Это всё ты

– Вот что ты врешь, а? – бомбит Мадина, заставляя меня задохнуться.

Я размыкаю губы, тяну кислород… Но сказать так ничего и не успеваю. Услышав, что кто-то бежит позади, резко разворачиваюсь.

– Один игрок травмирован, – сообщает с улыбкой распаленный докрасна Самсонов. – Нечай сказал, что ты можешь заменить.

Максим смотрит мне в глаза, но я не соображаю, что несет в себе это извещение. Пока он не наклоняется, чтобы обхватить мои ноги под коленями и закинуть меня себе на плечо.

6

Как ты смеешь?

В происходящее невозможно поверить.

Самсонов такой же варвар, как и Нечаев. Возможно, даже хуже. Двух секунд достаточно, чтобы сделать выводы: он ведет себя как архантроп, который застрял на нижней ступени первобытной культуры. Ведь он несет меня на плече, словно дикарь свою добычу! Никто никогда со мной подобным образом не обращался. И сейчас, когда Самсонов опускает меня ногами на поле, я едва сдерживаю слезы унижения.

Сжимая руки, которые вдруг ощущаются неестественно крошечными и безумно слабыми, в кулачки, подаюсь вперед, чтобы поставить лохматое чудовище перед фактом: со мной так нельзя.

Но он даже не удосуживается опустить взгляд и посмотреть на меня. Складывая ладони вокруг рта рупором, горланит, как отмашку:

– Гаси!

Я шумно вздыхаю и машинально оборачиваюсь. Пространство вращается вместе со мной.

«Танцующего» в воротах голкипера улавливаю смазанно. Все мое внимание заостряется на уверенно берущем разбег Яне. Он, как и раньше, производит идеальный расчет своим действиям. Размах, удар, и мяч вместе с частичками газона взлетает над землей.

По моей коже разбегаются мурашки. Сердце принимается усердно бахать в ребра. Дыхание обрывается. Пока я наблюдаю траекторию пути, которую преодолевает мяч, здравый смысл блокируется. Вместо него в моей голове врубаются те участки, которые производят гормоны. Мое сознание плывет от восторга.

Голкипер прыгает, но у него нет шансов даже дотронуться до мяча. Заваливаясь на бок, он лишь прослеживает, как тот влетает в нижний правый угол ворот, заставляя сетку натянуться и пойти волной.

Часть игроков, находящихся на поле, взрывают пространство криками радости. Я же, перерабатывая чувство неожиданного и наивысшего благоговения, едва не звеню от напряжения.

Не хочу смотреть на Яна… Не хочу… Но он притягивает мой взгляд, словно магнит, а поймав, уже не отпускает. Смеется, купаясь в триумфе. Он ведь не умеет радоваться тихо. Да все его эмоции всегда на полную катушку.

Ему же плевать, что о нем подумают люди. Ему плевать, задевают ли его чувства кого-то еще. Ему плевать, когда этот обуревающий шквал обрушивается на меня, заставляя сомневаться в важности тех правил, по которым я живу.

– Я не буду играть, – оповещаю слишком мягко и глухо, чтобы это можно было принять за уверенное решение.

Но откуда мне взять силы, если внутри все расходилось так, что сердцу места мало.

Ян склоняет голову, но зрительный контакт не разрывает. Глядя исподлобья, лениво облизывает губы. Дрожь, которую это действие у меня вызывает, я списываю на инстинкт самосохранения.

Я ведь знаю Яна. Он не сдастся. Будет провоцировать.

– Так и знал, что ты струсишь, – припечатывает ожидаемо.

Я все понимаю. Но… Эти слова все равно оставляют ожог. По всему моему телу. Жар ощущается так явственно, будто его голос превратился в газообразное токсичное вещество и стремительно пронесся по мне с головы до ног, не оставив ни миллиметра здоровой кожи.

– Дело не в трусости, – возражаю я сдавленно, забывая о том, что на нас смотрят десяти глаз.

– Конечно, в ней, – грубо отражает Нечаев. В его тоне, в его глазах, в каждой черте лица горит презрение. Ко мне. Он, конечно, и раньше жалил подобным образом. Но тогда между нами был Усманов. Он всегда защищал… – Боишься всех, кроме своего святого Свята!

Это ощущается, словно удар хлыста. Жестокий, свистящий, пропитанный ядом ненависти… Поджимая вмиг задрожавшие губы, судорожно втягиваю носом воздух. Глаза заполняются слезами, лишая меня возможности видеть своего мучителя. Не знаю, о чем я думаю. Но, отвернувшись, к своему собственному удивлению, не убегаю. Рвано выдохнув, стираю скатившиеся по щекам слезы и подхожу к Самсонову, чтобы выдернуть из его рук мяч.

В висках убийственно стучит. Сердце бьется в истерике. Но я достигаю средней линии и опускаю мяч на отметку центра поля.

– Какого цвета футболки у моей команды? – спрашиваю, глядя на физрука.

– Голубые, – отвечает он, указывая на голкипера, в ворота которого Нечаев пару минут назад засадил гол.

Прекрасно. По крайней мере, мы в разных командах.

Прижимаю мяч ногой и заставляю себя изучить расположение игроков. Игнорировать Яна невозможно. Внутри меня все переворачивается, едва только скольжу мимо него взглядом.

Я просто жду свистка, чтобы разыграть мяч, а кажется, будто собираюсь начать войну. Ветер обдувает мое пылающее лицо и принимается трепать пряди, которые, продолжая своевольничать, выбиваются из стянутой резинкой копны. Запоминаю все это, словно это последние секунды моей жизни, и скоро мне неизбежно придется с ней проститься.

– Я с Юнией! – врывается в эту напряженную сцену громкий выкрик Валика.

Понятия не имею, зачем он это делает. Но смотрю на него и с благодарностью улыбаюсь.

– Еще один хренов рыцарь, блядь, – толкает Нечаев с приглушенной злобой.

Но… Не препятствует.

Срезаемся взглядами как раз в тот момент, когда он дает знак одному из игроков уступить позицию Валику.

Шумный вдох. Свисток. Зрительная сцепка с парнем, которому я собираюсь дать пас. Еще мгновение, и я, не веря себе и в себя, бью по мячу. С облегчение выдыхаю, когда задуманное удается – игрок принимает пас и тут же передает его дальше. Я на автомате бросаюсь вперед и, оценивая исключительно технические показатели, продвигаюсь к воротам соперника.

«Скорость – твое преимущество», – воскрешаю слова, которые заставили меня поверить в себя много лет назад.

Отвергаю лишь то, кому они принадлежали.

«Футбол – это, блядь, игра не для тупых… Тут нужен определенный уровень интеллекта, чтобы уметь обрабатывать информацию и просчитывать возможные комбинации молниеносно… У тебя реактивный мозг и быстрые ноги…»

Нахожу глазами мяч. Огибаю противника. Показываю, что открыта. Принимаю. И тут же оказываюсь окружена.

«Танцуй, Ю…»

И я «танцую», используя для перемещения по полю те самые движения джинги[1], которым когда-то научилась у Нечаева.

И плевать, что напирает на меня именно он. Плевать на то, что Свят в какой-то момент пристыдил нас, назвав этот стиль выпендрежем, жульничеством и «унижением соперника». Плевать, что я зарекалась его когда-либо использовать.

Разворачиваюсь, держа мяч практически кончиком кроссовки. Задевая грудь Яна плечом, отрывисто и громко вздыхаю. Доли секунды, когда я ощущаю жар его тела. Разряд, посылающий электрические импульсы по всем клеткам. Яростная встряска. Выход из силы. Смещаясь левее, ловлю в фокус ворота.

И снова живое препятствие – ОН.

Вскидывая взгляд, зачем-то удерживаю непозволительно долгий зрительный контакт. Пока в глубине его глаз что-то рушится, выплескивая в мир сумасшедшее радиоактивное излучение, выталкиваю мяч в безопасную зону – передаю Валику. Тот его, к сожалению, почти сразу же теряет. Но пока я обгоняю Нечаева, другому игроку нашей команды удается вернуть контроль над полем. Не то чтобы я стремлюсь закончить атаку лично, но когда оказываюсь у ворот и получаю пас, на инстинкте поддеваю мяч носком и одним выверенным ударом отправляю его в открывшийся угол.

– Ни хрена себе… Ни хрена себе! НИ. ХРЕНА. СЕБЕ!!! – горланит Самсонов на весь стадион, заставляя меня вздрогнуть и как будто очнуться от того морока, в котором мне казалось, что я способна покорить любую вершину. – Вот тебе и одуван!

1

Джинга – особый и очень старый стиль игры. Возник в Бразилии в эпоху рабства, когда футбол был одним из способов практиковать капоэйру (боевое искусство с элементами танца).