, что адвокатка жены тоже роет землю в поисках любого компромата, даже опросила бывших сотрудников и отзывы получила какие хотела. Она непременно подняла бы вой о финансировании легкомысленного и порочного рода занятий, невысокой морали и прочих мерзостях, вследствие которых отдавать ему дочь нельзя, потому что нравственное здоровье девочки не менее важно, чем физическое.

Но что поделать Павору, если он мужчина? Одинокий и здоровый, лишённый собственной, законной, условно бесплатной вагины? Разумеется, закинуть денег вебкамщице за приват и сделать себе массажик. Разумеется, с маслом.

Модель он выбрал помоложе, максимально непохожую на Светлану: аппетитную пышечку, белокожую блондиночку с никнеймом Тути Твоя Мечта.

— Ну что ты, — Мечта улыбнулась. — Я не такая. Я на доктора учусь. А ты чем занимаешься?

Павор знал эти штучки — заговаривать и забивать мозги, чтобы время шло, а дело не двигалось. И улыбка, и искренний её интерес к личности Павора, его обстоятельствам и даже тому, как прошёл его день, заранее оплачены и входили в отведённое ему девицей время.

— И что за доктор, уролог? — он ухмыльнулся.

— Педиатр.

Вот так, ребятушки, приводишь однажды ребёнка на прививку, и понимаешь, что докторица имеет диплом по мастурбации на камеру. Хотя, чтоб привести ребёнка, неплохо бы его иметь, тем временем от Шульги вестей по-прежнему не было. Всё настроение, шлюха, испортила.

— Не хочу об этом, — грубовато оборвал Павор.

— А чего бы хотел? — Тути подмигнула.

— Докажи, что ты Моя Мечта, — сказал он.

— Проще простого!

Она привстала, через голову стащила свою маечку, и Павор обомлел. Отнюдь не от того, как во всей красе закачались её тяжёлые, чуть вытянутые груди, хотя и это было прекрасно. На животе и выбритом лобке Мечты красовалась филигранная тату в виде портрета актуального президента. Рот Гаранта Конституции прятался ровнёхонько между её бедрами, соответственно, всякий желающий надругаться над правами и свободами гражданина мог его иррумировать. Разумеется, при доступе к педиатрскому телу. Павор в самом деле оживился.

— Лапочка, я ж на каждый Новый год под бой часов кончать начну, — заворковал он.

Тути хихикнула, показав кончик языка, расставила ноги и заиграла мышцами бёдер и пресса. У Павора глаза на лоб полезли — оказывается, гарант умел кривиться, что твой комик.

В тот момент, когда затрезвонил мобильник, будь он неладен, Павор уже тянулся за маслицем. Он собирался дать отбой и перезвонить после, но, глянув на экран, дал отбой вебкамщице и выключил именно её.

— Слушаю, Алексей Петрович! — поспешно сказал он, чувствуя, как пропадает напряжение в паху.

— Новостей пока не особо, — проронил Шульга и умолк.

«Так чего тогда звонишь?» — подумал Павор с досадой. Время шло, задаток (и большой), был уплачен, а результата, как и с судом — никакого. Тянет время, будто шлюха? Но, разумеется, он промолчал.

— А расскажи-ка мне о своей бабе, — сказал Шульга вдруг. — Кто она такая, чем занималась, кто её родня?

Павор удивился. Под рукой стояло массажное маслице, его он смахнул на пол и отшвырнул ногой.

— К чему это?

— Развожусь, — пошутил браконьер, — подыскиваю новую партию. Смотрины устроить хочу.

— Да что о ней говорить? — спросил Павор снова. — Баба с придурью, вот тебе и весь портрет.

— А что за придурь-то? — сразу спросил Шульга. — В чём выражается?

— Да ты издеваешься? — не выдержал Павор. — Ну истерики там, психи, принимает фантазии за действительность.

— Так кем она работала, ты говоришь?

Нет, это становилось невыносимо.

— Домохозяйкой! Ей что, работать надо было? Сидела как у бога за пазухой. Дом полной чашей, ни в чём не нуждалась, вот с жиру и взбесилась.

— А что она любила делать? Ну, в свободное время?

Павор недоумевал, к чему эти глупые вопросы и какое отношение они имеют к их с Шульгой общему делу. Однако, просто так чёртов бандюк допрос бы не устраивал, где-то крылся подвох.

— Розы рассадила во дворе и клубнику, — подумав, ответил Павор. — Виноград трёх сортов, его мы в прошлый раз и ели.

— А родственники жены — кто?

— Одна тётка у неё, старая проблядь. Мамаша с бабушкой чем-то вирусным заболели и давным давно померли, а папки вовсе не было, ну как, биологический-то был…

— Братья двоюродные есть? Кузены?

— Нет никого…

Ох, неспроста Шульга его расспрашивал…

— Что ты хочешь, Алексей Петрович? — спросил Павор нетерпеливо.

— Я же сразу сказал — познакомиться, — произнёс браконьер другим совсем тоном. — Посмотреть на эту твою бабу, Павор, потому что два моих человека пошли по твою, еблан, пиздючку и не вернулись.

И, кажется, теперь он не шутил.

Глава 22. Матриарх

***

— Жди, — приказала она.

Йел залёг и застыл как камень, за которым прятался. Сзади и чуть поодаль от Матери прижался к стволу Редхи. Второй сын стоял безупречно, неподвижный, как само дерево, лишь глаза шевелились: наблюдал.

Мать, по-прежнему внимательная и зоркая, увидела, как с другой стороны заболоченной поляны шевельнулась ветка, над ней мелькнуло ухо одной из Дочерей. Разумеется, старшей! Матриарх коротко цокнула, подавляя досаду: Дочь плохо пряталась, не имела терпения. Попадётся чуткая добыча, заметит и сбежит, семья останется голодной. Терпенье — первое, чему она учила детей, едва глаза открылись, как учили её саму.

— Ты станешь нетерпеливой Матерью, — с насмешкой упрекала она, и Дочь стыдилась.

— Всё придёт со временем, — говорила затем, чтоб ободрить. — Терпение и гейм делают нас мустами. Семья и слияние делают нас силой.

Гейм у старшей Дочери был отменным, лучше, чем у всего помёта, а шею и грудь уже украшали шрамы. Хотя, чего скромничать, все восьмеро были хороши, ни единого пустого. Пусть неопытны, но Матриарх через день, пока Ночной Глаз не прищурился, натаскивала их на добычу. Сперва находила простую, вроде хромого телёнка, затем помёт взял скрытную сулицу, после — пару зубастых лупров, самца и самку. С каждым разом Мать намеренно выбирала добычу больше, сильнее и опаснее.

Молодняк учился сливаться, ощущать вибрисами друг друга, как пространство: брат — Сестру, та — другую, другая — третью. Они обучались охотиться в слиянии: прыжок шёл за прыжком, удар за ударом, укус за укусом, и пока один уходил из-под клыков и когтей добычи, другие нападали.