Война

Тишина внезапно взорвалась шумом схватки, криками, воплями, лязгом, звоном тетивы, ударами. Лего медленно завалилось и рухнуло навзничь, повалив несколько больших, отчаянно заскрипевших деревьев и мелкую Погань. Витька оставался на нем.

Я увидел десятки Уродов — секунду назад они бешено сражались, но сейчас начали падать и умирать прямо на месте, словно у них разом выкачали всю жизненную силу.

Потому что Единого больше нет. Вот так легко.

Точнее, нет, вовсе нелегко. Удар в сердце друга отозвался во мне болью едва ли не большей, чем если бы меня самого ударили кинжалом в грудь.

Тучи быстро рассеивались. Ложная луна повалилась, бухнувшись в болото, и сдулось, как продырявленный воздушный шар.

Лес гремел — Лего повсюду разваливалось на куски, Големы рассыпались в песок, нетопыри сыпались с небес. Пустые и прочие тонкоматериальные твари попросту развеивались на ветру. Погань разрушалась повсюду.

В лесу погасли зеленые вспышки россов, Отщепенцы радостно взревели, и громче всех горластый Симеон-гном.

Я оглянулся и увидел погибшую шаманку, лежащую совсем недалеко, полуразорванную Уродами, но с довольной улыбкой на мертвых губах. Над ней склонились правнучки и пели тихую песню:

— Ой, течет река широкая…

Ой, да течет река привольная!

Здесь привольная, а там бурная,

По порогам громом гремящая.

Так и жизнь непостоянная,

Непостоянная да ненадежная…

Думал, счастье ты нашел,

А оно туманом рассыпалось…

Я больше не ощущал присутствия Единого. Он исчез. Я посмотрел на мертвого Витьку, лежащего поверх поверженного гигантского Лего. Снова я его потерял. Но мы встретимся. Недаром активировался Знак Осознанной Реинкарнации, что передала мне шаманка вместе с Лапой Дьявола. Я его сразу и не разглядел. Знала ли она, что оберег понадобится Витьке? Вот Единый подозревал об опасности, раз оставил оберег на берегу.

Передо мной появилась мерцающая голограмма Первой. Она то появлялась, то исчезала. Связь была скверная. Знак Умбота снова горел на внутреннем экране — следовательно, Первую вижу и слышу один я.

— Срочно… дите! — донеслось до меня. — Фаза портала… нестабильна. Я должна нанести…

Я встрепенулся. И заорал — и вслух, и через эгрегор:

— Уходим! Быстро! Сейчас умбот Республики Росс нанесет удар с орбиты!

Я побежал в поисках Киры. Она сразу же нашлась — живая, целая, на коне и с окровавленным ятаганом. Я запрыгнул на ее коня и сел позади Киры. Кира пришпорила коня, и мы поскакали в обратном направлении, прочь от Ока Ведьмы. Северяне справа и слева от нас бежали ровными рядами, топали дробно. Россы взревели двигателями байков, набирая скорость в спешном отступлении. Отовсюду раздавался топот коней Отщепенцев.

Вдоль речки назад, назад в слабом серебристом свете нарождающейся луны…

Мы поднялись на гряду холмов, протянувшуюся вдоль Танаиса, когда с небес на джунгли позади нас опустился ослепительный фиолетовый столб, заливая все вокруг неестественным светом. Не было слышно ни звука, а ночь на краткие секунды превратилась в день. Затем раздался чудовищный грохот, и наши тени впереди вытянулись, резко обозначились от огненного смерча, поднявшегося в джунглях.

Шквальный ветер повалил деревья, как гнилую солому. Столб растаял в ночном сумраке, но вокруг того места остались расширяющиеся кольцами легкие облака, и огненный ад. Жаркий ветер ударил нас в спину, дико напугав лошадей, и почти снес с возвышенности, повалил множество всадников и даже кое-какие росские байки вместе с седоками. Лес горел, как сухой хворост. Горизонт позади был объят пламенем на многие десятки километров.

После того, как мы с Кирой и лошадью чуть не перекувыркнулись через голову на спуске с холма, я стянул Огнепоклонницу с седла и прижал к траве, прикрывая собой. Земля тряслась как от землетрясения баллов в восемь, а то и больше, ураган рвал одежду и волосы, оглушал и сбивал с толку.

Потом без предупреждения все затихло. Я больше не воспринимал эгрегор. Волшбы не было, испарилась и Погань. Нас окружал тихий мир, лишь ровно гудел пожар вдали. Республика Росс только что стерла Око Ведьмы с лица земли. А я стер Поганое поле вместе с его Повелителем.

Эпилог

— И мы с Кирой Огнепоклонницей вернулись в Вечную Сиберию, сказали пограничникам условную фразу: “Олесь Панов из Скучного мира прибыл развеяться”. И стали править. Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец!

— Честно и справедливо правили-то?

— Что за вопрос? Конечно, честно и справедливо.

— И вы построили Утопию?

— Хмм… Нет, наверное… Но мы очень стараемся, чтобы людям было хорошо жить в нашем государстве. Это очень трудно. Но не буду рассказывать прямо сейчас: это другая история.

— А тело Кирсанова? Оно не исчезло?

Я вздрогнул. Надо же, помнит! Может, зря я поведал обо всех жестоких и некрасивых подробностях, включая смерть бывшего Председателя?

— Не исчезло. Единый его не забрал, как Витьку.

— А заключенная номер 52-877?

Меня снова пронизало жутковатое ощущение. Какая феноменальная память!

— Ты ведь знаешь тетю Рину, — заворчал я. — Она омбудсмен в Князьграде, очень популярный. У нее большие политические способности и сострадание. После того, что она прошла, она поймет любого. В скором будущем хочу сделать ее Председательницей Вечной Сиберии, потому что нам с Кирой опротивело быть первыми лицами. Иногда мне кажется, что в палатке под мостом мы были куда счастливее, чем во дворце в Князьграде…

— Ты об этом рассказывал сто раз, папа!

Я смешался. Неужели старею и склоняюсь к самоповторам?

— Ну вот… Думаю, тетя Рина справится с задачей лучше меня.

— Не называй ее тетей Риной! Ты ведь рассказываешь историю, и все должно быть предельно аутентично.

Я не выдержал и рассмеялся.

— Ах ты ж моя начитанная!

— Не начитанная, а наслушанная! Я предпочитаю слушать книги, а не читать. Это позволяет одновременно заниматься спортом.

Виктория вырвалась из моих объятий и встала, подбоченившись, в центре помещения.

Ей недавно стукнуло четырнадцать лет, и для своего возраста она была довольно высокой, в меня. Худощавая, с густой гривой каштановых волос — как у мамы. Большие серые глаза, острый нос и красиво очерченные губы.

Историю моих приключений она слышала и раньше, но только сегодня я решил рассказать обо всех сторонах тех событий. Включая то, что я жестоко убил Админа и вообще не всегда вел себя достойно и адекватно. Она должна знать, уже взрослая.

Я поднялся с кресла во главе большого полированного продолговатого стола.

— Ну что, пошли? А то опоздаем. Приспичило же тебе снова обо всем этом слушать! Да и ждут нас, поди. Выстроились рядами и муху отогнать боятся без разрешения… Эх, никак не научатся сиберийцы не бояться начальства.

Виктория скривила губки.

— Они еще инфантильны, страх им не повредит. Ребенок должен побаиваться родителей, иначе на шею сядет!

— Как ты села, Виктория? — фыркнул я.

— Я не села. Я просто иногда немного борзею… Кстати, вы с Кирой Огнепоклонницей меня в честь Витьки Смольянинова назвали?

— История закончилась, называй маму мамой, а не Кирой, — сделал я замечание. — Да, в честь. Ты на него похожа… Особенно когда морщишь нос, как сейчас.

Я взглянул на нее с помощью В-сканера. И отчетливо разглядел на интерфейсе, как пульсирует Знак Осознанной Реинкарнации.

— Чем похожа? — не отставала дочь.

— Интеллектом прежде всего. И интересом к социологии и политике в возрасте, когда интересуются совсем другими вещами.

Виктория парировала:

— Если не интересоваться арифметикой, тебя обсчитают на рынке. Если не интересоваться политикой, из тебя сделают раба. Человек сам должен отвечать за себя, а не надеяться на волшебника с татуировками. Или на искусственный интеллект, который построил бы утопию.