Страница 5 из 12
Впрочем, более раннее письмо В. С. Аксаковой М. Г. Карташевской несколько противоречит только что приведенному:
Написана ли вторая часть – этого никто не знает; т<о> е<сть> что она у него является уже ясною в голове, это он сам говорит; но он был даже недоволен, когда спросили его, написал ли он вторую часть, недоволен потому, что это не может делаться так скоро. Прежде еще он говорил отесиньке, что он до тех пор не начинает писать и описывать какое-нибудь лицо, пока оно совершенно ясно, отчетливо с ног до головы, не явится перед ним27.
Вдали от России
В мае 1842 года Гоголь вновь уезжает за границу. В его планах – паломничество к Гробу Господню, условием совершения которого мыслится окончание второго тома:
…помните, что путешествие мое еще далеко. Раньше окончания моего труда оно не может быть предпринято ни в каком случае, и душа моя для него не в силах быть готова. А до того времени нет никакой причины думать, чтобы не увиделись опять, если только это будет нужно (письмо С. Т. Аксакову от 6 (18) августа 1842 г., Гастейн).
Этим же планом он делится и с Н. Н. Шереметевой:
А что я не отправляюсь теперь в путь, то это не потому, чтобы считал себя до того недостойным. <…> Но я потому не отправляюсь теперь в путь, что не приспело еще для этого время, мною же самим в глубине души моей определенное. Только по совершенном окончании труда моего могу я предпринять этот путь. <…> Окончание труда моего пред путешествием моим так необходимо мне, как необходима душевная исповедь пред святым причащением (письмо от 24 декабря 1842 г. (5 января 1843 г.), Рим).
В гоголевских письмах 1842 года вновь, теперь уже гораздо более настойчиво, звучит тема воспитания и наставничества, не случайная, если вспомнить содержание первой из сохранившихся глав второго тома. Так, передавая П. В. Нащокину предложение Д. Е. Бенардаки (о нем см. в разделе о прототипах поэмы) стать наставником его сына, Гоголь пишет:
Вы можете видеть уже сами, что ваше воспитание отнюдь не должно походить на так называемое гувернерское. Оно должно быть ближе к душе и к сердцу, все в разговорах, а не в книгах. Жизнь, живая жизнь должна составить ваше учение, а не мертвая наука (письмо П. В. Нащокину от 8 (20) июля 1842 г., Гастейн).
И слова эти, действительно, отзовутся в первой главе второго тома – в истории становления Тентетникова и описании педагогической деятельности его наставника Александра Петровича:
Он утверждал, что всего нужнее человеку наука жизни. Что, узнав ее, он узнает тогда сам, чем он должен заняться преимущественнее28.
В июле 1842–1843 годов Гоголь просит С. Т. Аксакова прислать ему труды по статистике, этнографии, истории, а также сочинения религиозного и духовного характера:
…Памятник веры, такой совершенно, как у Ольги Семеновны, и Статистику России Андросова <…>. Кажется, вышел какой-то толстый том от мин<истерства> внут<ренних> дел. – А Григория Сергеевича29 попрошу присылать мне реестр всех сенатских дел за прошлый год с одной простой отметкой: между какими лицами завязалось дело и о чем дело. Этот реестр можно присылать частями при письмах ваших. Это мне очень нужно. Да, чуть было не позабыл еще попросить о книге Кошихина, при ц<аре> Ал<ексее> Михайловиче (письмо С. Т. Аксакову от 15 (27) июля 1842 г., Гастейн).
Имелись в виду книги: «Памятник веры, представляющий благочестивому взору христианина празднества, православной церковью установленные св. угодникам Божиим с кратким описанием их жития» (М., 1838); «Хозяйственная статистика России» В. Андросова (М., 1827); «Материалы для статистики Российской империи, издаваемые при Статистическом отделении Совета Министерства внутренних дел» (СПб., 1839–1841), «О России в царствование Алексея Михайловича» Г. К. Кошихина (СПб., 1840).
Девять месяцев спустя в письме от 7 (19) апреля 1843 года из Рима Гоголь просит теперь уже Н. Я. Прокоповича прислать ему издание Ф. В. Булгарина «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях» (СПб., 1837). Н. Н. Шереметеву он просит извещать его «обо всех христианских подвигах, высоких душевных подвигах, кем бы ни были они произведены» (письмо от ноября 1842 г., Рим).
Все это были книги и материалы, нужные Гоголю для второго тома – для изображения повседневной русской жизни30.
Друзья на просьбы Гоголя реагировали несколько лениво. С. Т. Аксаков эту леность прокомментировал впоследствии следующим образом:
Надобно признаться, что почти все поручения Гоголя насчет присылки статистических и других книг, а также выписок из дел и деловых регистров исполнялись очень плохо; а между тем очевидно, что все это было ему очень нужно для второго тома «Мертвых душ»31.
Старший брат поэта Н. М. Языкова П. М. Языков, этнограф, геолог и историк, сходным образом медлил с исполнением обещания прислать Гоголю «собрание слов и описание крестьянских ремесел», им составленное. «Гоголь ждет: ему теперь нужны эти оба предмета», – жаловался родным Н. М. Языков в письме от 28 декабря 1842 года (9 января 1843 года) из Рима32.
Но при этом вопросы московских друзей, скоро ли будет окончен новый труд, не прекращались. Гоголь отвечал:
Верь, что я употребляю все силы производить успешно свою работу, что вне ее я не живу и что давно умер для других наслаждений. Но вследствие устройства головы моей я могу работать вследствие только глубоких обдумываний и соображений… (письмо С. П. Шевыреву от 16 (28) февраля 1843 г., Рим33).
О том, с какого времени Гоголь за границей начал всерьез работать над вторым томом, существуют разные мнения. Комментаторы старого академического издания считают, что Гоголь принялся за продолжение «Мертвых душ» лишь к осени 1843 года34. По мнению Ю. В. Манна, ссылающегося на римское письмо Н. М. Языкова брату (в нем, правда, о втором томе конкретно не говорится), работа возобновилась раньше:
Гоголь ведет жизнь очень деятельную, пишет много; поутру, т<о> е<сть> до 5 ч<асов> пополудни, никто к нему не впускается, ни в будни, ни в праздник; это время все посвящено у него авторству, творческому уединению, своему делу, а после обеда отдыхает у меня. Что же он сочиняет? – Не знаю… (письмо от 4 (16) февраля 1843 г.)35.
В уже упомянутом выше письме С. П. Шевыреву от 16 (28) февраля 1843 года из Рима Гоголь, хотя и менее уверенно, чем на прощальном обеде, говорил о необходимых ему двух годах для завершения тома:
После сих и других подвигов, предпринятых во глубине души, я, разумеется, могу теперь двигать работу далеко успешнее и быстрее, чем прежде; но нужно знать и то, что горизонт мой стал чрез то необходимо шире и пространнее, что мне теперь нужно обхватить более того, что верно бы не вошло прежде. Итак, если предположить самую беспрерывную и ничем не останавливаемую работу, то два года – это самый короткий срок. Но я не смею об этом и думать, зная мою необеспеченную нынешнюю жизнь и многие житейские дела, которые иногда в силе будут расстроить меня, хотя употребляю все силы держать себя от них подале и меньше сколько можно о них думать и заботиться.
27
Литературное наследство. Т. 58. С. 628.
28
ПСС‐2. Т. 8. С. 13.
29
Один из сыновей Аксакова, который в это время служил прокурором в Симбирске.
30
См.: В поисках живой души. С. 177–178.
31
Гоголь в воспоминаниях современников / Ред. текста, предисл. и коммент. С. И. Машинского. М., 1952. С. 165.
32
Литературное наследство. Т. 58. С. 646.
33
Ср. еще один, на этот раз скорее ироничный, отзыв Н. М. Языкова в письме А. М. Языкову от 5 мая 1843 года о времяпрепровождении Гоголя в это время: «Гоголь еще неизвестно куда пустился из Эмса. Теперь он собирает все критики, писанные на „Мертвые души“, <…> он, дескать, затем и выдал первую часть, не написавши остальных, чтоб воспользоваться суждениями литераторов и все переправить!!! Кумушка, мне странно это!..» (Там же. С. 664). О том, что Гоголь мог умышленно медлить с продолжением «Мертвых душ», желая «извлечь побольше для себя пользы из разноречивых отзывов критики о уже вышедшем к тому времени первом томе», см.: ПСС‐1. Т. VII. С. 399.
34
См.: Там же.
35
Литературное наследство. Т. 58. С. 651–652; см.: Манн Ю. В поисках живой души. С. 176.