Демоны города масок

– Ну же, девочки мои, не позвольте этой погани ускользнуть! – разнесся над нашими головами голос хозяина, кровавой пеленой опустившись на каждую из его «девочек».

Они забились яростнее, но парни оказались не промах. Дан справлялся ловчее всех. Он вспорол и разорвал пополам пятерых тварей, но одна из них подкралась к навиру, что выжигал глаза ее подругам, и вцепилась когтями в его незащищенную шею. Я больше не мог ждать и копить силы. Если его утащили бы, то сожрали, как Безсона.

Не успел я сосредоточиться на внутренней силе, как из темноты вынырнули еще две особи и с плотоядными ухмылками на обезображенных ртах бросились ко мне, вытянув руки со скрюченными когтистыми пальцами. Тратить силы нельзя было, иначе их не останется на взрыв.

Я выхватил меч и полоснул одну из тварей прямо по лицу. Она завизжала, схватившись за бескровную рану. Из давно мертвых тел не сочилась кровь, зато мне в лицо пахнуло разложением. Едва удержавшись от рвотного позыва, я задержал дыхание.

Вторая тварь прыгнула сзади, целясь в шею, но мне не составило труда насадить ее на меч, словно курицу на вертел. И вновь эта вонь, заставившая меня зайтись в кашле. Наткнувшись взглядом на отчаянно отбивавшегося парня, по шее которого стекали ручьи крови, я вытер меч об изношенную одежду проткнутой погани и вернул его в ножны, после чего сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

Внутренняя сила только и ждала, когда же моя воля сосредоточится на ней. С бешеной радостью преданного пса заскулила и заерзала в груди. Шар магии разрастался, но сегодня в нем не было ни искорки света. Во мне разбухала тьма. Тело затянуло в омут бесконечной черноты, она сгустилась и под веками, и вокруг меня. Я ощущал, как дрожат руки, как их окутывает жар, как он разрастается. Шар силы рос, и вся тьма лихомора струилась в нем.

Все вокруг стихло. Неужто нечисть испугалась? Но я не открывал глаз, продолжая наращивать мощь. Пара мгновений, и первозданная магия в моих руках взорвалась, сбив с ног меня самого и Дана с его бойцами. Тварей же разметало по округе, их части разлетелись гнилыми ошметками. Не знаю, задело ли их хозяина, но хлопок получился мощным и обжигающим. Он исчез, будто и не было, бросив своих разорванных на части «девочек».

Местные жители, наверняка напуганные нашествием нечисти, не высунули носы на улицу даже после взрыва.

Я рухнул на землю, не чувствуя собственного тела, и только краем глаза видел, как Дан бросился к бойцу, из шеи которого хлестала кровь. Ему пришлось оторвать рукав рубахи, чтобы перевязать раны. Бедолага кое-как поднялся на ноги, шатаясь, как молодая береза на ветру. Тут-то взгляд Дана и наткнулся на меня, обессиленного и беспомощного. С тяжелым вздохом он опустился на колени рядом со мной. Лицо Дана омрачалось горем и яростью, но голос прозвучал спокойно:

– Ты как?

– Жить буду. Много сил отдал, – с трудом прохрипел я. Подводило не только горло, но и язык. Казалось, последние силы отбирает дыхание, куда уж там разговорам!

– Нужно убираться отсюда, пока твари не вернулись, – пробормотал Дан и легко, будто перышко, взвалил меня на плечо.

Ничего позорнее со мной еще не приключалось, но сейчас у меня не вырвался даже вздох возмущения – для этого потребовалось бы слишком много сил.

Мы окинули взглядом обугленные останки, и наверняка каждому пришла в голову печальная мысль, что Безсона не получится даже традиционно сжечь. Половина его тела упокоилась в желудках разорванных тварей, вторую же половину разметал взрыв.

Мы двигались в полном молчании, я заставлял себя дышать, только бы не сдохнуть прямо на плече бывшего сослуживца, а в голове остервенело билась одна-единственная мысль: «Они охотятся на навиров. Нас хотят истребить!»

Глава 3. Пламя под пятками

Амаль

Мерное трепетание огня толстой восковой свечи убаюкивало. Вместо выцветших заковыристых букв я видела лишь бешеную пляску смазанных узоров. Голова раскалывалась, а в глазах мелькали размытые образы недавних событий. Действие настойки Мансура подходило к концу, и хватка горя с каждой минутой все сильнее сжимала горло.

Я упрямо продолжала читать одолженную у новоявленного отца книгу о правлении последнего каана Башира Гана и его верном царе змей Аждархе. Оттуда и узнала, что за все время ведения летописей известно всего о трех змеиных царях. Одного пять веков назад извели в Алмазной империи ценой сожженного войска, второй погиб в войне с Шань-Юном и только третий дожил до наших дней в заточении. Он и служил Баширу Гану верой и правдой, принеся врагам столько ужаса, что в Нараме о нем до сих пор слагали кровавые предания.

Легенды гласили, что драконом Аждархой становится змея, прожившая столетие, не видя людей и не слыша их голосов. За годы в одиночестве она вымахивает до устрашающих размеров, отращивает несколько голов и напитывается магией, обретая власть над змеями. Сколько же сил накопил змеиный царь, томившийся уже два столетия на дне озера? Это нам и предстояло выяснить, но думать о будущих победах у меня пока не получалось. Сколько бы я ни старалась отвлечься, воспоминания о Беркуте и убитых солдатах не покидали меня, подсвеченные бархатным пламенем свечи.

Пальцы в отчаянии сжимали пузырек с каплями. Надев венец каана, я поклялась себе собрать все крупицы внутренней силы и пережить горе самостоятельно, но когда действие чудодейственного снадобья подошло к концу, блаженное забвение вновь показалось манящим и правильным. Какой толк отчаявшимся людям, которые собрались здесь, от сопливой истеричной девчонки? Капли вновь вернут мне ясный разум. Обитатели пещеры и без того косились на меня с недоверием. Впрочем, я тоже не доверяла никому из них и потому с кипой книг сбежала в свою каморку.

Запрещенные империей правдивые исторические хроники Нарама позволили забыться, но не забыть о горе. Вскоре беспокойный сон наполнил меня, словно аромат эфирных масел. Счастливые воспоминания сменяли друг друга: шуточный поединок Михеля и Ансара; строгие речи Беркута перед строем замерших в напряжении солдат; Мор, преданно машущий хвостом при виде хозяина; Тайфун, доверчиво уткнувшийся носом в руку моего друга; наша первая встреча с предателем… Вонь пота и грязной одежды, казалось, до сих пор осталась у меня в носу.

Образ шпиона вдруг распался на осколки, собравшись в новую картинку. Центральная площадь Вароссы, вздымающийся к небу костер, разномастная толпа веселящихся горожан и наш с Беркутом последний танец на празднике встречи осени.

– Может, хоть раз станцуешь женскую партию? Я будто с мужиком в паре стою. Это… странно.

– Интересный опыт для тебя, не правда ли?

– Ты просто не умеешь.

Не умею без тебя, Михель. Во что же я ввязалась?

– Прости меня, сестра! Пощади, умоляю!!!

Хищный огонь пожирал тело Арлана, впивался в его кожу смертоносными когтями. Она чернела и обугливалась, сливалась воедино с одеждой, превращаясь в черное месиво жженой плоти. Брат хрипел и стонал, молил о помощи и тянул ко мне пылающую руку. А я… я таращилась на него, чувствуя подступающую дурноту… Его глаза… такие добрые и нежные когда-то… они принадлежали зверю… К горлу подкатил комок рвоты.

За дверью послышался беспокойный гомон, отчего я подскочила на скамейке и прикрыла ладонью рот, готовый извергнуть желчь из пустого желудка. Перед глазами все еще пылал образ Арлана, воздух с хрипом входил и выходил из груди, а снаружи раздавался топот множества ног. Что-то снова случилось.

Рука, подчинившись порыву отчаяния, откупорила крышку на спасительном пузырьке, и на язык живительной горечью упали пять капель настойки Мансура. Если мне вновь грозит смерть, то умру с ясной головой, прихватив с собой парочку врагов.